Жизнь с Раманой Махарши - Дэвид Годман

Множество людей писало о жизни Бхагавана, о его учении и том опыте, которые различные преданные переживали в его присутствии. Прошло более сорока лет с момента смерти Бхагавана, и можно извинить того, кто предполагает, что фактически все значимые истории о Бхагаване в той или иной форме уже напечатаны. Так склонен был считать и я до 1987 г., пока не отправился брать интервью у одного из старейших преданных Бхагавана по имени Аннамалай Свами. Вскоре я вынужден был пересмотреть свою точку зрения. В течение нескольких недель он рассказал мне так много интересных, не публиковавшихся ранее историй о Бхагаване и преданных, живших рядом с ним, что я решил записать их в форме рассказа от первого лица и опубликовать. Аннамалай Свами дал мне свое разрешение и впоследствии прочитал мой рассказ, чтобы убедиться, что все его истории переданы верно. Я снабдил этот рассказ собственными комментариями. Большинство из них объясняет непонятные места в тексте, некоторые же дают фоновый план или дополняют его схожими историями, которые не были известны Аннамалаю Свами.

Я хочу поблагодарить Шри С. Сундарама, выступившего в роли моего переводчика, Кумара Свами за перевод на английский язык дневника Аннамалая Свами, Сатью за расшифровку всех бесед, которые идут в заключительной главе, Шри Раманашрамам за разрешение использовать фотоматериалы из его архива, Н. Сутару за любезную помощь при редактировании, а также Джагрути и несколько других членов Сатсанга Бхавана в Лакнау за набор и подготовку окончательной редакции.

Дэвид Годман Лакнау, Индия, март 1994 г.

Приход к Бхагавану

Я родился в 1906 году в Тонданкуричи, деревушке примерно в двести домов. Мой отец, человек многих талантов, был в деревне уважаемой личностью. Будучи фермером, астрологом, художником и строителем, он помимо того знал толк в изготовлении статуй и сооружении гопурам (городских башен). Вскоре после моего рождения отец встретился с другим астрологом, чтобы обсудить мой гороскоп. Оба они пришли к выводу, что я с большой долей вероятности мог стать санньясином (индуистским монахом, отказавшимся от всех связей с семьей и миром). Мой отец, недовольный этим предсказанием, решил предотвратить подобное развитие событий, лишив меня должного образования. Он посчитал, что если я никогда не научусь толком читать и писать, то никогда не прочту священные писания и никогда не обнаружу интерес к Богу. Из-за веры моего отца в это предсказание я получил лишь самое поверхностное образование в местной деревенской школе. Едва я успел освоить алфавит, как меня забрали из школы и отправили помогать отцу в его работе на полях.

Отец, подозревающий, что я могу попытаться вернуться в школу без его ведома или согласия, старался принять все меры, чтобы я оставался практически неграмотным, говоря моей матери: «Если он снова пойдет в школу, не давай ему есть».

Вскоре после того как меня забрали из школы, я, проходя через соседнюю деревню под названием Вепур, услышал, как заезжий ученый человек дает наставления.

Он говорил жителям деревни: «Быть образованным полезно. Даже если вам придется просить милостыню, чтобы прокормить себя во время обучения, вам стоит учиться как можно больше. Только с помощью образования можем мы познать тайны мироздания».

Вернувшись домой, я подошел к отцу и пожаловался: «Сегодня в Вепуре я слушал ученого, который говорил о ценности образования. Ты не разрешаешь мне ходить в школу. Почему?»

Отец уклонился от вызова, сказав: «Ох, мы всего лишь фермеры. Нам достаточно уметь писать свое имя, чтобы ставить подпись».

Поскольку меня не удовлетворили ни позиция отца, ни его ответ, я решил попробовать учиться самостоятельно. Я завладел двумя книгами – одной, содержащей рассказы о царе Викрамадитье, другой – со стихами Паттинатара [1] – и попытался сам научиться читать. По любопытному совпадению одни из первых стихотворных строф Паттинатара, которые я сумел разобрать, пророчески подытожили тот духовный путь, которому я стремился следовать большую часть своей жизни:

Тот, кто отказывается от дома,

в кроры [2] раз превосходит того,

кто, ведя жизнь домовладельца,

выполняет множество пуний и дхарм [3] .

Тот, кто отказывается от ума,

в кроры раз превосходит того,

кто отказывается от дома.

Тот, кто вышел за пределы ума

и всякой двойственности, —

как выразить мне величие этого человека?

Хотя я никогда не встречался с утверждением, подобным этому, я всегда обладал природной склонностью к духовной жизни. Никто никогда не говорил со мной о религиозных вопросах, но каким-то образом я всегда знал, что существует высшая сила, называемая «Богом», и что цель жизни – достичь этого Бога. Инстинктивно, без внушения со стороны, я чувствовал: все, что я видел, было некоторым образом иллюзорно и нереально. Эти мысли вместе с идеей о том, что в этом мире мне не следует привязываться к чему бы то ни было, были частью моего сознания даже в самые ранние годы моего отрочества.

Мне вспоминается один случай, который произошел, когда мне было всего шесть лет. Я гулял с матерью недалеко от деревни, когда мимо нас прошел садху в оранжевом облачении. Я спросил мать: «Когда я стану таким же санньясином?» и, не дожидаясь ответа, отправился по дороге вслед за садху.

Пока шел, я слышал, как моя мать с раздражением говорила местной женщине: «Посмотри, какой негодный мальчишка! Даже в таком малом возрасте он пытается стать садху [4] ».

Мой отец, к несчастью, не разделял моих религиозных наклонностей. Он тщательно выполнял пуджу [5] ежедневно по полчаса, но его побуждения были исключительно материальными.

Однажды, все еще будучи маленьким мальчиком, я спросил его: «Для чего ты выполняешь эту пуджу каждый день?» Он ответил: «Я хочу иметь богатство, иметь землю, я хочу иметь золото и много денег».

Я сказал: «Все эти вещи тленны. Зачем ты молишься об этих преходящих вещах?» Отец был удивлен, что в столь юном возрасте я обладаю пониманием таких материй. «Откуда ты знаешь, что эти вещи тленны?» – спросил он. «Я знаю, поэтому и говорю тебе», – ответил я. Знание было внутри меня, но я не мог выразить его или как-то рационально объяснить.

Когда отец обнаружил мой интерес к духовным вопросам, то попытался мне помешать. Он создал множество помех на моем пути и лишь через много лет наконец сдался и признал, что стать садху было моим предназначением.

Пока я был еще достаточно мал, деревенские жители считали меня своего рода маскотом (талисманом удачи). Когда кто-нибудь принимался строить новый дом, меня просили заложить первый камень. Меня просили вырвать первый сорняк, когда в полях начиналось прореживание посевов, а на свадьбах – коснуться статуи Ганапати в начале церемонии. Самой приятной обязанностью, однако, было поедание сладостей. Когда по случаю каких-либо торжеств жители деревни готовили сладости, меня приглашали отведать их. Я не знаю, когда односельчане начали верить в то, что я приношу им удачу, и как они пришли к такому заключению, но эта традиция продолжалась до тех пор, пока мне не исполнилось тринадцать лет.

...

Некоторые люди, похоже, наделены даром исключительной удачи, до такой степени, что все, что они делают, обречено на процветание и успех. В Тамил Наду таких людей часто называют «Золотой Рукой». Они очень востребованы как инаугураторы фестивалей и социальных мероприятий, поскольку считается, что любое начинание с их легкой руки будет успешным.

Рамана Махарши тоже носил прозвище «Золотая Рука». В юности он часто играл с друзьями в футбол, и вскоре было замечено, что та команда, на чьей стороне он играл, неизменно выигрывала. Аннамалай Свами, по всей видимости, обнаружил схожий дар удачи, раз его считали деревенским маскотом.

Мне никогда не было свойственно стадное чувство. Вместо того чтобы проводить время с другими жителями деревни, я искал безлюдные места, где мог сидеть и практиковать внутреннюю тишину. Моим любимым местом был храм Винаяки в лесу рядом с деревней. Я часто уходил туда и молился божеству. В те дни я был настолько несведущ в религиозных обрядах, что не знал даже, как правильно простираться ниц перед мурти ; я научился этому, лишь повторяя движения за маленькой девочкой, которая пришла в храм и выполнила замысловатую аштангу намаскарам [6] перед храмовой статуей.

Ближе с религиозными обрядами я познакомился во время посещения Вриддхачалама, шиваистского паломнического центра по соседству с моей деревней. Я понаблюдал за тем, как некоторые брахманы выполняют ануштаны [7] , и попросил их посвятить меня в эти практики. Они отказались, объяснив это тем, что шудрам (членам низшей касты) запрещено практиковать эти обряды.