Притчи мудрого кота - Максим Задорин

жизни подсудимый неоднократно пребывал в нерешительном бездействии и ничего не предпринимал для развития своих задатков ввиду отсутствия каких-либо стремлений. Принимая во внимание всю тяжесть последствий вины подсудимого, прошу назначить ему наказание в виде последующей реинкарнации в камень.

– Подсудимый, Вам все понятно? – спросил голос.

– Вообще-то нет. Если есть обвинение, то должна быть и защита, – с недоброй ухмылкой ответил обвиняемый.

– Слово предоставляется адвокату, – огласил невидимый голос с нотками раздражения.

Слева мгновенно проявился точно такой же круг света, в котором находилась девушка в строгом деловом костюме, с собранным на голове пучком черных волос. Без каких-либо бумаг в руках она быстро проговорила:

– Учитывая незнание степени своей ответственности, прошу для подсудимого смягчения приговора и возможности выбора места, где он будет находиться в качестве камня.

– Это все?! – ехидно спросил мужчина в белой рубашке. – Ну спасибо, адвокат. Старикан хотя бы потрудился на бумажке суть изложить, а эта практикантка на ходу свою блестящую защиту выстроила.

И уже обращаясь к незримому судье, упрямо сообщил:

– В качестве своей защиты я намерен выступать сам. Это возможно?

– Возможно, – с явным неудовольствием ответили из темноты.

В ту же самую секунду круг света переместился под самого обвиняемого, растворив в полумраке девушку в строгом костюме. Мужчина, оглядев свое одеяние при новом освещении, с вызовом выпалил:

– Настоящим заявляю, что всю степень ответственности я осознавал в полной мере! Более того, я ждал этого случая, чтобы иметь возможность высказаться в нужный адрес.

– Вы хотите сказать, что намеренно совершенно ничего не предпринимали в последние три года своей жизни? – уточнил пожилой обвинитель, поправляя пенсне на своем носу.

– Именно!

– Но почему? – не выдержав, удивленно спросил голос сверху.

– Потому что я отказываюсь играть по вашим правилам. Мои стремления всегда сопровождались трудностями, в то время как другим постоянно предоставлялись безграничные возможности, но они не пользовались ими достойно и в полной мере…

– Вы забываетесь! Об этом не Вам судить! – громогласно разнеслось по всему залу так, что человек в пенсне съежился, а круг света под ним уменьшился в диаметре.

Мужчина в белой рубашке, переступив с ноги на ногу, неуверенно отреагировал:

– Может быть. Но раз такое дело, то к чему весь этот балаган? Судят они меня, видите ли. Камнем грозят сделать. Да плевать я хотел! Уж лучше так, чем постоянно лоб расшибать о закрытые двери. Куда ни сунься, связи нужны или деньги. Ты, дядя, что-то скудно свой листок исписал, – обращаясь к человеку в пенсне, сказал подсудимый. – Там, наверное, не указано, сколько раз я заявки на всевозможные конкурсы посылал. Везде отказ или предложение сделать взнос конкурсанта. Это такая программа стимулирования у вершителей? А чем закончилась моя несанкционированная выставка картин, там тоже не записано?!

Мужчина, сжав кулаки и поиграв немного желваками, твердо продолжил:

– Что касается попыток, то их, знаете ли, было в избытке для того, чтобы я имел право в таком духе высказаться.

– Защите больше нечего добавить, – усмехнувшись, продолжил он. – И ходатайство о снисхождении приговора отзывает.

С этими словами круг света, в котором находился обвинитель, погас, а подсудимый остался стоять при тусклом свете матовой лампочки.

– Подсудимый, Вам предоставляется последнее слово, – холодно сообщил вершитель человеческих судеб.

– Горите в аду, – пробормотал себе под нос мужчина, расправляя прилипшие к телу рукава белой рубашки.

– Ввиду вскрывшихся обстоятельств дела, основанных на словах подсудимого, суд объявляет перерыв на неопределенных срок, – торжественно произнес громкий голос, сопровождая последние слова ударами невидимого молотка…

Звонкий гул стоял в забинтованной голове, заставляя через силу открыть глаза в поисках источника неприятного звука. За окном больничной палаты раздавался шум строительных работ и равномерный стук кувалды о металл.

– Вот и славно, – произнес человек в белом халате, держа в руках толстую папку. – Выкагабкались.

– В целом все хогошо, кости на ногах сгастутся и будете в скогом вгемени бегать, как гогная лань. Гуки так вообще не постгадали. Это важно, ведь вы, судя по гисункам, весьма талантливый художник, – сказал врач, театрально картавя, просматривая при этом эскизы, лежащие большой стопкой в картонной папке.

– В числе моих дгузей есть искусствовед, боо-о-оольшого кгугозога человек. Давно жалуется на отсутствие совгеменных дагований. Так я ему, с вашего позволения, пгодемонстгигую эти габоты – докажу, что он непгав, – весело подмигнув, сказал доктор. – А вы попгавляйтесь. И пгошу вас, догогой мой, смотгите по стогонам, когда пегеходите оживленную улицу. Было бы очень печально лишиться еще одного Айвазовского.

Бледные, потрескавшиеся губы мужчины, лежащего на белой больничной койке, тронула слабая улыбка.

Тень

Бледная, едва различимая тень витала по городским улицам, размыто мелькая на стенах зданий. Ей очень хотелось пить. Который день мучившая ее жажда усиливала нарастающее беспокойство по поводу конечного исхода. Тень решительно не хотела бесследно растаять, так и не реализовав задуманное. В течение своего двухнедельного самостоятельного и независимого существования она преследовала только одну цель – стать полноправной дублирующей копией части царства света в мире теней. Но проблема заключалась в том, что она категорически не желала становиться иллюзией. Ей очень хотелось быть правдивой, а значит быть отброшенной человеком честным и откровенным. Но в этом огромном городе она который день безуспешно пыталась найти чуждого лицемерию кандидата, с каждой минутой все явственнее осознавая, что ее время существования на исходе.

Поначалу, присматриваясь к влюбленным, полагая, что именно такие люди по-настоящему откровенны и честны, тень очень быстро поняла, что они-то самые отъявленные лжецы, преследующие сугубо личные интересы. Два дня она понапрасну потеряла на шумном рынке, полном разных людей. А в административном квартале тень не смогла пробыть и часа из-за чересчур разряженного воздуха, пропитанного обманом и хитростью.

Совсем уже выбившись из сил, слабеющая тень легла на спинку старой лавочки в небольшом сквере и стала ждать порыва ветра, который развеет ее призрачную дымку. Уже почти растворившись в воздухе, она вдруг почувствовала тяжесть чьей-то спины, придавившей ее к деревянной лавочной доске. Продлившим последние минуты пребывания в этом мире был молодой человек, разговаривавший по телефону:

– Нет, не стану я этого делать…Потому что не хочу…Просто не хочу…Нет желания, понимаешь?…Ну вот так…Да, я понимаю, что это очень важно для тебя, но я не хочу этого делать…Нет, ничем не обидел…Не злюсь, потому что не на что…Помню, что ты меня выручил, но твою просьбу выполнять не хочу…Потому что не хочу. Говорю, как есть…Больше не обращаться? Хорошо…Понял, говорю, не буду…Пока.

Человек убрал телефон в карман и, блаженно вытянув ноги, сцепил запястье рук на своем затылке:

– Как же хорошо-то, – с шумным облегчением выдохнул он.

Тень обрела более четкие очертания и почувствовала, что приступ нестерпимой жажды прошел.

Обиды

Оператор сновидений с тоской посмотрел на лежащий перед собой конверт, поступивший с утра из распределительного центра. На красном штемпеле бумажного футляра ярко читалось всего лишь одно слово «ПРИМИРИТЬ», которое стало за последнее время ему