Малиновка поёт лишь о любви... (СИ) - Лакомка Ната

- Туфли!! – завизжала леди Мевро.

Стоптанные башмаки Дьюллы были тотчас заменены на тонкие кожаные туфельки, причем, надели их на босу ногу, забыв про чулки.

- Обращайтесь к нему не лорд, а милорд! - продолжала наставлять леди Кандида, хотя прекрасно знала, что Дьюлла не произнесет ни слова.

Вдвоем с леди Мевро они почти волокли девушку по коридорам к главному залу, а следом бежала Мисси, на ходу поправляя чепец и фартук.

- Он теперь наследник! – провозгласила леди Кандида с придыханием.

- Кто наследник? – спросила Мисси. – Господин Вальдетюр? Шесть футов мужской красоты? Это он приехал?

- Упокой небеса его душу, - леди Кандида поцеловала ладанку, висевшую на шее. - Лорд Вальдетюр, оказывается, погиб три месяца назад. Теперь все здесь принадлежит его младшему брату – милорду Вальдерику.

- О! – лицо Мисси вытянулось. – Такой красавчик – и погиб? Ах, жалость-то… И теперь наш хозяин - Кривобокий Рик?! Кто бы мог подумать… Какая несправедливость…

- Еще раз услышу подобное непочтение – получишь по губам! – вскипела Кандида.

Новость и в самом деле была оглушительной. Дьюлла никогда не видела старшего сына графа Босвела - Вальдетюра, прославившегося своей красотой и статью, но и ей было жаль, что он погиб. О нем рассказывали только хорошее, и каждый вечер в замке начинался с того, что кто-нибудь вспоминал славную историю, в которой главным героем был «Вальд – шесть футов мужской красоты», побивавший великанов, троллей и драконов одной левой.

Слышала девушка и о его брате – Кривобоком Рике, хотя про него говорили меньше, и чаще всего – с сожалением. Мол, все, чем небо наделило старшего брата, оно отняло у младшего. Кривобокий, уродливый, слабый здоровьем – позор для семьи. И вот – он жив, и наследник. А красавца-брата забрали ангелы. Разве Мисси не права – разве это справедливо?

Хотя, ей не было дела до семейных перипетий графской семьи. Сама она была в замке Босвелов пленницей, и то, что один тюремщик сменился другим – ее положения не меняло.

- Так, спокойно, - скомандовала леди Кандида то ли своей воспитаннице, то ли себе, останавливаясь перед входом в зал и давая знак слугам-привратникам повременить с открыванием дверей. – Спокойно…

Позабыв о Дьюлле, она поправила кулон на пышной груди, разгладила складки платья и щелчком взбила кружева на манжетах.

Дьюлла тем временем попыталась оттянуть край корсажа, чтобы в последний раз вздохнуть полной грудью, но он отошел всего на дюйм – старая ведьма словно заковала девушку в него!

- Леди Дьюлла с наставницей! – объявил мажордом, распахивая двери.

Наставница почтительно отступила, давая дорогу, и девушка пошла вперед, чувствуя, что грудь сдавило неимоверно. В зале было много людей – и многие незнакомые. Все они смотрели на Дьюллу, и от этого захотелось убежать – она не привыкла к такому вниманию. А они только что не ели ее глазами – все эти мелкопоместные и безземельные лорды, их чопорные леди и высокомерные слуги. Такие высокомерные, словно служить милордам гораздо почётнее, чем быть ими.

Конечно же, она споткнулась, наступив на непривычно длинный подол, и это вызвало сдавленные смешки. Леди Кандида еле слышно заворчала, но Дьюлле уже было не до ее ворчания – она мечтала всего лишь вздохнуть полной грудью. Или просто вздохнуть, глотнуть хоть немного благословенного воздуха. В глазах потемнело, а уши заложило, будто их заткнули шерстяными катышками. Она еще раз споткнулась, и леди Кандида подхватила её за локоть.

- Это от волнения, милорд, - пропела наставница елейным голоском, - прошу простить неловкость леди Дьюллы.

- Охотно прощаю, потому что я и сам взволнован этой встречей, - раздался глубокий и низкий голос откуда-то из надвигающейся темноты.

Дьюлла сморгнула, чтобы зрение прояснилось, и в конце ковровой дорожки увидела кого-то тощего, нелепого, в черном траурном камзоле с рукавами-буффами, которые ничуть не скрывали, что правое плечо на ладонь выше левого. Но нелепее всего была косматая грива непокорных волос – черных, торчащих в разные стороны. Ото лба поднималась прядка, щедро смазанная маслом. Было видно, что так пытались усмирить непокорный вихор, заставив его лежать ровно, но не преуспели.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

«Рике-с-хохолком», - хихикнула Дьюлла про себя, а потом сердце болезненно сжалось, она села прямо на ковровую дорожку, не слушая возмущенного вскрика леди Кандиды, а потом завалилась набок, и нахлынула темнота.

2. Каков отец, таков и сын?

Первое, что Дьюлла увидела, открыв глаза – смуглая рука держит её руку. Пальцы девушки казались тонкими, как веточки, и белыми, как яичная скорлупа, по сравнению с этой крепкой, будто прокопченной, рукой.

Девушка лежала на боку, корсет был чуть распущен, и поэтому можно было дышать почти беспрепятственно. Хотелось стащить с себя эту дурацкую, никому не нужную принадлежность дамского туалета, но Дьюлла по-привычке затаилась, хотя еще больше, чем стащить корсет, ей хотелось избавиться от чужого прикосновения.

- Что с ней? – спросил мужской голос, который она сразу узнала. – Почему она потеряла сознание?

Кривобокий Рик. Это он держит её за руку. Откуда такие нежности, объясните, пожалуйста?

- Ох, милорд! Должна вам сказать – девушка немного не в себе, - леди Кандида разразилась ахами, вздохами и всхлипами. – Она совершенно не разговаривает и ведет себя… странно. Ну и намучились мы с ней!

- Не разговаривает?

- Молчит, как рыба! – подхватила леди Мевро. – С того самого дня, как ваш батюшка привез ее, она не сказала ни слова. Да и с покойным милордом, с его слов, была совсем не разговорчива.

Вот глупые курицы! С чего ей быть разговорчивой с похитителем?!

Кривобокий Рик по прежнему держал Дьюллу за руку, да еще и начал бережно ее поглаживать, проводя большим пальцем по костяшкам. От этого прикосновения девушку передернуло. Он почувствовал движение и тут же сунул голову под полог, уставившись Дьюлле в лицо.

Господи! Вблизи он был еще уродливее! Мало торчащей прядки надо лбом, так у него еще и брови почти срослись на переносице – прямые, черные, сейчас он немного хмурился и от этого, вкупе с длинным прямым носом, казалось, что на лице нынешнего милорда кто-то щедро намалевал букву «Т». Рот тонкогубый, широкий, а подбородок упрямо выступал. Глаза были маленькие, раскосые, темные, как угли. В них, как в глубине пересохших колодцев, плескалось что-то на самом дне – грусть? затаенная горечь? или то и другое вместе?

- Она пришла в себя, - Кривобокий Рик улыбнулся, но улыбка больше походила на оскал.

Зубы у него были мелкие, острые, и здорово смахивали на волчьи.

Дьюлла хотела зажмуриться, чтобы не видеть этого оскала, но пересилила себя и продолжала смотреть.

- Как вы себя чувствуете? – спросил он, тут же отпуская её руку.

- Она вам не ответит, милорд, - брюзгливо сказала леди Кандида. – Я же говорю – совсем странная девушка. Она, может, и не понимает человеческих слов. Глупа, как…

- Помолчите, - бросил он, даже не посмотрев. – А вы, - он снова изобразил оскал вместо улыбки, обращаясь к Дьюлле, - кивните, если с вами все хорошо.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Говорил он очень приятно – красиво и складно, и голос его достигал сердца, как глубинная вода своей цели потайными ходами. Сразу ясно, что это – настоящий благородный лорд, а не косноязычная деревенщина, вроде нее. От этого девушка еще больше смутилась и помрачнела, но, подумав несколько секунд, медленно кивнула, чем явно обрадовала Кривобокого Рика, потому что хмурое лицо немного прояснилось, и даже буква «Т» теперь проступала не так четко.

Он исчез за пологом, но тут же снова появился – держа бокал:

– Давайте я помогу вам присесть. Сделайте глоток воды – станет легче.