Рассказы и сказки - Эдуард Шим

Поглядел я на землю.

Бегучий крохотный ручеёк звенит у пригорка. Вдруг на берегу ручейка земля вспучилась, разверзлась. Вылезли на белый свет две ладошки и розовый пятачок. Вот тебе на! — крот явился.

Захлюпал по воде, перебрался на другой берег и опять в землю нырнул. Дрыгнул хвостиком — только его и видели.

Тоже фокусник. Где нырять полагается, он пешком топает. А где все пешком ходят, там ныряет. Видать, — не захотел под ручейком подземный ход прокладывать. Наверно, земля там сырая, липкая. Завязнешь ещё.

На голову мне хвоя посыпалась. Раздвинул я ветви, глянул.

Качаются наверху лапы в красных штанишках. Это дятловы! Уцепился дятел за шишку и повис на носу. Так и висит. Подрыгивает.

Это он шишку так отрывает.

Шишка оборвалась, захлопали крылья — фррр! — умчался носастый. А передо мной — новое зрелище.

На кустик можжевельника, на колкие веточки опустилась весёлая стайка…

Впрочем, нет.

Не стану-ка я вам дальше рассказывать, что повидал в лесу тем дождливым и скучным днём. Интереснее вам самим поглядеть.

Ну, а как это сделать, вы уже знаете.

Запомнили?

«Береги!»

СТАРЫЙ ПРУД

Петьку заставили сторожить гусей на пруду.

Пруд — за околицей, совсем близко от деревни. Сидит Петька на берегу, слышит, как в сельсовете радио поёт, как мальчишки у школы кричат.

Слышит — и завидует. Одному-то с гусями — ой, как тоскливо! Пруд старый, заглохший. Воды в нём по колено, да и та зелёная, как щи. Ни тебе выкупаться, ни рыбу половить. Торчи пнём и считай гусиные хвосты…

Маялся Петька, маялся, а после на траву лёг и заснул.

Сколько проспал, — не знает. Только открыл глаза, — и понять не поймёт: куда он попал?

Уже свечерело. Возле Петькиных ног лежит на чёрной воде луна. Вниз макушками желтеют камыши. Лунная тропинка тянется вдаль, гаснет во тьме. А над камышами слоится туманный парок, похожий на розовый дым, и пронизывают его холодные зелёные лучи…

Но самое необыкновенное — это музыка. Неизвестно откуда слышится таинственная, грустная музыка. Серебряные колокольчики перезванивают, барабаны рокочут, дудят маленькие трубы…

Вот будто кто-то заплакал, барабаны умолкли, одни трубы вздыхают, жалуются… А вот задребезжал колокольчик, залился тоненьким смехом. Медные тарелки ухнули — бумм! — и оборвали смех. Снова трубы заплакали…

Петька слушает, боится дохнуть.

И красиво, и страшно!

Понемногу привык он к сумраку и тогда увидел самих музыкантов.

Они сидели в воде. Лунный свет переливался и тлел в их больших, как луковицы, глазищах. Петьке показалось, что, коснись эти глаза воды, — они зашипят, словно угли.

Под каждой парой глаз надувалось горлышко. Оно дрожало, расталкивая вокруг мелкие кружочки волн.

Лягухи…

Кто бы поверил, что у них такие серебристые голоса? Или, может, это не лягушки, а жабы?

Разом, будто повернули выключатель, глаза погасли. Лягухи осели под воду. Волны затихли, всё смолкло.

Какая-то опасность. А где?

И тут Петька увидел, как по лунной тропинке шагают птицы. Парочка кургузых птиц на длинных ножках, покачиваясь, шла от камышей. Прямо по воде!

На середине пруда встали. Стоят, как на жёлтой слюде.

Задумчиво, медленно поклонились, разошлись. Вот присели, повернулись. Присели, повернулись. Пляшут!.. Движения плавные, тягучие, как во сне…

Что за птицы? Похожи на обыкновенных болотных курочек, которых Петька не раз встречал на реке. Но кто видывал, чтобы курочки разгуливали по ночам на пруду? И как их вода держит? Или, может, не на воду они ступают, а на листья кувшинок и ряску?

Петька протёр глаза, но разглядеть хорошенько не поспел.

Тень, лёгкая и быстрая, скользнула в зелёном тумане. Курочек будто ветром сдуло обратно в камыши. А к воде беззвучно опустилась дымчатая сова, села на кочку пуховым комком.

Петька замер.

Сове-то что здесь надо?

Сова раздвинула крылья, осторожно опустила кончики в воду. Покачала. Потом подняла над спиной и затрясла, — забренчали, затенькали невидимые капли. Словно дождик пошёл.

Что она делает?! Купается? Или крылья запачкались, так она их выстирать решила?

Вот смех-то!.

Подумал Петька про крылья и сразу вспомнил о гусях. Как вскочит! Гусей-то нет. Где же гуси?

Проспал!!

А гуси дремлют под берегом, головы под мышки завернули. Погнал их Петька к дому, по дороге раздумывает: что за чудеса ему на пруду привиделись?

Уж не во сне ли?

Дома старшая сестра заругалась, что поздно пришёл, а потом сжалилась и спрашивает:

— Надоело, поди, с гусями-то скучать? Хочешь, я завтра тебя сменю?

Петька наотрез отказался:

— Нет, что ты! Я уж сам.

Решил разобраться, во сне всё было или наяву.

И с тех пор часто на пруд бегает.

Там, оказывается, здорово интересно!

ВЕРНОЕ ВРЕМЯ

Попросили меня с Петькой сходить на станцию, взять почту. Отправились мы из дому рано и пришли на вокзал задолго до прибытия поезда.

Ждать на пыльной, грязной станции не хотелось. Мы решили посидеть у реки. Она близко, в двух шагах.

А может, думаем, еще и выкупаться успеем!

И пошли на берег.

Ну, а если я на реку попаду, то обо всём забываю. Так и на этот раз получилось.

Легли мы с Петькой на тёплый, оглаженный волнами камень, глядим в воду.

Тут неглубоко. На светлом песке посверкивают осколки раковин. Ленивое течение колышет мягкие, как зелёный дым, травы.

Мы лежим неподвижно, и вот мало-помалу собирается вокруг нас подводное население.

Ползунки-пескаришки засновали прямо под нами, поднимая плавниками песчинки.

Тёмный головастый налим вывернулся из норы под камнем и стрельнул в заросли. Видно, на охоту отправился. Или просто нас почуял.

Быстро, толчками проносится крупная плотва — блестящая, будто из консервной банки вырезанная. Глаза у неё красные, как от злости, хотя на самом деле она рыба тихая и смирная.

Горбатый окунёк, поднимаясь и опускаясь на одном месте, щиплет мох с узловатой коряги. Пасётся.

Под корягой вода мутнеет и, взбалтывая песок, высовывается чёрная клешня. Потом и сам хозяин вылезает — большущий усатый рак. Вылез, глазами-столбиками водит. Кто это его посмел тревожить?! Сейчас всем попадёт…

А вокруг уже и нет никого. Умчались мальки, окунишки и плотички. Попрятались кто куда.

Глядим мы с Петькой, глядим на всё это и до того увлеклись, что и про почту забыли, и про вокзал. И сколько прошло времени, — тоже не знаем. Может, — десять минут, а может, и целый час. До того ли! Вон перед глазами что делается… Белые кувшинки, речные лилии, распускаться начали.