Рассказы и сказки - Эдуард Шим

Потом выглянуло солнце, молоточки кончили стучать и ушли. Тогда другая музыкантша — капель — начала пускать бульки.

Это была уже песенка весны.

Сначала звучали бульки редко и глуховато, — капли падали прямо на снег. Когда же внизу скопилась вода, бульки стали звонкими и пошли чаще. Получились трели.

Зиме, наверно, такая музыка не понравилась. Зима надвинула мутные тучи, пустила ветер. Сразу похолодало. А с неба посыпалась изморозь — не то дождь, не то снег. И начался гололёд.

Обледенели изгороди, крыши, деревья. У нас во дворе стоит берёза, так на её ветвях наросли ледяные бубенцы.

Я вышел из дому и стал чинить санки, чтоб ехать в лес за дровами.

Только взялся за работу, — слышу тоненький перезвон. Поднял голову.

Оказывается, на берёзовые жиденькие веточки сел снегирь, и оттого веточки закачались и затренькали бубенцами.

Снегирь, конечно, сразу слетел, но на его место плюхнулся другой, и опять получился перезвон.

Пока я санки чинил, берёза всё время потренькивала — давала мне знать о прилёте гостей. Их что-то много было: и снегирей, и синиц, и поползней.

Придя в лес, я догадался, откуда они налетели. В лесу деревья тоже обледенели, и когда дул ветер, лес становился очень громким. Непривычные звуки птиц пугали, а иных выгоняли совсем.

Перестаралась зима: чуть со всеми птицами не перессорилась…

К вечеру холод отпустил, но ветер стал резче. Он гнал по насту осколки льда, выплёскивал воду из луж, рушил скрипучий снег. И весь этот шум был такой, словно настраивали инструменты невидимые музыканты.

Так я и понял: зима с весною готовятся продолжать спор.

ИВУШКА I

Дует холодный северный ветер, и в лесу от него — неумолчный гуд. В разных местах — разный.

На пригорках берёзы низко гудят, с дрожью. И пощёлкивают. Гибкой веткой качнут, оттянут да потом с размаху по звонкой берёсте: «Клёк!»

И в ответ: «Клёк!»

Кормят друг дружку берёзовой кашей.

В редком ольховнике гуд послабей. Тут он волнами накатывает. Однолетки-ольхушки разом склонятся и разом встанут — и понесло волну: «Ш-ш-ш-ш-ш-ш-и-и-и-х-х…»

А две старые дуплистые осины, как сварливые старухи, — кряхтят, рычат, воют. Они стоят рядом и срослись чёрным суком. И теперь каждая осина рвёт к себе сук, злится и рычит: «Скр-р-р-ряга! Скр-р-р-р-ряга!»

Такая перебранка в лесу!

Только на поляне, за ручьём, ветру преграды нет. Одна махонькая ивушка растёт. Не дерево, а так… палка, и прутики из неё метёлкой брызнули.

Но если послушать, то узнаешь, что ивушка тоже не молчит. На ее ветках меховые шарики, как мышки, сидят. Они от ветра отворачиваются, дрожат. И шепчет ивушка: «Меш-шаеш-шь… Меш-шаеш-шь…»

Я посмеялся: ишь какая! Хоть и шёпотом, а тоже бунтует! И подумал, — интересно, какому ивушкину делу холодный — ветер помешал?

II

На другой день стихнул ветер, да разом будто дверку в небе захлопнули.

На чистом восходе — солнце. Молодое, ясное. Так теплом и обдаёт.

И в лесу от солнечных лучей — пестрота. По чёрному, по рыжему, по серому — золотые пятна и полосы. В глазах рябит.

Осветило солнцем пригорки, и стволы у берёз такие свежие, будто их молоком облили.

Ольхушки-однолетки с ног до макушек обрызганы солнцем, как в веснушках. И пахнут — горьковато, терпко.

А старые две осины молчат, бока греют. Кора у них тёмная и мягкая, как глина. Просыхает она на припёке и становится замшевой.

А ивушка на поляне? Да вон она. Издалека видать!

Выбежал я на поляну — ох, ты!..

Нету на ивушке вчерашних серых мышей. И в помине нету. Ветки унизаны жаркими золотыми шарами. И сияют эти шары, как маленькие солнышки. Кажется, — тронь рукой, так обожжёшься, искры стрельнут.

Глуховатый звон вокруг ивушки. Это налетели мухи, жуки, букарашки разные. Вьются, как привязанные, толкут воздух.

Тут я припомнил, как шептала вчера ивушка: «Меш-шаешь-шь, меш-шаеш-шь»… Гляди, как верно!

Берёзам и осинам торопиться некуда, вот они пока и ссорились от нечего делать. А ивушка — весенняя краса — собиралась раньше всех зацветать и прогоняла северный ветер.

И как только он послушался, — тотчас зацвела.

РЕЧКИНО ИМЯ

У нас работали топографы, уточняли карту района. Подробно вымеряли они дороги, ручьи, озёра, а потом выспрашивали, — что и как называется. Это чтобы проставить на карте верные названия.

Однажды зашёл разговор про маленькую речку, что течёт за леском, неподалёку от деревни.

Топографы — молодой очкастый парень и две девушки — принесли план, показывают на речку:

— Как она у вас именуется? Есть название?

Мальчишки первыми в разговор сунулись. Кричат:

— Есть, есть! Это Хрустальная речка!

И взрослые подтверждают:

— Верно. Так она и зовётся — Хрустальная.

Топограф хоть и молодой парень, а очень серьёзный. Ходит насупясь, и тужурка на нём наглухо застёгнута. Словно холодно ему. И ещё — носит бороду. То ли бриться некогда, то ли старше хочет казаться.

Услыхал он про название речки, губы скривил:

— Хруста-альная?! Откуда же такое названьице?

Говорят ему:

— Так уж пошло… Издавна.

Он к девушкам своим повернулся.

— Очевидно, — говорит, — какой-то местный поэт здесь память оставил. Навыдумывал поэтических названий. Извольте видеть: худосочный лесок получил титул «Звонкой гривы», озеро именуется «Чёрным», словно море, а речка — так и вовсе «Хрустальная»! Как в поэме! А эту саму «хрустальную» речку переплюнуть можно, и тиной она провоняла.

Сказал это, обвёл всех плоскими, как пуговицы, глазами и пошагал прочь. Ещё больше насупился.

Мы над ним посмеялись, тоже разошлись.

Но потом, позднее-то, стал я над этим разговором задумываться. Забеспокоился. Вдруг и вправду изменят у нашей речки имя? Возьмёт бородатый да и назовёт её Петлянкой, Мелководной или вовсе Болотным ручьём… Обидно!

Люблю я эту речку, да и все у нас её любят.

Она ведь и на самом деле бывает хрустальная.

Весною, после половодья, по утрам мы непременно на эту речку ходим. Ждём дня, когда выпадет ледяная роса.

Бывает такой день раз в году. Но если не прозеваешь его, не пропустишь, — запомнишь навсегда.

Ранним студёным утром, еще до восхода солнца, берега речки покрываются ледяными кристаллами. На каждой травинке, на каждом стебле осоки и даже на нижних ветках кустов рождаются прозрачные ледяные столбики. Они большие — величиной с палец.

Набежит ветер, качнёт кусты и траву, — над рекой перезвон. Тонкий, стеклянный.

А взойдёт солнце — заслоняйся рукой. Каждый столбик вспыхнет жёлтым, фиолетовым, зелёным огнём. Так заискрится, будто внутри него лампочку зажгли.