Капкан на маршала - Станислав Рем

«Я вижу среди людей, которые собрались здесь, две группы поляков: солдаты в мундирах, официальные солдаты (имеет в виду Польское Войско) и солдаты в штатской одежде (т. е. люди из «Армии Крайовой»). Так вот, все мы здесь были солдатами в штатской одежде. И вы не представляете себе того, что мы пережили здесь. В самые тяжелые минуты, когда нам было очень трудно, мы обращались к польскому радио из Лондона, к нашему правительству, которое, точно светоч, вдохновляло нас и вселяло в нас бодрость и уверенность».

Во всей его речи не было сказано ни одного слова о роли Красной Армии в деле освобождения Польши. Зато ксендз раз пять повторил, что немцы искусственно поделили Польшу на Восточную Пруссию, генерал-губернаторство, Украину и Белоруссию. При этом ксендз делал особое ударение на Украину и Белоруссию.

Необходимо отметить, что после изгнания немцев делегатура[1] эмигрантского «правительства» активизировала свою деятельность и претендует на власть в освобожденных от немецкой оккупации районах.

Опасность тут заключается в том, что, не раскрывая перед населением своей антинародной сущности, «лондонцы» стараются аттестовать себя ярыми врагами гитлеровцев и борцами за дело польского народа, спекулируют на антигитлеровских настроениях населения, рассчитывая таким путем удержаться у власти.

Как теперь выясняется, делегатура «лондонцев» располагает в ряде мест, в частности по Люблинскому воеводству, заранее подготовленными кадрами для работы на освобожденной от немцев территории.

Например, в Люблине уже 25 июля делегат эмигрантского «правительства» Владислав Холева (действительная фамилия Паценик Лукаш) выпустил отпечатанное типографией обращение, в котором говорится:

«По поручению правительства Речи Посполитой беру с сегодняшнего дня власть над территорией Люблинского воеводства. От всех требую подчинения распоряжениям – моим и подчиненных мне органов. Руководители гражданских организаций и руководители коммунальных предприятий остаются подчиненными мне автоматически и обязаны явиться за директивами. Всякие мероприятия, касающиеся вооруженных операций, будут подчиняться коменданту округа «Армии Крайовой».

Затем он занял один из домов и объявил о создании «Временной администрации», посадил в этот дом так называемого «вице-президента Временной администрации». У делегата эмигрантского «правительства» есть специальный человек, который организует полицию.

Представители Крайовой Рады Народовой и Армии Людовой прибыли на два дня позже. Опоздав по времени, они отстают и в организационной работе. И сейчас в Люблине существует двоевластие. В одном доме помещается «Временная администрация» делегатуры эмигрантского «правительства», а в другом доме – представители Крайовой Рады Народовой и Армии Людовой.

По всем данным, население и даже бойцы Армии Крайовой больше симпатизируют представителям Крайовой Рады Народовой и Польскому Войску. К ним идут за советами технические директора предприятий, руководители кооперативных обществ, профсоюзов и другие. Идет местное население с заявлениями о вступлении в Польское Войско и по другим вопросам. Но все эти вопросы (в том числе и практические вопросы создания воеводских, уездных, городских и волостных национальных советов) решаются пока еще крайне медленно.

Начальник Политуправления

1-го Белорусского фронта

генерал-майор Галаджев

* * *

В тот же день, 29 июля 1944 года, в Кремле был подписан Указ Президиума Верховного Совета СССР о награждении орденами Ленина и присвоении звания Героя Советского Союза ряда военнослужащих и главнокомандующих Красной Армии. В частности, генерала армии Баграмяна И.Х., о награждении второй золотой «Звездой Героя Советского Союза» генерала армии Черняховского И.Д. А также Маршала Советского Союза Жукова Георгия Константиновича. Как и Черняховского, орденом Ленина и второй золотой звездой Героя Советского Союза.

2

Старков с силой разгладил потёртую, особенно в тех местах, где располагались локти чекиста, выгоревшую за десятилетия служения, некогда тёмно-зелёную ткань, которой была обита столешница. Вытер пот со лба. Бросил долгий взгляд за окно: жара стояла немилосердная. После чего принялся механически, не думая, переставлять местами предметы, находившиеся в ту минуту на столе. Чернильницу, стаканчик с перьевыми ручками и карандашами, бронзовый бюстик Дзержинского, телефонный аппарат, газету «Правда» за вчерашнее число, латунный портсигар: в гильзе одной из папирос, которых старик никогда не курил, хранилась ампула с ядом (после того как Старкова реабилитировали в сороковом, ампулу он постоянно имел при себе).

Недавнее сообщение, переданное по радио, о награждении маршалов и генералов, привело Глеба Ивановича в ступор. Странное ощущение дежавю никак не желало покидать старика.

Правая рука чекиста нервно подрагивала. В горле образовалась неприятная болезненная сухость, от которой першило, но Глеб Иванович не обращал на данный факт никакого внимания. Уж что его точно не волновало в данный момент, так это собственное здоровье.

«Где-то мы с Кимом допустили промашку. – Последняя мысль обожгла мозг Старкова несколько минут назад. В тот миг, когда он услышал голос Левитана, передающий сообщение о награждении Жукова второй золотой звездой. – Точнее, не мы, а я. Я допустил ошибку. Вот только какую? Откуда это непонятное чувство, будто что-то не учёл? Не вижу, но явственно ощущаю промах. Даже ногтями, что неестественно. Что я сделал не так? Где? Может, напрасно отправил Кима на перехват Шилова? Нет, – Старков отрицательно качнул седой головой, – тут я поступил верно. Шилов должен находиться у нас под контролем. Иначе его скрутят люди Абакумова. А это крах всему. “Легенда” у Кима убедительная. В районе Тукумса работает разведшкола абвера, так что с данной стороны всё официально. Заодно соберёт материал. А если виной всему Фитин? Нет, при чём тут Паша? Ощущение ошибки возникло вот, только что, после прочтения Указа. Дело именно в Указе. Но что? – Старков откинулся на спинку стула. – Чертовщина какая-то! Ну, зачитали Указ, и что? Жуков стал дважды Героем Советского Союза. Давно пора. Может, не в Жукове дело, а в Баграмяне? Евдоким-то ведь в его “хозяйство” выехал. – И вновь отрицательный кивок головой. – Нет, нечто иное связано у меня с этим Указом. Нечто личное. Не на прямую. Косвенно. Но чётко! Ощутимо. Дьявол…»

Кулак Старкова с силой опустился на столешницу, да так, что бюстик первого чекиста Страны Советов подпрыгнул и с тяжёлым стуком упал на бок.

* * *

В тот день от массы вопросов и минимума ответов болела голова не только у старого чекиста Старкова. Вот бы удивился Глеб Иванович, если бы узнал, что в ту самую минуту почти такие же телодвижения в связи с передвижением предметов у себя на столе, только вдали от Москвы, за водным пространством Ла-Манша, воспроизводил и премьер-министр Великобритании, сэр Уинстон Черчилль. Только у последнего голова раскалывалась не от Указа Советского правительства, а от последнего сообщения министра иностранных дел Британии Энтони Идена.

Иден, в контексте информационной записки о подготовке очередной встречи глав Великобритании и СССР, которая предположительно должна была состояться в Москве, в последних числах сентября – первых числах октября, дополнительно сообщил о том, что Кремль (Иден так и написал «Кремль призывает» и дважды подчеркнул написанное) на протяжении нескольких последних июльских дней, прямым текстом призывает Варшаву поднять вооружённый мятеж. «Сегодня, 29 июля, утром, Советы обратились к жителям польской столицы, – информировал Иден, – с призывом к вооружённому восстанию». Данная информация, писал министр, только что поступила от британского посла в Москве Арчибальда Кларка Керра. Черчилля, как и Идена, данное сообщение посла привело в состояние недоумения.

В том, что Польша будет захвачена Советами, ни Черчилль, ни Иден, да и никто другой из британских или американских политиков, особенно после Тегеранской конференции, даже не ставил под сомнение.

Польский вопрос стал одним из ключевых во время той встречи, хотя в общем контексте времени ему выделили минимум минут. Первоначально был достигнут некий компромисс по поводу будущего Польской республики. Определены границы послевоенной Польши. Как гласил подписанный участниками переговорного процесса документ: «…принято решение о том, что очаг польского государства и народа должен находиться между так называемой линией Керзона и линией реки Одер с включением в состав Польши Восточной Пруссии и Оппельнской провинции». Но все участники переговоров прекрасно понимали: границы – только внешняя сторона проблемы. Главное заключалось в ином: чьё правительство будет руководить Польской республикой в рамках этих новых границ? А если быть более точным, кто будет контролировать будущее польское правительство? Именно этот вслух не произнесённый вопрос и стал камнем преткновения.