Капкан на маршала - Станислав Рем

А потому следующая фраза Иосифа Виссарионовича полностью разочаровала Льва Захаровича:

– Вот что, товарищ Мехлис. – Сталин уткнулся взглядом в одутловатое лицо генерала. – Не нужно лезть в личные отношения товарища Жукова и этой женщины, военфельдшера. Я думаю, она, эта женщина, просто помогает Жукову, лечит его. А это значит, помогает не просто человеку, а маршалу. Она помогает Маршалу Советского Союза оставаться в строю. Это большая работа и ответственность. Жуков нам нужен здоровым…

Когда Мехлис покидал кабинет Сталина, то всем телом ощущал на себе тяжёлый взгляд «хозяина». Будто тот целился в него из винтовки. Даже спина вспотела.

Да, Георгий Константинович ни о чём подобном не то что не знал, даже не догадывался. Сегодня, 29 июля 1944 года, он радовался вместе со своими товарищами по оружию тому, как Сталин оценил его труд. Через два часа маршала ждала Москва, встреча с дочерьми. И никакой Мехлис не мог помешать ему в ту минуту радоваться жизни.

* * *

Стюарт Мензис, подчиняясь повелительному жесту премьера, сел в одно из двух кресел, что стояли у камина в гостиной Черчилля.

Сам хозяин, в лёгкой сорочке с короткими рукавами и неизменной сигарой во рту, расположился напротив руководителя британской разведки.

– Виски?

Мензис отрицательно качнул головой: в последнее время давала о себе знать печень.

– Вам известны выкладки, которые сделал Викерс по Польше? – пыхнул сигарой премьер.

– Да, я читал докладную записку.

– И?

– Вы имеете в виду русского агента?

Лёгкий утвердительный кивок головой премьера.

– Думаю, Том неправ в том плане, что предполагает, будто «крот» сидит либо в штабе Комаровского, либо здесь, в Лондоне. Нет никаких «либо». Я придерживаюсь мнения: есть два «крота». Один в Варшаве, второй здесь, в Лондоне.

– И вы так спокойно об этом говорите?

Чёрная щёточка усов над верхней губой разведчика слегка дёрнулась.

– Поляки нас не интересуют. Пусть у себя сами разбираются. К поискам нашего «крота» мы уже приступили. Однако это займёт довольно длительное время. – Черчилль кивнул головой, как бы говоря: продолжайте свою мысль. И Мензис продолжил: – На данный момент русские – наши союзники. И та информация, что уходит от нас, и о нас к ним, никак не проявляется в действиях против нас. Что осложняет поиск предателя.

– Думаете, «крот» – не «нелегал», а предатель?

Разведчик не смог скрыть усмешки:

– Это только в пошлых фильмах шпионы нелегально забрасываются в глубокий тыл противника и там годами ведут разведдеятельность. Вы же прекрасно знаете: самый лучший агент тот, кто имеет стопроцентную легальность. Кто родился и вырос в данной стране. Кого можно хоть сто раз перепроверять и ничего не обнаружить. Под кого невозможно подкопаться.

– Значит, «крот» – британец?

– Да. – Мензис откинулся на спинку кресла и продолжил мысль: – Мало того. Боюсь, как бы он не был из числа приближённых людей.

– Мой круг очень узок, – тут же заметил премьер.

– Я имел в виду не личные связи, управление государством, – парировал разведчик. – Доказательством тому является тот факт, как быстро информация попала в Кремль. Дело в том, что Миколайчик после получения сообщения сначала пришёл к нам, а уже после доложил о предполагаемом восстании своему так называемому кабинету. Прошу заметить: на следующий день. Двадцать второго июля. Информация к тому моменту лежала на столе у Сталина.

– Какие меры предпримите против «крота», когда его выявите?

– Никаких. В скором времени нам самим понадобится источник дезинформации Советам.

Премьер удовлетворённо качнул головой:

– Согласен с вашим решением. А как поступите с тем «кротом», что сидит в штабе Монтгомери?

– Тоже пока не будем трогать. По той же причине.

– Что ж, вы разведка, вам и решать. – Черчилль тяжело поднялся с кресла, прошёл к столу, взял папку, которую протянул Мензису. – Ознакомьтесь. Выводы комитета штабов. Они однозначны. Восстание, без помощи со стороны Сталина, потерпит поражение. Наша помощь Варшаве ничего не решит. Капля в море.

– Но если не начать восстание, мы потеряем Польшу. Навсегда. – Мензис пролистал документы, после чего отложил их на хрупкий, антикварный столик, что стоял невдалеке от кресла. – Поляки нам не простят, если мы не дадим им шанс самим установить власть Миколайчика. Пусть Комаровский проиграет. Пусть русские войдут в город. Но сам факт сопротивления фашистам будет иметь место в истории. И ещё один момент: проходить восстание будет под руководством нашего человека. А это, считайте, мина замедленного действия. Никто не сомневается, что русские установят свою власть в Варшаве. Наверняка с Армией Крайовой поступят точно так же, как они поступили с пленными польскими офицерами в Катыни. Уверен, большевики станут вести себя в Польше точно так же, как они вели себя в тридцать девятом в Прибалтике и Западной Украине. А всё вместе, и утопленное в крови восстание, и насильственное установление власти, станет началом конца Советов в Польше.

– Я не столь оптимистичен в том, что «дядюшка Джо» решится повторить опыт Катыни, – заметил Черчилль.

– Сейчас, может быть, и не решится. – Моментально отреагировал руководитель разведки. – Но мы-то с вами прекрасно знаем, как он ненавидит поляков. Рано или поздно, такой момент наступит, когда Сталин не сможет совладать со своими истинными чувствами. И тогда… Наша задача проста: дождаться срыва. И вот тогда-то как раз утопленное в крови восстание и сыграет свою роль.

– По времени слишком длительная операция, – тяжело выдохнул хозяин дома.

Мензис понимал Черчилля. Премьер находился в очень солидном возрасте, в том возрасте, когда большинство его сверстников уже отправились в мир иной. Когда многих своих однокашников он мог увидеть только на фотоснимках. И кто знает, сколько Господь ему самому оставил лет жизни? Тем более при такой-то страсти к табаку и алкоголю! Потому-то британский премьер и старался торопить события. Данный факт отметил даже президент Рузвельт. Но иного выхода не было. Мензис понимал: любое внутренне вмешательство в ход обсуждаемых событий может закончиться катастрофой для Британской империи.

– Да, это займёт время. Однако конечный результат будет в нашу пользу.

– Значит, вы за восстание? – взгляд Черчилля просверлил генерала.

– Да, сэр.

* * *

Промышленника Флика доставили к Борману вечером, и только после того как машина, в которой везли магната, откатала по Берлину два часа, постоянно меняя маршрут движения. Борман пожелал быть на сто процентов гарантирован в том, что за миллионером никто не ведет наблюдения.

Встреча проходила на одной из четырёх партийных конспиративных квартир, о которых знал только Борман, потому как они были приобретены лично им на подставных лиц. Хотя, точнее, на одной из двух оставшихся квартир: две конспиративные явки вместе с хозяевами к этому дню стали жертвами английской бомбардировки.

Данные квартиры рейхслейтер лично подобрал для себя ещё в сороковом году. У них было одно уникальное достоинство: помимо того, что у каждого жилища имелось два выхода – парадный и «чёрный», у этих был ещё и третий, тайный выход, через подвальное помещение. А та квартира, в которой Борман ожидал Флика, вообще была уникальной – в ней тайный выход контактировал с подземными коммуникациями. А потому, воспользовавшись им, человек, имея на руках схему подземных туннелей, мог через некоторое время оказаться в любом районе столицы Германии.

Флик, войдя в помещение, осмотрелся. Квартира как квартира. Ничего, привлекающего внимание. Промышленник мысленно усмехнулся, вспомнив фразу Шпеера и присовокупив её к данному помещению: квартира среднестатистического немца. Действительно, по-иному и не скажешь. Мебель, посуда, шторы, обои – всё незапоминающееся, теряющееся в памяти, штамп. Спроси через полчаса, как выглядела квартира – и не ответишь. Как-как? Как у всех. Вот и весь ответ. Среднестатистическая квартира среднестатистического немца.

Борман выплыл из кухни, держа в руке бутылку коньяка и два бокала.

– У меня язва. – Промышленник похлопал себя в области грудной клетки узкой, морщинистой ладошкой.

– Этот коньяк ей не повредит. – Рейхслейтер тяжело опустился в одно из двух кресел. – Французский. Восьмидесятилетней выдержки. Не суррогат.

Жидкость, на палец, заполнила оба пузатых сосуда.

– Итак, – Борман первым сделал глоток из своего бокала, как бы показывая собеседнику, что с напитком всё в порядке, – чем вы меня порадуете?

Флик, с секунду подумав, тоже поднял бокал.

– Всё произошло именно так, как вы и предполагали.

– Я не предполагал. – Борман, будто толстый хорёк в норке, принялся умащиваться в кресле. Когда его зад наконец-то нашёл себе приемлемое положение, рейхслейтер продолжил мысль: – Герман, несмотря на ум, хитрость и изворотливость, полностью прогнозируем. Его обрабатывал Крупп? Так я и думал. Надавили на самые чувствительные места? Деньги и власть?