Капкан на маршала - Станислав Рем

– Сталин на неё никогда не согласится, – заметил Викерс.

– А мне и не нужно его согласие. – Премьер вплотную приблизился к молодому, в сравнении с ним, человеку. – И переговоры меня тоже не интересуют. Мне нужно, чтобы Миколайчик затянул время для вашего пребывания в Москве. Основную задачу будете выполнять вы, Викерс. Вы станете моими глазами и ушами в Москве. Меня интересует всё: о чём говорят. А ещё больше – о чём не говорят. Кто стирает ворс с ковров секретаря Сталина? А чьей ноги там давненько не было? Что происходит на улицах города? Потрясите Керра[5]. Он частенько встречается с Вышинским и Берией. Пусть припомнит, что те болтали во время их «чистых встреч» в сауне. Дайте задание Хиллу[6]. – Толстый короткий указательный палец премьера, будто ствол пистолета, нацелился в грудь разведчика. – Том, меня интересует, насколько изменилась обстановка в Москве за последние десять дней. Только десять дней! Начиная с двадцатого июля. Но информация нужна полная и аргументированная. Кстати, где Букмастер?

– Вылетел в расположение штаба Монтгомери. Поступила информация от полковника Тейлора о том, что в штабе сидит «крот». Букмастер отправился с проверкой.

– Отзовите. У Джека острый ум и такой же острый глаз. И, насколько мне помнится, он говорит на польском языке.

– Не в совершенстве, но владеет. У него мать – полька. Из семьи аристократов.

– То, что нам нужно. Пусть составит вам компанию.

– А «крот»? Как быть с ним? И как быть с нашим «кротом»?

– Оба вопроса мы решим с Мензисом. Можете быть свободны.

Черчилль после ухода разведчика ещё минут десять задумчиво курил, анализируя доклад Викерса. После чего взял телефонную трубку и попросил телефониста спецсвязи соединить его с руководителем СИС.

– Стюарт, вы мне срочно нужны.

* * *

Геринг с Бургдорфом после встречи с промышленной элитой Германии возвращались в рейхсканцелярию в бронированном «майбахе» фюрера. Машины охраны и авто рейхсмаршала авиации, постоянно сменяя друг в эскорте, на большой скорости сопровождали машину с руководителями рейха.

Геринг вместе с двойником Гитлера расположились на заднем сиденье, отсоединившись от водителя и охранника пуленепробиваемым звуконепроницаемым тонированным стеклом, сквозь которое они могли видеть, что происходит в передней части салона автомобиля, а вот наблюдать за ними, даже при всём желании, никто не мог.

Геринг вытянул ноги, расстегнул пуговицы, распахнул китель. Жарко.

– Вы вели себя слишком скованно, – не оборачиваясь к собеседнику, проговорил рейхсмаршал. – Вам следует помнить, кто вы и кто те люди, что общаются с вами. Вы – фюрер. Они – никто.

– Меня раскусили, – неожиданно отозвался Бургдорф.

Геринг вскинул голову в сторону собеседника:

– С чего вы так решили?

– Взгляд Круппа. – Бургдорф высказывал свои опасения медленно, явно продумывая каждое произнесённое слово. – Он смотрел на меня оценивающе-равнодушно.

– Крупп всегда так смотрит на собеседника.

– Только не на фюрера, – парировал двойник. – Я помню, как он глядел на Гитлера в сорок третьем году. То был взгляд преданного ягнёнка. Крупп лебезил перед фюрером.

– Что вы хотите, сейчас не сорок третий, – отмахнулся Геринг. Но про себя отметил: «А “двойняшка” не так прост, как показалось ранее. Нет, то, что тот в состоянии здраво и трезво оценить обстановку, было ясно: достаточно вспомнить, сколько сил и времени пришлось потратить на его поиски. Но как он смог рассмотреть старика Круппа? Ловко, ничего не скажешь. Ума этому мужичку не занимать. И хитрости, и изворотливости, кажется, тоже. А это плохо. Очень плохо, потому как только мы проведём его полное вживание в роль, – рассуждал рейхсмаршал, – то этот тюфяк, чего доброго, может и нас самих прижать к холодной бетонной стенке. Такие случаи история знает. А люди Гиммлера, искренне преданные фюреру, ему помогут».

Геринг снова принялся смотреть в дверное окошко.

«Двойника нужно на время изолировать и подавить волю, – после долгих размышлений пришёл к выводу рейхсмаршал. – Пока он находится в растерянности. Специальные препараты имеются. Но для этого следует созвать “совет”. Господи, слово-то какое паскудное».

Вслух Геринг произнёс иное:

– Во время последней встречи, фюрер всё это денежное дерьмо по стенке измазал, а вы вели себя с ними чересчур лояльно.

– Я не видел, как фюрер общается с промышленниками. Только та единственная встреча с Круппом… – принялся было оправдываться Бургдорф, но маршал раздражённо оборвал:

– Ведите себя так, как обычно вёл себя Гитлер. То есть естественно. И следите за своим телом. Пару раз ваша левая рука вскинулась. Фюрер так бы никогда не сделал. Придерживайте её постоянно правой рукой. Больше эмоций, силы в голосе. Эти люди боятся власть. А сегодня власть – это вы. Значит, они должны бояться вас.

– Я понял. Учту.

Рейхсмаршал всем большим, рыхлым телом откинулся на упругую кожаную спинку сиденья, прикрыл глаза.

Но если исключить детали, в целом встреча прошла неплохо. Главного он добился. Дело сдвинулось с места. Любопытно, с кем ещё из их четвёрки промышленники вошли в контакт? Геринг усмехнулся. Тут и гадать не нужно. Конечно, с Борманом. «Задница»[7] думает, будто он хитрее всех. Дурачок, ещё не знает, какую комбинацию начал разрабатывать толстяк Геринг. Крупная сумма с нулями на счету… На данный момент это именно то, что ему было нужно.

Крупп обещал, что его не тронут. На лице Геринга появилось скептическое выражение. Верить обещаниям и в наше-то время… Нет, «боров» никому не верил. А потому, он жаждал не обещаний, а гарантий. Крупп гарантий не дал. А потому мысли Геринга приняли новый поворот.

«Крупная сумма на счету. Нашли идиота! Как положат – так и изымут. Но на данный момент пусть эти кретины думают, будто они его купили со всеми потрохами. Пусть также думают, будто Геринга только и интересуют, что деньги да вывезенные из Европы ценности. Картины, иконы, статуэтки, золотишко – всё это, конечно, замечательно, только жизнь таким состоянием не сохранить. Конечно, кое-что, самое ценное, он вывезет из Германии в самое ближайшее время. Именно для этого ему и нужны были чужие деньги: транспортные расходы в военное время были баснословными (а свои деньги «боров» тратить не хотел). Но вывезет не всё. Меру нужно знать. Точнее, чувствовать. Часть «товара» пойдёт на налаживание контактов. Вот тут вторично понадобится Крупп с его людьми. А вот они, те самые будущие контакты, и вытянут Геринга из петли. После того как тот начнёт им передавать в минимальных дозах подлинные материалы, связанные с научными разработками, которые ведутся в подконтрольных ему, Герингу, научно-исследовательских институтах. Именно тогда наступит настоящий диалог с Западом. Но уже без Круппа и его продажной компании. Именно учёные вытянут Геринга из того дерьма, в которое стремится сейчас Германия. Старик прав только в одном: нужно тянуть время. Фронт что с одной, что с другой стороны не может закончиться в скором времени. И русские, и союзники должны войти в Германию не раньше весны будущего года. Поздней весны. Десять месяцев – вполне достаточный срок для того, чтобы отладить весь механизм эвакуации институтов и лабораторий. Единственный минус – вывозить научные ценности придётся под канонаду русских пушек или орудий противника, в полной панике, которая будет царить на тот момент в Германии. Иначе никак. Не позволят «товарищи по партии». Впрочем, как и он, не позволит совершить подобное ни Гиммлеру, ни Борману. А там поглядим, кто кого переиграет.

Геринг приоткрыл глаза, слегка повернув голову в сторону Бургдорфа, несколько минут смотрел на того.

Нет, он сейчас не сравнивал двойника с Ади. Рейхсмаршал неожиданно пришёл к мысли, что, несмотря на то что он только что сделал замечание Бургдорфу, тот во время встречи вёл себя точно так же, как повёл бы себя Гитлер. Мелочно и заискивающе. Да, да, Ади всегда себя вёл с промышленными магнатами именно так: заискивающе. Чуть ли не на колени падал, заглядывал в глаза, преданно слушал всякого рода бред…

И тут Герингу припомнился ещё один случай, связанный с Гитлером. Это случилось за несколько дней до «ночи длинных ножей». Рейхсмаршал прекрасно помнил, как фюрер несколько раз изменял списки штурмовиков Рёма, тех, кого предстояло ликвидировать в ту памятную июньскую ночь. И изменял не потому, что хотел кого-то помиловать. Изменял из-за самого Рёма. То он его вносил в список. То через час убирал. И так в течение двух суток. Ему, Герингу, а также Геббельсу и Гиммлеру Гитлер тогда доказывал, что, мол, не хочет крови «толстяка Эрнста», что, мол, восхищается всем тем, что тот сделал для партии. Однако на самом деле и Геринг, и Геббельс, да и скорее всего и Гиммлер прекрасно понимали: в тот момент Гитлер просто трусил. Он боялся, что штурмовики предупредят его действия и первыми нанесут удар. И тогда найденный у него «расстрельный документ» станет самым веским аргументом для ликвидации фюрера. Сегодня никто не знает того, что произошло тогда. А он, Геринг, помнил, как Ади едва не скулил от страха, и если бы…