Человек из Лондона - Жорж Сименон

— Нет, они выходят без нее, — пробормотал Малуэн.

В своей будке он часто разговаривал сам с собой, и тогда ему казалось, что он не один.

— Держу пари, сейчас они начнут дележ!

Но те двое, вместо того чтобы направиться к городу, пересекли улицу, подъездные пути и забрались в самое темное, самое пустынное место набережной. Это вызвало у Малуэна улыбку — о нем, Малуэне, никто и не догадывался. Никому не приходило в голову, что наверху, в стеклянной будке, где горит красноватый свет, сидит человек и все видит! Меньше всего об этом думали влюбленные, и у стрелочника накопилось немало пикантных воспоминаний.

На секунду он отвернулся, взял чашку с кофе и отпил глоток. За это время он, наверное, что-то проглядел в поведении незнакомцев, так как, снова взглянув на них, увидел, что худой верзила с удивительной быстротой молотит спутника по лицу.

Бил он правой рукой, не выпуская из левой чемодана. Кулак казался темным, словно на руку был надет кастет. По-прежнему не умолкал кабестан.

Прижавшись лицом к стеклу, Малуэн видел, что избиваемый стоит у самой кромки набережной и вот-вот упадет в воду. Другой это знал и именно с таким расчетом наносил удары. Но он, очевидно, не предвидел, что жертва, падая, инстинктивно вцепится в чемодан и потянет его за собой.

Раздался всплеск, затем второй — более слабый. Первым упал человек. Затем чемодан. Худой верзила, торопливо оглянувшись, склонился над водой.

Лишь много дней спустя Малуэн спросит себя, почему он тут же не позвал на помощь.

Откровенно говоря, он просто об этом не подумал.

Когда воображаешь себя участником драмы, то предполагаешь, что поступишь так или этак. В действительности же все происходит по-иному. Малуэн в самом деле наблюдал за этой сценой как за обычным уличным происшествием, — с любопытством, и лишь когда высокий мужчина выпрямился, стрелочник проворчал:

— Другой-то наверняка готов.

Трубка погасла, он раскурил ее вновь и раздраженно осмотрел набережную. Долг требовал спуститься, но ему было страшно. Разве, совершив убийство, человек остановится перед вторым? Тем не менее Малуэн открыл двери будки. Убийца услышал шум, поднял голову и чуть ли не бегом устремился к городу.

Малуэн тяжело спустился вниз. Как он и предполагал, вода у набережной была неподвижна — никаких следов ни тела, ни чемодана. В пятидесяти метрах вырисовывался форштевень прибывшего судна, из его трюма продолжали выгружать ящики.

Не сбегать ли в кафе «Швейцария», где дежурит полицейский? Он поколебался, вспомнил, что у него кончилась водка, и зашел в «Мулен-Руж», сев у стойки близ двери.

— Порядок? — полюбопытствовала Камелия.

— Порядок… Стопку кальвадоса…

В глубине зала в розовом свете играл джаз, кружилось несколько пар. Камелия ждала, что Малуэн подаст ей знак, и на миг его было потянуло так и сделать, но он выпил вторую стопку кальвадоса и больше об этом не думал.

Настроение было скверное. Он припомнил, что из дома тоже вышел не в духе. Но тут уж дело было серьезное. Он не позвал сразу на помощь, и это, конечно, поставят ему в вину. А ведь он не виноват — просто в голову не пришло.

— Уходишь? — спросила Камелия.

— Ухожу.

Он снова поглядел на воду у набережной и стал в раздумье подниматься по лестнице. При любых обстоятельствах тело искать бесполезно: человек мертв, это точно. А тот, другой, наверняка уже далеко.

Малуэн посмотрел на пульт сигнализации и открыл третий путь, который запросили для товарных вагонов.

К «Мулен-Руж» подкатило такси, вышли какие-то два весельчака.

— В конце концов, меня это не касается, — проговорил Малуэн вслух.

Он подбросил угля в печку и допил остатки кофе. наступила самая скверная часть ночи, самая холодная.

Ветер дул с запада, небо было ясное, через час осядет изморось. Делать было нечего, смотреть не на что, пока не откроется рыбный рынок, который оживает затемно и закрывается днем.

«Он убил, чтобы одному завладеть чемоданом, а в результате остался на бобах», — подумал Малуэн.

Что же находилось в чемодане? Из-за пустяков не убивают.

Наступил отлив. Через час глубина воды у берега составит еле три метра, а то и меньше, как обычно бывает в полнолуние. Малуэн нахмурился, наморщил нос, почесал висок и вздохнул. Все эти привычки приобретаешь, когда часами находишься в одиночестве: гримасничаешь, жестикулируешь, мычишь, время от времени бормочешь какие-то слова.

— А почему бы и нет?

Холодно, конечно. Но игра стоит свеч…

Малуэн расхаживал по своей клетке, споря с самим собой. Наконец быстро спустился по железной лестнице и направился к набережной.

— Была не была! — еще раз проворчал он.

Он снял ботинки, пиджак, глянул на затихшее английское судно и нырнул. До железной дороги Малуэн рыбачил на траулере. А потом пять лет отслужил на флоте.

Он нырнул раз, второй, третий. Руки его напряженно прощупывали теплую донную тину. В четвертый раз он нащупал старый стальной кабель. И лишь на пятый, когда им уже стал овладевать страх, наткнулся на чемодан.

И тогда его охватила паника. Он сожалел о том, что сделал. Что будет, если его застанут? Он схватил пиджак и пустился бежать, забыв на набережной ботинки.

Никогда еще он не поднимался по железной лестнице так быстро. Из чемодана текла вода. С Малуэна — тоже. Но в шкафу у него лежала рабочая одежда, и он переоделся, то и дело с опаской поглядывая на чемодан, который даже не открыл. За ботинками пришлось снова спуститься. К себе в будку он вернулся в тот момент, когда закрывался «Мулен-Руж».

Камелия вышла последней, посмотрела в его сторону, чтобы удостовериться, что этой ночью она и вправду ему не нужна. А он в это время бормотал:

— Что же дальше-то делать?

Открыть чемодан, конечно! От этого не уйти.

Если снести находку в полицию, там его поведение сочтут непонятным; к тому же в чемодане, может, и нет ничего, кроме контрабандного табака.

Чемодан даже не был заперт на ключ, и когда Малуэн поднял крышку, он сперва увидел что-то мягкое, мокрое — бесформенную кучу тряпья. Чтобы удостовериться, что ничего другого там нет, Малуэн поворошил и вытащил банкноты.

Первая реакция его была такой же, как в тот момент, когда было совершено преступление: он ничего не почувствовал и лишь тупо уставился на кучу слипшихся от влаги белых английских пяти— и десятифунтовых банкнот.

Малуэну и раньше доводилось видеть десятифунтовые билеты. У него лежало в сберегательной кассе больше пяти тысяч франков, и дом тоже принадлежал ему.

Но здесь речь шла не о десятке или полусотне банкнот, не о пустяке. Перед ним лежал целый чемодан денег. Фантастическая сумма!

Малуэн, осматриваясь вокруг, обошел свою клетку.

Море посветлело. По ту сторону набережной, у рыбного рынка, остановилось несколько грузчиков и легковушек, засветились окна двух бистро.

Он отодвинулся от груды банкнот и, словно у него не было более срочного дела, вылил из чемодана воду и поставил его сушиться под огнем. Затем развесил на стуле мокрые брюки и закурил трубку.

— Может, тут даже миллион, — промолвил он вполголоса.

Присев к столу, Малуэн принялся считать купюры, откладывая десятифунтовые в одну сторону, пятифунтовые — в другую. Потом, обмакнув ручку в фиолетовые чернила, перемножил цифры, сложил, и получилась в пересчете на франки сумма в пятьсот сорок тысяч.

Вот оно что! Всего-навсего пятьсот сорок тысяч франков. Малуэн уже свыкся с мыслью и, как будто всю жизнь занимался такими делами, разложил деньги по пачкам, завернул в оберточную бумагу, уложил в чемодан и спрятал его в свой шкафчик.

Стрелочников было трое, и каждый имел шкафчик для личного пользования.

— Ну и дела! — проронил Малуэн, невольно улыбаясь.

И все же ему было малость не по себе. Он даже в мыслях боялся строить какие-нибудь планы и признаться себе, что считает деньги своими. Он снова подошел к стеклянной стенке будки. Светало. Двое мужчин беседовали по ту сторону гавани и привлекли его внимание. Один из них, рыбак Батист, имел привычку расставлять удочки в самом порту и вдоль причалов.

Его шлюпка, окрашенная в зеленый цвет, называлась «Благодать божья».

Собеседник Батиста был в бежевом плаще, высокий и худой. Да это же убийца! Видно, ночью ему было не до сна и он бродил по городу.

Что это он говорит Батисту, поглядывая на зеленую шлюпку? Неужели осмелится нанять рыбака и вместе с ним прощупать багром дно гавани?

Сам не зная почему, Малуэн улыбнулся. Разговор батиста с незнакомцем не произвел на него никакого впечатления. Рыбак отплыл один, чтобы снять свои удочки, а тот, другой, наблюдал за ним с набережной, то и дело дуя на окоченевшие пальцы.

Прошел еще час, взошло солнце, и светло-зеленая поверхность моря заискрилась, словно рыбья чешуя. В доме Малуэна на втором этаже открылось окно. Жена готовила завтрак сыну, который отправлялся в школу в половине восьмого.