Счастливчик - Леонид Жирков

— Я готов!

— Говорят, что ты открываешь людям, знание о грядущем, когда они спрашивают?

— Иногда открываю, Государь.

— Правду ли говорят, что ты предсказал день, час, обстоятельства кончины матери моей Государыни Императрицы?

— Правду говорят Государь.

— Сможешь ли ты монах ответить на мои вопросы о грядущем? Правдивы ли, будут твои предсказания?

— Ответить я смогу на твои вопросы государь. Как вижу я то, что будет, то и скажу. Правда ли сие, про то, не ведомо мне.

— Рассказывают, что многие барыни, почитая Тебя святым, ездили к Тебе справляться о женихах своим дочерям.

— Я не провидец и предсказываю только то, что повелевается свыше.

— Можешь ты сказать, что все, что ты видишь, оправдается?

— Пока, все что говорил, правдой оказывалось. Что далее будет, не знаю.

— То, что ты не говоришь, что предреченное тобою, наверное, совершиться, по моему разумению, только к пользе твоей. Хочу спросить тебя…

— Спрашивай, Государь!

— Каково царствие мое будет? На, какое будет походить? Как долго продлиться?

— Царство Твое, Государь, походить будет на царство, отца Твоего, продлится оно как и царство отца Твоего меньше, чем потребно Тебе.

— Что говоришь!? Как смеешь?

— Говорю то, что вижу. Ты спросил, Государь, я ответил.

— Сколько продлится державство мое? Кто против меня злоумышляет?

— Царствие Твое продлится недостаточно долго, чтобы воплотить желания и решения Твои. А злоумышляют ближние Твои.

— Кто?

— Про то, не вижу Государь, токмо вижу злодеи Твои, как есть, ближние.

Император задумался. Несколько раз прошел скрипя сапогами из одного угла кабинета в другой. Писарь склонился над листами в которых лихорадочно записывал вопросы Павла и ответы инока.

— Будут ли знать потомки мои о встрече моей с прадедом, Петром Великим?

— Будут государь. Будут знать о словах призрака прадеда твоего: «Павел! Бедный Павел!».

— Будут ли помнить меня?

— Будут Государь. К могиле твоей приходить будут многие и многие. Просить будут заступничества Твоего. Яко мученика и страстотерпца, находящегося у престола Господа Нашего.

— А держава моя, какова судьба ее будет? Будут ли войны?

— Будут войны победные, будут поражения. Будут смуты, и будет благоденствие народное. Впоследствии будут две войны неудачные. Но между ними война удачная, но плодов она принесет мало. Одна неудачная у города приморского в пределах державы твоей. Другая, тоже в городе приморском, и тоже не счастливая, но вне приделов Государства Российского, будет большая битва и в окияне — море в той войне. Послужат они к унижению Державы. Но и эти войны к славе войска державы Твоей послужат. Будет и еще одна война, но конец ее не определен…

— Мудрено глаголешь, и к унижению, и к прославлению… Но пусть! Как долго будет Держава моя…

***

— Все записал писарь?

— Все государь!

— Запечатай в конверт, дай я его надпишу. Проводи отца Авеля в кордегардию, да по дороге, позови адъютанта.

Секретарь вышел в двери, в которых тотчас появилась фигура флигель-адъютанта.

— Слушаю Ваше Величество!

— Монаха отправить в Соловецкий монастырь! Ежели, монах Авель станет пророчествовать вслух людям, или кому писать на хартиях, то брать тех людей под секрет, как и самого Авеля. Держать их в тюрьмах или в острогах под крепкою стражею.

Писаря моего немедля за крепким караулом препроводить в крепость Петербургскую. В разговоры с ним под страхом смертной казни не вступать. Коменданту передать, содержать в строгом одиночестве, в теплой каморе. Пищу давать добрую. Судьбу его комендант прочтет в повелении, которое будет в последствии. Сей конверт, положи в шкатулку нарочитую, поставь ее в нижней Тронной зале. Все понял?

— Все Ваше Величество!

***

Санкт-Петербург.1858 г.

— Мсье граф! Вы позволите мне называть Вас моим другом?

— Конечно, конечно мсье Дюма! Льщу себя надеждой, что и Вы окажете мне подобную милость.

— Я очень признателен Вам друг мой и супруге Вашей за Ваше великодушное приглашение совершить путешествие по России, я уже почти полтора месяца нахожусь в славном городе Петербурге, я очарован пейзажами города, Невой, дворцами и соборами, я очарован людьми. Вчера я имел удовольствие любоваться крепостью, расположенной напротив дворца.

— Она называется Петропавловской, а если вернее Санкт Петербургской.

— Не можете ли Вы, оказать мне одолжение, поведав какую-нибудь легенду об этой крепости? Ведь про каждую крепость, тем более, если в ней есть заключенные, непременно существуют легенды. Вы меня очень обяжете друг мой.

Граф Григорий Александрович Кушелев-Безбородко задумался.

— Вы знаете, господин Дюма, я познакомлю Вас с Дмитрием Васильевичем Григоровичем, лучшего путеводителя по Петербургу, знатока Эрмитажа, да и всех наиболее заметных частных галерей просто нет. Я думаю, у него найдется, чем Вас удивить. В том числе и легендами о Петербургской крепости Петра и Павла.

***

— Дмитрий Васильевич! Простите мне мое любопытство, но мсье Кушелев-Безбородко рекомендовал Вас, как лучшего знатока города.

— Григорий Александрович преувеличивает мои знания!

— Нет, нет! Я ценю Вашу скромность, но даже за то краткое время нашего знакомства, я уже составил о Вас, как мне кажется верное мнение. Вы действительно кладезь знаний о Петербурге! В этом я уже убедился!

— Ну, хорошо господин Дюма! Я понимаю, что Вас интересует что-то конкретное. Чем могу быть полезен?

— Друг мой! Вы меня весьма обяжете, если расскажете, какую ни будь романтическую, или наоборот страшную легенду о Петропавловской, или вернее как сказал граф, о Санкт-Петербургской крепости. Он определенно говорил о Вас как о лучшем знатоке столицы! Я пополню свой багаж знаний о России, а мы проведем плодотворно время после обеда! Обед был прекрасен, я непременно запишу рецепты блюд, которыми мы угощались. Но знаете, я не хочу терять время даром, и если Вы сможете мне поведать нечто тайное, я непременно напишу об этом в путевых заметках о России.

— Хорошо господин Дюма. Я расскажу Вам две легенды. Первую поведал мне мой знакомый N, когда два года назад, я охотился во Владимирской губернии. Помещик N крайне нелюдимый, не имеющий семьи, не делающий визитов к соседям, и сам не принимающий оных, представлял, из себя, в уезде весьма интересную личность. Случай свел нас, и в минуту откровенности он поведал мне сию легенду. Я поведу свой рассказ местами от его лица, для удобства повествования. Так как рассказ меня поразил, я попытаюсь передать весь колорит его сообщения.

— Я весь внимание!

— Мой знакомый, от лица которого я поведу повествование, закончил «Императорский сухопутный шляхетный кадетский корпус» основанный при Императрице Анне Иоанновне, и был выпущен в гренадерский генерала от инфантерии Андрея Григорьевича Розенберга полк. Времена были Императора Павла I, и все полки русской армии именовались по шефам. Поступил он в полк прапорщиком.

Но ближе к интересующей Вас истории. Был февраль 1800 года. В тот день он оставался в полку без отпуска, поелику находился в должности товарища дежурного по полку. А теперь собственно его рассказ…

«После обхода помещений полка, по вечернему времени и развода караулов я вместе с дежурным по полку поручиком князем Вяземским сидел я в кордегардии, отмечая в ведомости караулов замеченные неисправности. Появился караульный унтер-офицер со словами:

— В полк прибыл дворцовый скороход, требует товарища дежурного по полку!

Князь Вяземский сказал мне, чтобы я оделся по всей форме, не дай Бог, Император заметит какую-либо неисправность. Отправит в Сибирь, бывали примеры! А то, что меня вызывает сам Император, не подлежит малейшему сомнению!

Я надел епанчу, предварительно убедившись, что мундир в исправности, поправил парик, шляпу и был готов следовать за скороходом.

Меня привезли к новопостроенному Михайловскому замку. Сопровождаемый скороходом я беспрепятственно прошел в боковой вход по узкому мостику надо рвом. Мы поднялись по узкой винтовой лестнице и оказались перед запертой дверью. Скороход постучал в нее особым образом, дверь открылась, и япосле перехода по внутренним лестницам и переходам, предстал перед Императором. Я вытянулся перед ним, с трепетом ожидая разъяснения моего вызова. В голове мелькнула история превращения остановленного на Невском проспекте прапорщика лейб-гвардии Его Императорского Высочества Александра Павловича полка, последовательно за четверть часа произведенного императором в поручики, штабс-капитана, капитана. В возможность такого случая со мной, не верилось. Здесь что-то иное.