Реверс - Михаил Юрьевич Макаров

Чрезвычайное происшествие поставило всех на уши.

Застигнутый врасплох Аркадьич легко впал в уныние:

— Из-за этого онаниста мне теперь выговорешник влепят. А у меня в декабре срок на «старшего советника» подходит!

Черты прокурорского лица утратили рубленую чёткость. Волевой раздвоенный подбородок превратился в студень. Медный загар сошёл с идеально выбритых щёк.

Для Бурова виновность Органчика являлась аксиомой:

— Мужику за сорок. Женат ни разу не был. С бабами никогда не хороводился. Всю дорогу жил с мамой. Тут явные отклонения… Бляха-муха, где моя зажигалка?! — Аркадьич мощными руками, как крыльями, захлопал себя по карманам, сатанея от ничтожного повода.

— Не психуй, вот она, — в груде бумаг на приставном столе Кораблёв нашёл латунную «Zippo».

Откинув крышку, издавшую фирменный щелчок, поднёс огонёк шефу. Прикурил сам (четвёртую с утра). Затягиваясь, сморщился и, как бы нехотя, озвучил довод, косвенно подтверждавший правоту Бурова.

— Я тебе не говорил… Органчик на месте происшествия заставил судмедэксперта раздеть убитую. Догола. Нужды в этом не было. Преступление с изнасилованием не связано. Я тогда ещё подумал: «На хрена козе баян?»

— Чего непонятного? На голую бабу он захотел посмотреть. На мёртвую хотя бы. А дома потом лысого гонял до изнеможения. Извращенец! — негодовал Аркадьич.

— С другой стороны, где логика? — Кораблёв стряхнул с сигареты пепел. — Показал девочке письку и дальше по парку круги нарезать? Норматив выполнять? Ну, был бы пьяный — ладно. Но он-то трезвый.

— Саша, у маньяков логика своя. Нам её не понять! Может, он ещё разок…

Риторику Бурова прервал верезг телефона спецсвязи. По «тройке» звонил первый зампрокурора области. Он уже владел общей информацией из нескольких источников, в том числе, от Аркадьича, доложившего по мобильнику. Плохая новость застала «дядю Колю» по пути на службу. Добравшись до защищённой линии, Насущнов выспрашивал подробности.

Аркадьич, отчитываясь, рефлекторно тянулся по стойке «смирно»:

— Николай Николаевич, с девочкой мы пока не общались. Она в милиции. Её инспектор ОДН опрашивает с педагогом. Я подумал, не стоит силой вырывать у них девочку…

— Правильно сделал, Сергей Аркадьевич, правильно, — умудрённый аппаратчик одобрил взвешенную тактику межрайпрокурора. — Меньше всего сейчас нужна суета. И обвинения в необъективности нам ни к чему. Скажи-ка мне лучше, вот эта девочка… девочка, чего она в такую рань в парке делала? Она что, из неблагополучной семьи?

— Дык, она там с матерью находилась. Мать у неё дворник, с собой дочку таскает.

— Понятно. Как Хоробрых?

— Сидит у себя в кабинете. Заперся, пишет рапорт на имя прокурора области. Божится, что никаких паскудств не совершал. Но в глаза не смотрит. Как-то тут, Николай Николаевич, всё сомнительно…

— Не торопись с выводами, Сергей Аркадьевич. Не торопись… Случай, конечно, вопиющий. Нужно разобраться объективно… объективно… Как бы мы ни относились к Хоробрых… к Хоробрых, он — сотрудник прокуратуры… Представь, какое пятно… пятно на наш мундир ляжет, если факты подтвердятся. К вам выехали следователь из важного отдела и наш психолог… психолог. Она побеседует с девочкой на своём языке. Криминалистам я дал команду договориться в УФСИНе с полиграфом. Готов Хоробрых пройти проверку на полиграфе?

— Я не спрашивал.

— А ты спроси… спроси обязательно. И передай, что ерепениться не в его интересах. Короче, начинаем проверку. Полную и всестороннюю. Помозгуйте там с Кораблёвым, на что обратить внимание. Вы мужики опытные… опытные. Оба следственники со стажем. Если это провокация… провокация… А я этого не исключаю с учётом последних событий… Ну, ты понимаешь… Кстати, твой Хоробрых активно в них участвовал и вполне мог нажить себе врагов в МВД. Так во-от… Если это провокация, вы должны распознать её признаки. Следы всегда остаются. Ну, а если Хоробрых виновен, пощады ему не будет. И тебе, кстати, тоже. Всё понял? Удачи! Меня держи в курсе. О малейшей динамике докладывай лично.

Вернув трубку на базу, Аркадьич облегчённо выдохнул. Потянулся за своей сигареткой, пристроенной на бортике хрустальной пепельницы. Хвать, оставшись без присмотра, «Парламент» истлел до фильтра. Пришлось снова лезть в пачку.

— С кем ты в милиции говорил? Кто не отдал материал? — поинтересовался Кораблёв, открывая окно.

На улице отвесной мутной стеной хлестал дождище. Ветра не было, а без него сизые клубы табачного дыма не желали покидать помещение.

— С Коробовым говорил. Он — и.о. начальника.

— А Сомов где?

— На больничный, что ли, свалил… Или отпуск догуливает? Хрен его маму знает, Саша. Тебе надо, ты узнай! — Буров готов был завестись на ерунде.

— Узнаю и доложу, — с преувеличенной серьёзностью сказал Кораблёв.

— Вот, так-то лучше. Поменьше борзей! О чём я говорил? А-а! Коробов, он не то что отказался отдавать материал. Он говорит — областники велели обработать сообщение и передать нам по подследственности в установленном порядке. А пока передавать как бы нечего…

— Всё равно наглость. Я бы заставил притащить, что есть.

— Тебе легко рассуждать. Тебя не накрячат.

Саша промолчал, не желая подливать масла в огонь. То, что гром грянул не в период исполнения им обязанностей прокурора, его устраивало. А кого бы такой расклад не устроил? Разве что мазохиста.

«Сколько можно за тебя, Серый, отдуваться? — думал Кораблёв, искоса поглядывая на Аркадьича. — Вон ты какой загорелый да гладкий. А я этим летом ни разу ещё не купался и похудел на два с половиной кило».

— Ладно, пошёл я отчёт считать, — Кораблёв направился к двери.

— Саш, это самое, если Органчика закроют… Ну, или там, отстранят… Милицейские отчёты ты будешь принимать, — предупредил Буров. — Чего ты глаза вытаращил?! Больше никто в этом не рубит.

— Кто его посадит, он же памятник?[390] — криво усмехнулся Саша.

Вредитель, зануда и стукач Хоробрых был ненавидим всем коллективом. Но он тащил объёмный участок, который не мог оставаться бесхозным. Его придётся перекрывать другому заму в ущерб собственной работе. Поэтому радости от того, что Органчик влетел, Кораблёв не испытывал.

«Неприятность случается в самый неподходящий момент», — закон подлости, по-научному — закон Мёрфи, в бесчисленный раз подтверждался практикой.

Следующие полчаса Саша корпел над самым большим отчётом формы 1Е. Терпеливо разносил по графам сведения об уголовных делах, оконченных следователями прокуратуры. Делал разбивку по статьям УК. Из общего числа обвиняемых вычленял несовершеннолетних. Препарировал дела, расследованные в срок свыше двух месяцев, именуемые делами с нарушенным сроком. Группировал подозреваемых по основаниям задержания…

За время своего замства Кораблёв поднаторел в статистике. Однако полгода, минувшие со дня составления последнего отчёта — достаточный срок, чтобы забыть нюансы. Приходилось не только память напрягать, но и листать инструкцию. Скучнейший документ был написан тарабарским языком. Его составители, аппаратчики из Генеральной, не зная ответов на каверзные вопросы, возникающие на