Реверс - Михаил Юрьевич Макаров

предупредила их строго-настрого:

— О работе говорите как можно меньше и в общих чертах. Того, что может разволновать Львовича, не касайтесь. Замечу, что нарушаете правила, сразу выставлю за дверь. Всё понятно?!

— Елена Михайловна, неуж мы совсем бестолковые? — притворился обиженным Борзов.

Он кряхтел, объёмный живот мешал ему нагнуться. В квартире Сан Саныч ориентировался. По пути в гостиную заглянул в комнату к Птицыну-младшему.

— Здоров, отличник! Как в школе дела? Какие отметки?

Парень, оторвавшись от экрана ноутбука, взглянул изумлённо:

— Какие отметки, дядь Саш? Сейчас каникулы…

— А чего ты дома сидишь? — возмутился Борзов. — Бегай на улицу, там красотища какая. Теплынь! А девчонки какие ходят в коротких юбках! Подружка есть у тебя? Чего краснеешь? Елена Михайловна, есть у Вадика подружка?

— Рано ему ещё, — хозяйка откликнулась из кухни.

— Какое рано?! Пятнадцать лет. Самый сенокос!

Птицын с усилием поднялся из кресла навстречу гостям. Истаял он здорово. Богатого фиолетового цвета велюровый халат с отложным воротником казался купленным на вырост. Глубоко запали светлые глаза, истончилась шея. Отросшая колючая борода была наполовину седой. В голосе появилось старческое дребезжание.

Борзов, однако, отпустил комплимент:

— Небо и земля, Вадим Львович! Гораздо лучше выглядите, чем на позатой неделе!

Елена навострила уши. На подносе, с которым она вошла, нервно звякнул чайный сервиз.

— Где это ты, Сан Саныч, видел моего благоверного?

— Был на комплексе по работе, забежал на минуту! — отмазки у Борзова имелись на все случаи жизни.

Гости усаживались. Борзов присел на пуфик, Коростылёв — в свободное кресло. Кадровик впервые был дома у начальника криминальной. Думая, что делает это незаметно, зыркал по сторонам, знакомясь с обстановкой гостиной.

Стандартный мещанский комплект в виде трёхэтажной стенки, забитой хрусталём, дивана-кровати и пыльного ковра здесь отсутствовал. Мебель была от Икеа, двухцветная, функциональная. Декоративные элементы представлял тот же бренд. В нише стены таращился жидкокристаллическим экраном (диагональ сорок дюймов) телевизор «Sony» в серебристом корпусе. Разобрать марку навороченного музыкального центра Коростылёву не позволило зрение.

Интерьер подтверждал слухи о наличии у Птицына дополнительного источника дохода.

«Жена юристом в налоговой работает. Миллионов не получает. На неё стрелки не переведёшь», — размышлял Коростылёв, делая осторожный глоток из чашки.

— С чабрецом! — одобрил, расплываясь в улыбке.

И, будучи завзятым чаеманом, прочёл короткую лекцию о полезных свойствах этой душистой травки.

— Потенцию тоже укрепляет? — Борзов попросил добавки.

Чаёк Сан Саныч активно закусывал шоколадными конфетами и печеньем.

Птицын, морщась, цедил красноватый отвар шиповника.

— Чай и кофе под запретом, — пожаловался. — Бурду вот пью несладкую.

Кадровик в мае тоже побывал в кардиологии. Там он спрятался после того, как прокуратура объявила МВД войну. Соответственно, сейчас имелась общая тема для разговора. Сердечники обсудили режим в отделении, врачей, медсестёр, кормёжку…

— Елена Михайловна, положительные эмоции можно? — дохрумкав печенье, осведомился Борзов.

— В гомеопатических дозах.

Сан Саныч рассказал о происшествии на даче Савельева.

— Главное, мы раскрыли, а РУБОП себе захапал. Теперь бахвалятся, что они майский глухарь по поджогу тачки Савелия подняли. С конкретными-то лицами фиг ли не работать? Где справедливость? Они в парнях, а мы в окурках!

— Что за группа? — заинтересовался Птицын. — Заказчик установлен?

— Асмолов утром сказал, будто исполнители сами по себе шухарили. Одного из них, армяшку, Савелий подрезал на проспекте, вот он и решил красного петуха ему пустить…

— Господа, вам последнее китайское предупреждение, — Елена ложечкой постучала по краю блюдца.

Тяжёлая болезнь мужа измотала её. Последствия хронической усталости — голубые полукружия, набрякшие под глазами, добавляли лет пять верных. Заметно было, что на всё хозяйство рук Елены не хватает. В углах комнаты скопились серые клубочки пыли. Цветы на подоконнике завяли без регулярной поливки.

Следующие пять минут говорили про погоду, как траву безвкусную жевали.

Коростылёв сообщил новость из кадровой кухни:

— Павел Комаров рапорт подал на перевод из РУБОПа в розыск.

— Когда? — Птицын округлил глаза.

— Сегодня.

— Чудит Пашка, — хмыкнул Сан Саныч, обтирая салфеткой мясистые губы. — Со старшего опера на простого хочет уйти. Из областной структуры — в район. У них же там выслуга льготная. Год за один и три![387] Сколько всего потеряет!

— Видно, припекло, — многозначительно сказал Птицын, досадуя, что не может лично выяснить у своего воспитанника причины столь кардинального шага.

Елена Михайловна вновь показала игрокам жёлтую карточку.

Кадровик заинтересовался книгой по искусству эпохи Возрождения. Спросив разрешения, взял её с полки. Оседлал переносицу узенькими очками в стальной оправе, за которые личным составом был прозван Берией, и начал бережно листать, разглядывая красочные иллюстрации.

Борзов за спиной хозяйки маякнул[388] Птицыну. Не меняя расслабленной позы, полковник шевельнул указательным пальцем, призывая подчинённого к осторожности.

Елена Михайловна тем временем рассказывала, как она ограждает Львовича от негатива извне:

— Позавчера прихожу с работы, а он слушает переговоры дежурной части с патрулями. Поймал сканером милицейскую частоту и комментирует: «Не туда поехали!», «Блокируйте пути отхода!» Я, конечно, пресекла это безобразие. Сканер унесла в гараж. Дома прятать от сыщика бесполезно…

Птицын умиротворённо улыбался, потом вдруг клюнул носом.

— Львович, — супруга тронула его за рукав, — нельзя дремать. Половина восьмого только. Не уснёшь потом.

Полковник встрепенулся, оправдываясь:

— Слабость какая-то…

— Мы пойдём, — Коростылёв возвратил книгу на место.

Гости прошли в прихожую. Борзов указал кадровику на банкетку:

— Присаживайтесь, Вячеслав Валерьянович.

— Да-а, прошли те времена, когда я обувался стоя, — вздохнул Коростылёв. — Где-то тут рожок был?

— А вот! — Борзов протянул пластмассовую лопаточку с ручкой в виде конской головы.

— Сан Саны-ыч! — из глубины квартиры донёсся слабый голос хозяина.

Борзов умчался на зов, а пять секунд спустя притопал обратно.

— Вячеслав Валерьянович, вы поезжайте. Я помогу Елене Михайловне банки с антресоли достать. Война войной, а огурцы солить надо.

— Моя тоже вся в заготовках, — с пониманием кивнул кадровик.

Борзов закрыл за ним дверь и направился в гостиную. Посредине комнаты уже стояла Елена, подперев кулачками сухие бока.

— Это какие такие банки вы собрались доставать? Конспираторы…

— Лен, налей Санычу рюмашку, — Птицын вновь выглядел бодрым. — А то скажет в отделе, что мы негостеприимные хозяева. Десять минут разреши нам посекретничать. Тема мирная, волноваться я не буду.

— Ох, ну что с вами сделаешь? Но только десять минут, не больше. Сан Саныч, тебе коньяку или водки?

— Коньячку, Елена Михайловна. Того, которым на майские угощала. Пять звёздочек.

Офицеры закрылись в зале и шептались там полчаса вместо отведенных им десяти минут. Когда Борзов, наконец, отчалил, Елена, убирая со стола, обнаружила, что бутылка «Арарата» осталась нетронутой.

39

01 июля 2004. Четверг 07.15–08.00

Привыкшие гадать на кофейной гуще синоптики опять лопухнулись с прогнозом. Утро четверга выдалось ясным, ни