Сочинения - Валерий Брюсов

24 августа 1898

Девичья

То-то жизнь наша прискорбна:Мы весь день разлучены!Но зато всю ночь подробноПро тебя я вижу сны.

Как ты, бедный друг, страдаешьПод гуденье, за станком,Как, закрыв лицо, рыдаешь,Что с весельем незнаком.

Что мне сделать, неудачной?Чем мне милому помочь?..Полно мне считаться прачкой!Я уйду на долгу ночь.

Полюблюсь на тротуареЯ богатому купцу,Укачу я с ним на паре,До утра с ним прокучу.

Будут серьги, будет брошка,Будут деньги в портмоне.Я себе возьму немножко, —За другим приди ко мне.

Подарю тебе часы яНа цепочке золотой…Может, деньги и чужие,Да подарок будет мой!

Если с кем я целовалась,Он уехал в Верею.Я тебе верна осталась,Ты, которого люблю.

1901

Веселая

Дай мне, Ваня, четвертак,Пожертвуй полтинник!Что ты нынче весел так,Словно именинник?

Раскошелься до гроша,Не теряй минуты.Или я не хороша?Мои плечи круты!

Надо жить, чтоб пьяной бытьДо обеда, в лежку,Чтоб поутру не тужитьПро нашу дорожку.

Чтобы щеки от тех слез,Белые, не пухли,Я румянюсь ярче роз,Подвиваю букли.

Если ж станет невтерпежС мутного похмелья,Ты опять, опять придешь,Принесешь веселья.

Буду ждать я час-другой,Где-то мой сударик?Помни, помни, друг милой,Красненький фонарик!

6 сентября 1901

Баллады

Раб

Я – раб, и был рабом покорнымПрекраснейшей из всех цариц.Пред взором, пламенным и черным,Я молча повергался ниц.

Я лобызал следы сандалийНа влажном утреннем песке.Меня мечтанья опьяняли,Когда царица шла к реке.

И раз – мой взор, сухой и страстный,Я удержать в пыли не мог,И он скользнул к лицу прекраснойИ очи бегло ей обжег…

И вздрогнула она от гнева,Казнь – оскорбителям святынь!И вдаль пошла – среди напеваЗа ней толпившихся рабынь.

И в ту же ночь я был прикованУ ложа царского, как пес.И весь дрожал я, очарованПредчувствием безвестных грез.

Она вошла стопой неспешной,Как только жрицы входят в храм,Такой прекрасной и безгрешной,Что было тягостно очам.

И падали ее одеждыДо ткани, бывшей на груди…И в ужасе сомкнул я вежды…Но голос мне шепнул: гляди!

И юноша скользнул к постели.Она, покорная, ждала…Лампад светильни прошипели,Настала тишина и мгла.

И было все на бред похоже!Я был свидетель чар ночных,Всего, что тайно кроет ложе,Их содроганий, стонов их.

Я утром увидал их – рядом!Еще дрожащих в смене грез!И вплоть до дня впивался взглядом, —Прикован к ложу их, как пес.

Вот сослан я в каменоломню,Дроблю гранит, стирая кровь.Но эту ночь я помню! помню!О, если б пережить все – вновь!

Ноябрь 1900

Пеплум

Знаю сумрачный находСтрасти, медленно пьянящей:Словно шум далеких вод,Водопад, в скалах кипящий.

Я иду, иду однаВдоль стены, укрыта тенью;Знаю: ночь посвященаНаслажденью и паденью.

Статный юноша пройдет,Щит о меч случайно брякнет, —Громче шум бегущих вод,Водопад мой не иссякнет!

Наконец, без сил, без слов,Дрожь в руках и взоры смутны,Я заслышу жданный зов —Быть подругою минутной.

Я пойду за ним, за нимВ переулок опустелый,Черный плащ его, как дым,Пеплум мой, как саван белый.

Я войду к нему, к нему…О, скорей гасите свечи!Я хочу вступить во мглу.Свет померк, померкли речи.

Кто-то… где-то… чьих-то рукСлышу, знаю впечатленья.Я хочу жестоких мук,Ласк и мук без промедленья.

Набегает сумрак вновь,Сумрак с отсветом багряным,Это ль пламя? это ль кровь?Кровь, текущая по ранам?

Ночь – как тысяча веков,Ночь – как жизнь в полях за Летой.Гасну в запахе цветов,Сплю в воде, лучом согретой…

…В прорезь узкого окнаГлянет утро взором белым.Прочь! оставь! – иду однаПереулком опустелым.

Сладко нежит тишина,С тишиной роднится тело,Стен воскресших белизнаОттеняет пеплум белый.

15 октября 1900

Помпеянка

«Мне первым мужем был купец богатый,Вторым поэт, а третьим жалкий мим,Четвертым консул, ныне евнух пятый,Но кесарь сам меня сосватал с ним.

Меня любил империи владыка,Но мне был люб один нубийский раб,Не жду над гробом: «casta et pudica»[288]Для многих пояс мой был слишком слаб.

Но ты, мой друг, мизиец мой стыдливый!Навек, навек тебе я предана.Не верь, дитя, что женщины все лживы:Меж ними верная нашлась одна!»

Так говорила, не дыша, бледнея,Матрона Лидия, как в смутном сне,Забыв, что вся взволнована Помпея,Что над Везувием лазурь в огне.

Когда ж без сил любовники застылиИ покорил их необорный сон,На город пали груды серой пыли,И город был под пеплом погребен.

Века прошли; и, как из алчной пасти,Мы вырвали былое из земли.И двое тел, как знак бессмертной страсти,Нетленными в объятиях нашли.

Поставьте выше памятник священный,Живое изваянье вечных тел,Чтоб память не угасла во вселеннойО страсти, перешедшей за предел!

17 сентября 1901

Путник

По беломраморным ступенямЦаревна сходит в тихий сад —Понежить грудь огнем осенним,Сквозной листвой понежить взгляд.

Она аллеей к степи сходит,С ней эфиопские рабы.И солнце острый луч наводитНа их лоснящиеся лбы.

Где у границ безводной степи,Замкнув предел цветов и влаг,Стоят столбы и дремлют цепи, —Царевна задержала шаг.

Лепечут пальмы; шум фонтанныйТак радостен издалека,И ветер, весь благоуханный,Летит в пустыню с цветника.

Царевна смотрит в детской дрожи,В ее больших глазах – слеза.Красивый юноша-прохожийПростерся там, закрыв глаза.

На нем хитон простой и грубый,У ног дорожная клюка.Его запекшиеся губыСкривила жажда и тоска.

Зовет царевна: «Брат безвестный,Приди ко мне, сюда, сюда!Вот здесь плоды в корзине тесной,Вино и горная вода.

Я уведу тебя к фонтанам,Рабыни умастят тебя.В моем покое златотканомК тебе я припаду, любя».

И путник, взор подняв неспешно,Глядит, как царь, на дочь царя.Она – прекрасна и безгрешна,Она – как юная заря.

Но он в ответ: «Сойди за цепи,И кубок мне сама подай!»Закрыл глаза бедняк из степи.Фонтаны бьют. Лепечет рай.

Бледнеет и дрожит царевна.Лежат невольники у ног.Она растерянно и гневноБросает кубок на песок.

Идет к дворцу аллеей сада,С ней эфиопские рабы…И смех чуть слышен за оградой,Где степь, и цепи, и столбы.

1903

Решетка

Между нами частая решетка,В той тюрьме, где мы погребены.Днем лучи на ней мерцают кротко,Проходя в окно, в верху стены.

Между нами кованые брусья,Проволок меж них стальная сеть.До твоей руки не дотянусь я, —В очи только можем мы смотреть…

Тщетно ближу губы сладострастно, —Лишь железо обжигает их…Смутно вижу, в полутьме неясной,У решетки – очерк губ твоих.

И весь день, пока на темной сталиТам и сям мелькает луч дневной,В содроганьях страсти и печалиУпиваюсь я тобой, ты – мной!

Нас разводит сумрак. На соломеМы лежим, уйдя в свои углы;Там томимся в сладострастной дреме,Друг о друге грезим в тайне мглы.

Но опять у роковой преградыМы, едва затеплятся лучи.И, быть может, нет для нас отрадыСлаще пытки вашей, палачи!

28 сентября 1902

У моря

Когда встречалось в детстве гореИль беспричинная печаль, —Все успокаивало мореИ моря ласковая даль.

Нередко на скале прибрежнойДни проводила я одна,Внимала волнам и прилежноВыглядывала тайны дна:

На водоросли любовалась,Следила ярких рыб стада…И все прозрачней мне казаласьДо бесконечности вода.

И где-то в глубине бездоннойЯ различала наконецВесь сводчатый и стоколонныйЦаря подводного дворец.

В блестящих залах из коралла,Где жемчугов сверкает ряд,Я, вся волнуясь, различалаПодводных дев горящий взгляд.

Они ко мне тянули руки,Шептали что-то, в глубь маня, —Но замирали эти звуки,Не достигая до меня.

И знала я, что там, глубоко,Есть души, родственные мне;И я была не одинокаЗдесь, на палящей вышине!

Когда душе встречалось гореИль беспричинная печаль, —Все успокаивало мореИ моря ласковая даль.

3 февраля 1902