Широкий Дол - Филиппа Грегори

Брайен кивнул, и я, не сводя с него жесткого взгляда, нарочно продолжала придерживать Соррела, пока этот кивок не превратился в полноценный поклон – именно так мне и должны были кланяться жители моей деревни. Затем я скупо ему улыбнулась и весьма неприязненным тоном сказала:

– Всего хорошего, Брайен. Завтра я жду вас в буковой роще с командой из двадцати человек.

Но когда на следующий день я рысцой проехала по дороге и свернула к буковой роще, то увидела, что на границе общинных земель собралось не двадцать человек, а больше сотни. И не только мужчины, но и женщины, и дети, и немощные старики, и даже горстка самых бедных арендаторов и сквоттеров. Собственно, почти вся община Широкого Дола вышла меня встречать. Я остановила Соррела и, не торопясь, стала привязывать его к какому-то кусту. Такого я никак не ожидала, и теперь мне нужно было время, чтобы подумать и взять себя в руки. Когда я, наконец, перестала возиться с вожжами и подняла голову, лицо мое было ясным и безмятежным, а улыбка столь же прелестна, как солнечное утро.

– Добрый день всем вам, – сказала я. И голос мой звучал радостно и звонко, как пенье малиновки; она, сидя у меня над головой на ветке бука, как раз принялась выводить свои трели.

Старики собрались небольшой кучкой, о чем-то совещаясь и подталкивая друг друга, точно мальчишки, пойманные сторожем в саду. Наконец вперед вышел Джордж Тайэк, самый старый человек в деревне, но все еще цеплявшийся за жизнь и за свою лачугу, хотя его всего скрючило от ревматизма, да и руки у него непрерывно дрожали.

– Добрый день, мисс Беатрис, – сказал он с приветливой вежливостью терпеливого человека, который всю жизнь подчинялся чужим приказам, однако сумел не утратить ни самообладания, ни достоинства. – Мы все собрались здесь сегодня, чтобы поговорить с вами о ваших планах насчет общинных земель, – сказал он. У него был мягкий выговор уроженца сассекских низменностей, он родился и всю жизнь прожил здесь, в окружении этих зеленых холмов. Ни его родители, ни его деды никогда не жили в других местах, и, возможно, кости именно его предков покоились в земле на Норманнском лугу. Возможно, именно им принадлежала эта земля до того, как мои предки отняли, украли ее у них.

– Добрый день, дедушка Тайэк, – ласково сказала я. Сегодня, возможно, будет тяжелый день; сегодня я сотворю нечто жестокое по отношению к беднякам Широкого Дола, и все же я не могла не улыбнуться старому Тайэку; я всегда невольно улыбалась, когда слышала медленный, протяжный говор моих земляков. – Я всегда рада вас видеть. – Я старалась быть не менее вежливой. – Хотя я, конечно, несколько удивлена тем, что здесь собралось так много жителей деревни, да и других людей тоже. – Мой взгляд метнулся в сторону арендаторов – моих арендаторов, которые по одному моему слову могли лишиться крыши над головой! Они сразу зашаркали ногами, смущенные моим пристальным взглядом. – Я удивлена тем, что столь многим из вас пришло в голову, что они имеют право высказываться по поводу того, что я делаю на своей собственной земле.

Дедушка Тайэк кивнул, услышав упрек; у арендаторов был такой вид, словно больше всего им хочется оказаться как можно дальше отсюда. Они прекрасно понимали, что я с первого взгляда заметила каждого из них, и теперь их мучили страх и неуверенность, не придется ли им расплачиваться за подобный демарш. И ведь действительно придется! – подумала я.

– Мы просто тревожимся, мисс Беатрис, – мягко заметил Тайэк. – В усадьбу-то мы явиться не посмели; а когда впервые услышали о ваших планах, так не поверили, что вы так с нами поступите. Вот мы и решили дождаться, когда будет возможность при встрече выяснить у вас все наши вопросы.

Я подбоченилась и окинула взглядом толпу крестьян. В лучах зимнего солнца мое дорожное платье казалось каким-то особенно черным. А рыжие волосы под аккуратной амазонкой так и сияли, как листья буков осенью. Люди окружали меня со всех сторон, но они встали так из вежливости. В них не было ничего от разъяренной толпы. Я чувствовала, что пока полностью владею ситуацией, и они тоже это понимали. Даже старый Джордж Тайэк при всем его достоинстве и мудрости говорил со мной подобострастно.

– Ну что ж, – сказала я, и голос мой был чист и звонок, так что даже те жалкие арендаторы, что стояли в последних рядах, отлично меня слышали, – будь я проклята, если это не мое личное дело – как мне распорядиться собственной землей! Но раз уж вы решили устроить себе выходной и явились сюда, то поскорей говорите, в чем дело.

И тут словно дамбу на реке прорвало наводнением.

– А кролики? Мясо-то мне не по карману! Кролики – наше единственное спасение! – крикнула одна из женщин.

– А чем очаг топить? Чем, если мне сюда приходить запретят? – спросила вторая.

– У меня корова и две свиньи, они всегда здесь паслись, – растерянно сказал какой-то крестьянин.

– А я всегда свои ульи на общинном лугу ставил, чтобы пчелки вересковый мед собирали, – послышался голос одного из арендаторов.

– А я нарезал здесь торф для печки!

– А я здесь хворост собирала!

– Мои овцы всю осень на лугу паслись!

И сквозь этот шум до меня донесся дребезжащий тенор дедушки Тайэка.

– Оглянитесь, мисс Беатрис, – сказал он. Я обернулась. Я стояла рядом с огромным дубом, одним из самых старых в нашем лесу. В деревне была одна симпатичная традиция, согласно которой влюбленная пара в знак помолвки вырезала свои имена на коре этого дуба. От самых корней и выше, чем я могла достать, кора дерева была покрыта узорами из переплетающиеся друг с другом имен и весьма искусно вырезанных сердечек.

– Там есть и мое имя, и имя моей жены Лиззи, – сказал старый Джордж Тайэк, указывая куда-то над моей головой. Я всмотрелась внимательней и различила на покрытой лишайником, как старинное надгробие, коре вырезанное сердце и внутри имена: «Джордж» и «Лиззи». – А чуть выше вырезаны имена моего отца и матери, – продолжал он. – А еще выше – их отцов и матерей, а также многих других моих предков, таких далеких, что мало кто их и помнит; самые верхние имена теперь, пожалуй, толком и не прочесть – так, одни зарубки на коре вместо тех старинных имен, что были когда-то там вырезаны.

– И что? – холодно спросила я.

– Где же мои внуки будут вырезать свои имена, когда им придет пора жениться? – спросил дедушка Тайэк. – Если вы срубите это дерево, мисс Беатрис, нашим детям будет негде друг другу в любви поклясться.

По толпе пробежал одобрительный шепот. Основные требования, естественно, были связаны с источником пищи и топлива, но при этом даже самые бедные не забывали, что и у них есть чувства.