Широкий Дол - Филиппа Грегори

Они вернулись к работе. Естественно, они вернулись. Не такие они были дураки, чтобы идти против того, кто одновременно является их хозяином, землевладельцем и работодателем. Брайен верхом при-мчался в усадьбу, когда у работников был обеденный перерыв, и сообщил, что работа начата и изгороди ставят очень быстро. Он был в восторге.

– Вы их победили! – воскликнул он. – Видели бы вы их физиономии! Ваши слова их совершенно сломили. Жаль, что мы и впрямь ирландцев не позвали. Они бы раз и навсегда отучили эту деревенщину хлопать ушами! Но до чего кислые у них были лица, когда вы уехали, миссис МакЭндрю! Вы прямо-таки одним ударом всех победили!

Я холодно на него посмотрела. Его злобное презрение к моим крестьянам напомнило мне о том, какую странную роль я вынуждена играть. И какими отвратительными рычагами вынуждена пользоваться, чтобы сделать то, что сделать необходимо.

– Ну, хорошо, а теперь возвращайтесь к своим работникам, – довольно резко остановила я его восторги. – Мне нужно, чтобы этот участок земли был как можно скорей подготовлен к весеннему севу.

Я не пощадила себя и, хотя мне было очень больно видеть эти обреченные холмы, все же поехала туда, хотя сейчас, ранней весной, сумерки наступали уже где-то часа в четыре, так что я мало что сумела там разглядеть. Но я все же почувствовала знакомый запах замерзших папоротников и обледенелых сосновых игл, и этот запах пронзил мне сердце. Я, глотая слезы, сидела в своей двуколке на краю дороги, а Соррел нетерпеливо покусывал удила, и перед нами возвышалась новая ограда, отмечавшая границы новых пшеничных полей, которые будут засеяны уже в этом году. А на следующий год мы огородим и осушим еще больше земли, потом еще и еще, пока на холмах не останутся только те поля, что расположены слишком высоко или на слишком крутых склонах, а потому на них может расти только трава и чудесные полевые цветы. Уже через несколько лет исчезнет весь этот участок общинных земель с их округлыми, уходящими вдаль холмами, с долинами, покрытыми сочной травой, а ограда, причинившая жителям нашей деревни столько горя и тревог, станет лишь первым из многочисленных уроков, которые научат их понимать: эта земля принадлежит только нам, мы ее хозяева, а им скоро не будет позволено даже ступить на нее без нашего разрешения. Но за темными очертаниями новой ограды все еще виднелись знакомые вершины холмов и граница общинных земель там, где они примыкали к нашему лесу. И сердце мое болело от любви к этим землям.

А потом я поспешила домой. Мне хотелось поскорей приехать и успеть выкупать Ричарда, а потом надеть на него теплую шерстяную рубашечку, пощекотать его голенький, чудесно пахнущий теплый животик и теплые мягкие подмышки. Мне хотелось причесать его и уложить его волосы прелестными темными локонами, а потом прижаться лицом к его теплой шейке и вдыхать сладкий чистый запах детского тела. Но больше всего мне хотелось увидеть своего сына, чтобы еще раз убедить себя: он действительно у меня есть, и он станет сквайром Широкого Дола, и для этого мне необходимо удержаться на этом страшном, но единственно возможном пути. Мне необходимо убедить себя, что я не сошла с ума, когда вырвала и растоптала сердце той земли, которую так любила.

На следующий день Джон Брайен явился еще до завтрака и ждал меня у дверей моего кабинета. Мне весьма неприязненным тоном сообщила об этом моя горничная Люси, когда я одевалась. Я удивленно подняла бровь и, встретившись с ней в зеркале глазами, лукаво спросила:

– Разве вы так не любите Джона Брайена, Люси?

– А за что мне его любить или не любить? – грубовато ответила она. – Я его почти не знаю. Зато знаю, какова его работа; знаю, что он зарабатывает в два раза больше любого в деревне, но никогда даже медяка не одолжит родственникам собственной жены. Я знаю, что для работы он выбирает только тех, у кого еще силы остались, а молодого Гарри Джеймсона в свою команду ни разу за зиму не включил, хотя тому деньги позарез нужны. Не очень-то я его люблю, это правда. Так ведь деревенские его и вовсе пуще всякой отравы ненавидят.

Я улыбнулась Люси. Себя она, конечно, деревенской больше не считала. И действительно, ее жизнь была тесно переплетена с моей; она с юности служила в господской усадьбе; ее тарелка всегда была полна до краев; однако в деревне у нее была родня, и она всегда была в курсе того, что там происходит.

– Я его тоже не очень люблю, – сказала я. Люси тем временем ловко укладывала мои волосы в высокую прическу, оставив по бокам несколько локонов, обрамлявших лицо. – И потом, ему следовало бы находиться там, где он ведет работы. Спасибо, Люси, все очень хорошо. По-моему, у него снова какие-то неприятности.

Люси послушно отступила назад, потом еще слегка поправила что-то в моей прическе и мрачно заметила:

– Да и как не быть неприятностям, если вы велели огородить те земли, что издавна деревне принадлежали?

Я пристально посмотрела на нее, и она в итоге опустила глаза, а я твердо заявила:

– Эта земля принадлежит Широкому Долу. – И я на всякий случай еще раз посмотрела на Люси, думая при этом: вот и еще один человек, которого мне в последнее время приходится осаживать. Наше поместье, возможно, и разбогатеет, а мой сын, возможно, все же станет сквайром, но я потеряю такую бесценную вещь, как людская любовь.

Пожав плечами, я отогнала от себя эти мысли и направилась к Джону Брайену.

– Вы что-то хотели мне сообщить? – холодно осведомилась я. Брайен неловко теребил в руках шапку; глаза у него были вытаращены от волнения: он беспокоился, что меня огорчат и рассердят те новости, которые он намеревался мне сообщить.

– Миссис МакЭндрю, ваша ограда… – задыхаясь, выпалил он, – они ее повалили! И частично изрубили. Почти все, что было сделано вчера, уничтожено. Ограда повалена, и они снова ходят по старым тропам.

Голова моя невольно дернулась, и я с таким ужасом уставилась на него, словно он был ангелом смерти.

– Это что же, дело рук Браковщика? – резко спросила я. Видимо, Брайен почуял в моем голосе страх. Он как-то странно посмотрел на меня и спросил:

– Кто такой Браковщик?

– Изгой, бандит, – торопливо, даже слегка заикаясь, сказала я. – Прошлой осенью его люди сожгли плантацию мистера Бриггса. Может, и наши изгороди – его работа? Или тут сами деревенские постарались?

– Конечно, деревенские, – уверенно заявил Джон Брайен. – Да и кто еще успел бы прознать про то, что у нас тут творится? Да я точно знаю, кто это сделал!

– И кто же? – спросила я, чувствуя, как к щекам вновь начинает приливать кровь и дыхание выравнивается. Я была готова встретиться с любой опасностью, если здесь, в моем поместье, никакого Браковщика нет. Ибо в какую-то минуту мне показалось, будто у меня под ногами разверзлась земля и из бездонной пропасти, из черных глубин ада ко мне поднимается этот безногий Браковщик, как-то удивительно легко удерживаясь на спине своего черного коня, а за ним следуют два черных пса, точно исчадия ада. Но потом я поняла, что Брайен прав: действительно, слишком мало времени прошло, чтобы кто-то за пределами деревни пронюхал о том, что здесь творится. Если Браковщик и придет сюда, то он придет именно ко мне, за мной. Этот страх преследует только меня, и мне придется повернуться к нему лицом, но сейчас я молила Бога только о том, чтобы Он хотя бы на время избавил меня от этого страха, ибо в настоящее время мой бедный разум лихорадочно пытался решить сразу несколько сложных проблем.