Русский город Севастополь - Сергей Анатольевич Шаповалов

портфель идёт»! Хотя любил племянника безмерно. О деньгах и говорить нечего. Для него деньги, что галька на берегу, – он их ценить не умел и не хотел. Есть деньги – значит, есть; нет денег – значит, нет. Кому надо – всегда одолжит, да забудет. Даже жалко немного адъютанта Фельдгаузена: все расходы на нем, все счета.

– Почему он до последнего дня носил сюртук с эполетами? В Севастополе давно никто не носит эполетов.

– Порядок таков: в бой надевать парадную форму. Он этой традиции придерживался строго. Рассказывали: перед Синопским боем он вышел на палубу в виц-мундире при всех орденах. Вдруг увидел мичмана в старом сюртуке. Немедленно отправил его переодеться. Все они такие были, наши адмиралы. Шутили об Истомине, Царствие ему небесное, будто он даже спит при эполетах.

– Но Нахимов носил старые эполеты. Его произвели в полные адмиралы, а он до последнего дня носил контр-адмиральские.

– Не успел надеть, а может – не хотел. Все же его привыкли видеть в старых. Когда хоронили, нашли в комоде новые, с ними и положили.

– А почему он не женат.

– Ох, вопрос не столько сложный, сколько загадочный. Кто ж его знает? Мы, флотские, хоть и живём душа в душу, но у каждого есть свои тайные бухты, в которые чужим кораблям заходить запрещено. Ходили слухи, что он в юности обжёгся, и эта печальная история оставила след на всю жизнь. Бывает, прохаживаемся с ним по бульвару. Увидит какого-нибудь своего молодого офицера с дамой, подзовёт и тихо скажет: «Погубит вас она. Я уж знаю этих красоток». Как началась осада, так первым же делом Павел Степанович приказал всех барышень выселить из города. Они на него обижались. А посмотрите, как он погиб, так сколько их пришло прощаться, да сколько они ему цветов нанесли. Барышни его тоже любили.

Бой на Чёрной речке

29 июля на квартире начальника гарнизона, генерала Остен-Сакена в Николаевской батарее Князь Горчаков собрал командующих дивизиями. У главнокомандующего была странная манера: внимательно оглядывал каждого, будто он подозревал подчинённого в чем-то преступном. Те, кто плохо знали Горчакова, неуютно чувствовали себя под его внимательным, осуждающим взглядом.

– Господа, только что из Петербурга прибыл барон Вревский, – представил Горчаков высокого статного генерала лет сорока шести с высоким лбом, внимательным взором и красивыми усами, переходящими в тонкие бакенбарды. – Ещё весной Павел Александрович собрал данные о положении нашей армии для Генерального штаба и лично для военного министра. Вы знаете барона, как весьма деятельного, внимательного и талантливого организатора, а так же, как хорошего боевого офицера. Нынче, Император прислал с ним рескрипт. Я зачитаю. – Он поправил очки на носу и начал, чётко произнося каждое слово: – «Ежедневные потери неодолимого Севастопольского гарнизона всё более и более ослабляющего численность войск ваших, которые едва заменяются вновь прибывшими подкреплениями, приводят меня ещё более к убеждению, выраженному в последнем письме, в необходимости предпринять что-либо решительное, дабы положить конец сей ужасной бойне, могущей иметь, наконец, пагубное влияние на дух гарнизона.

В столь важных обстоятельствах, дабы облегчить, некоторым образом, лежащую на вас ответственность, предлагаю вам собрать из достойных и опытных сотрудников ваших военный совет. Пускай жизненный вопрос этот будет в нем со всех сторон обсуждён, и тогда, призвав на помощь Бога, приступить к исполнению того, что признается выгоднейшим».

– Я доложил военному министру, – взял слово барон Вревский, – что только за девять дней, лишь от неприятельских выстрелов гарнизон Севастополя потерял две тысячи, двести шестьдесят человек. С такой математикой к ноябрю численность выбывших из строя может достичь до тридцати тысяч. Мы уже лишились трёх адмиралов. Грамотных боевых офицеров не хватает. Вновь прибывшим необходимо освоиться на местности. Но пока они осваиваются, глядишь, и тех выбивают десятками. Недостаёт обученных артиллеристов. Прислуга учится работать с орудиями непосредственно на линии огня. Я наблюдал: уже арестантов ставят у орудий.

– Ваше предложение? – попросил объяснить князь Васильчиков.

– По прибытии ожидаемого подкрепления, не отлагая, предпринять решительные действия. Иначе мы не выйдем из столь бедственного положения, которое гарнизон Севастополя выдержал уже более десяти месяцев. У нас достаточно сил, чтобы отстоять Крым и не быть вытесненными за Перекоп. Но Севастополь поглощает в огромном количестве людей, продукты, порох, снаряды…. При этом с каждым месяцем из казны уходит все больше и больше средств на поддержание обороны. Генеральный штаб видит два пути: стремительный натиск всеми силами, дабы разбить противника, либо же покинуть город, открыв новую операционную линию на Перекоп. Перед этим заранее подготовить укреплённые позиции и наладить их снабжение всем необходимым.

– А что думает сам царь? – спросил генерал Хрулёв.

– Блестящий успех нашей армии при отражении июньского штурма не впечатлил царя и военного министра. Император Александр Николаевич после совещания в Генеральном штабе больше склоняется ко второму варианту – оставить город. Но он, так же, не против первого варианта – сбросить противника с Федюхиных высот и заставить снять осаду. Нужен сокрушительный натиск всеми силами.

– Но мы не обладаем численным превосходством перед противником, – заметил Горчаков, командующий корпусом. – Штурм укреплённых позиций Сапун-горы и неприятельских апрошей за Чёрной речкой без значительного численного превосходства – дело немыслимое.

– А если одновременно из Севастополя, с восточной его части ударить? – посоветовал Вревский.

– Если атака будет отбита, то мы можем привести противника на плечах в город, – заметил генерал Остен-Сакен.

– Неразумно и весьма преступно идти на штурм хорошо укреплённых высот, зная, что противник имеет превосходство в живой силе и вооружении, – стоял на своём Горчаков. Его брат, главнокомандующий пока молчал и внимательно наблюдал за спорящими. – Первый день мы выдвигаемся вперёд. Второй день, нам бы удалось отбросить вражеский авангард, даже пусть, по всей линии. А на третий день наши силы будут на исходе, и мы получим мощную контратаку. Потеряем большую часть армии, и оборонительная линия Севастополя будет сломлена.

– Но что же вы тогда предлагаете? – не понял Вревский.

– Произвести демонстративную атаку. Пошуметь, пострелять, занять незначительные позиции с малыми потерями. Создать угрозу на фланге противника, как прошлой осенью – но не более. Возможно, после наших действий, враг откажется от штурма в ближайшее время, заодно гарнизону дадим передышку, – сказал Горчаков.

– Здравая мысль, – наконец поддержал брата главнокомандующий, хотя сказал это весьма неуверенно.

– Михаил Дмитриевич, не забывайте, вражеские траншеи подошли вплотную к Малахову кургану, – напомнил Вревский. – До второго бастиона не более пятидесяти саженей. Если французы подтянут ближе тяжёлую артиллерию, новой массированной бомбардировки гарнизон не выдержит. А перевес в силе у нас будет. На подходе четвертая и пятая пехотные дивизии. К концу