Ванька-ротный - Александр Шумилин

— Ты как? Сразу в окопы? Или посидишь денек, другой здесь у меня? У тебя о передовой ложное представление. С тыловыми замашками и вредными привычками придется кончать. Ваш брат тыловики народ избалованный. Солдат за людей не считают. Подавай мне то и другое! Постель с периной! Да баб для баловства!

— Личного повара наверно имел! Еврея парикмахера, для себя содержал! — Он тебе анекдотик во время бритья, а потом попылит одеколончиком на лицо и на волосы.

— У нас этого баловства не бывает!

С первого дня кишками почувствуешь, что такое пехота и как живут на передовой. Может показаться тяжело и невыносимо, после барской жизни в тылу. Если с первого дня не убьют, то через пару месяцев привыкнешь. Привыкнешь к снарядам и пулям — легче станет, жизнь покажется милее.

— Учти! Солдаты на передовой тебе не халуи и не серая масса. С людьми нужно ладить, уважать их достоинство, делами показывать, что ты не из робости рядом сидишь.

— Ну как? Останешься здесь или сразу на передовую?

— Давай сразу на передовую! Теперь у меня одна дорога! Назад хода нет.

— Давай, так давай! Вот связной солдат. Он отведет тебя в пулеметный расчет. Командир расчета сержант Балашов, парень очень скромный, спокойный и даже застенчивый. Имеет большой опыт войны. Присмотрись к нему. Познакомься ближе. В бою он надежный и верный солдат. Подойди к нему по хорошему — будет верный помощник в делах.

— Но учти, твои прежние привычки, замашки, разные штучки и шуточки во взводе не должны быть. Меня лично не интересует у кого с тобой и у тебя с кем счеты, кто твои друзья и кто твои враги. Запомни! Меня это не касается! Рота в этом составе воюет давно. Пулеметные расчеты подобраны, солдаты притерлись друг к другу. Порядки у нас свои. Ты их не заводил. Не тебе их и ломать. На свой лад не пытайся что либо переделывать. Меня вызывали в полк на счет тебя. Штабник пытался меня убедить, чтобы я для тебя создал особые условия. Я сказал, что не занимаюсь такой работой.

— Вы и так прекрасно знаете, что послав человека в пехоту, обрекли его на верную смерть.

— Здесь на передовой убивает всех и особенно новеньких. На это они очень рассчитывают.

— В отношении со мной у тебя все ясно. В служебных делах особых трений не будет, если ты будешь по человечески обращаться с солдатами. С нашим политруком сам наладишь связь. Завтра Петя явится сюда. Он сегодня в политотделе ошивается. У него важные дела. не то что у нас с тобой! Командовать тобой он не будет. Он это дело не любит. Команды в роте отдаю я, а он о тебе будет писать в своих политдонесениях. Попробуй поговори с ним сам на чистоту. Я поднялся с нар и направился к выходу.

— Вот связной, — показал я рукой, — Он отведет тебя к пулеметчикам. Я был моложе этого артиллериста. В молодом возрасте разница в пять шесть лет играет большое значение. Жизненный опыт у человека есть.

Я за год боев накопил опыт войны. Он обошел меня в житейских вопросах. Мне колоссально повезло. Мои сверстники, офицеры, многие сложили головы. Артиллерист этот и пороха не нюхал. Сено косил, дровишки колол. Верхом в седле по батарее ездил. На следующий день в землянку явился политрук Соков. Жизнь в землянке пошла своим чередом. Беспрерывно лил мелкий противный дождь. Немцы стреляли редко, даже совсем не стреляли. В такую погоду обходились без стрельбы. Дни и ночи проходили в спячке. Соков редко посещал пулеметные расчеты. Я особенно и не настаивал. Его основные пути пролегали от землянки в тыл и обратно. Чего человека посылать на передовую, когда он пулемет не знает как следует. Солдаты чего нибудь напортят, скажут политрук велел. Работу пулеметов и несение службы расчетами проверял я сам. Но как-то в последнюю неделю все сразу изменилось. Теперь вдруг политрук изъявил желание заняться ночными проверками.

— Что случилось Петя? — спросил я его.

— Нам дали указание в политотделе, чтобы мы политработники занялись проверкой солдат в окопах.

— Ложись спать! Вдвоем там делать нечего! Я пойду один! Все проверю! — Поговорю с солдатами! И к утру вернусь!

— Ну и дела! — удивился я.

— Что не веришь?

— Верю, верю! Когда это было, чтобы политрук роты ночью по окопам ходил. А командир роты спал себе спокойно! Неужели вас лоботрясов и в самом деле заставили ходить? Что-то не вериться! — я качал головой, удивлялся, вздыхал тяжело, смотрел на Сокова, он собирался неторопясь. Теперь ночами я спал спокойно. Политрук с темна до рассвета дежурил у пулеметов. Вторая дождливая неделя была на исходе. Все шло как по маслу, ничего не случилось. Но вот из полка пришел приказ и пулеметную роту сняли с обороны. Нас бросали на Пушкари. При переходе на другой участок было заметно, что политрук с большой неохотой покидал обжитый передний край. Когда мы вышли на опушку леса под Пушкари. Соков уже не бегал по пулеметным расчетам. Ему это как отрезало. Он сразу охладился на разговоры с солдатами и теперь лежал рядом со мной у затопленной водой землянки. Может немецкие снаряды успокоили его. Может он почувствовал мелкую дрожь в теле — верный признак смерти. Лицо его было сосредоточено, озабочено и угрюмо. Взрывы следовали залпами одни за другими. Земля билась и дрожала, как в предсмертной агонии.

Появившийся из облака дыма солдат без челюсти по-прежнему стоял у меня перед глазами. Огонь батарей немцы перенесли несколько в глубь леса и теперь мы не жались к влажной земле. Мы полусидели за насыпью землянки. Я ждал связного из полка, чтобы двинуться с ротой на высоту. Но через грохот и вой в лесу вряд ли кто мог живым прорваться к нам. Только тот с оторванным горлом солдат, как призрак парившей над тропой мог невзирая ни на что пройтись неспеша по лесу. Вой снарядов и грохот взрывов внезапно утихли. Немцы вдруг почему-то прекратили обстрел. Наступила внезапная тревожная тишина. Что-то немцы задумали? Со стороны бугра, куда уши наступавшие роты, послышались шаги человека, посыпались комья земли и камушки. Вниз с высоты бежал солдат. Пожилой солдат сбежал по тропинке, обогнул землянку и тяжело дыша, опустился на землю около нас

— Братцы! Скажи как просто! Только что был у немцев, а теперь у своих — выпалил он на одном дыхании. Все кто сидел переглянулись.

— У каких немцев? — спросил я. Солдат огляделся по сторонах, как будто его кто-то собирался схватить и потащить обратно, улыбнулся, обвел всех удивленными глазами и кашлянув добавил: — Я у настоящих немцев был.

— Ты, что ранен?

— Никак нет! Совершенно цел! Ни одной царапины!

— А как же ты к немцам попал? И где ты собственно был? Солдат был в приподнятом настроении. Винтовки он не имел.