Жест Евы (сборник) - Анри Труайя

– Я думаю, что у него перебит позвоночник, – сказал папаша Табюз, – во всяком случае, двигаться он не может. Подыхает…

Мадам де Монкайю мысленно прокрутила ситуацию и объявила:

– Этого просто так оставлять нельзя! Нужно отвезти его в город, к ветеринару.

– У меня нет денег…

– А у меня есть. Едем немедленно, берите Бубуля и усаживайтесь с ним на заднем сиденье. Я поеду медленно, чтобы его не трясти.

Сказано это было так безапелляционно, что несчастный не осмелился что-либо возразить. Он осторожно поднял пса величиной с теленка и, пыхтя и пошатываясь, направился к выходу. Автомобиль с виду казался маленьким для животного, и мадам де Монкайю придерживала дверцу, тем самым помогая папаше Табюзу устроиться со своей ношей в салоне. Когда Бубуль со всеми своими блохами оказался наконец на мягком сиденье, он издал глубокий вздох и закрыл глаза. Вне всякого сомнения, весь этот шик показался ему прихожей рая.

Автомобиль медленно тронулся с места, пес заскулил, папаша Табюз зашмыгал носом, а мадам де Монкайю, держась обеими руками за баранку, невозмутимо повторяла:

– Мы вылечим его! Вот увидите, мы его вылечим!

– Вы такая добрая, мадам! – воскликнул папаша Табюз. – Как же мне вас отблагодарить? Послушайте, если Бубуль выкарабкается, я подарю его вам!

Она тут же заподозрила хозяина в желании избавиться от своего пса и возразила:

– Нет, потеря хозяина собаку может очень огорчить, но я обещаю не забывать про него и буду часто вас навещать.

– Спасибо! – ответил папаша Табюз. – Это его так обрадует! Не так ли, Бубуль?

Но Бубуль был настолько плох, что ничего не ответил.

– Я думаю, он справится, – вновь забубнил папаша Табюз, – только нельзя ли ехать побыстрее?

– Можно, друг мой! – ответила мадам де Монкайю.

Она нажала на акселератор, капот автомобиля задрожал, будто крышка закипающего котелка, и пейзаж за окном, взбесившись, ринулся наперегонки с летящими мимо телеграфными столбами. Даже в городе она продолжала мчаться так, что папаша Табюз, поначалу опасавшийся за жизнь своего Бубуля, теперь боялся за себя самого.

Наконец они прибыли на место. Домик ветеринара из красного кирпича утопал в чахлом саду, дорожки которого были засыпаны морским ракушечником. Вдоль них тут и там для оживления всего ансамбля среди булыжников сидели большие разукрашенные фарфоровые жабы.

Пес огромной и рыхлой тушей был извлечен из нутра машины с большим трудом. Папаша Табюз обхватил его обеими руками под передними лапами, мадам де Монкайю досталась задняя часть туловища, и, передвигаясь наискосок друг к другу, мелкими шажками, подобно грузчикам, они дотащили пса до самого крыльца. В приемной не было ни души, а витал лишь стойкий запах фенола вперемешку с вонью влажной шерсти.

Вдруг словно из воздуха возникла некая особа коренастого телосложения – с бульдожьей физиономией и половой тряпкой в руках – и, признав лучшую клиентку патрона, рассыпалась в извинениях:

– Вам так не повезло, мадам! Он только что уехал! Его вызвали к корове, которая вот-вот должна отелиться, а это может сильно затянуться, если бы вы могли набраться терпения…

– Мы-то – да, – прервала ее мадам де Монкайю, – а вот он – нет!

– И все же попробуйте! Я отведу вас в отдельную комнату, а как доктор вернется, он тут же займется вами.

Она отвела посетителей в небольшую светлую комнату и помогла уложить Бубуля на операционный стол. Повсюду вдоль стен в стеклянных шкафах сверкали склянки с разными этикетками и острые инструменты из нержавеющей стали. Псу было все так же плохо, он лежал на столе, как большой мешок картошки, и жалобно поскуливал.

– Бедный мой толстяк! – вздохнула коренастая особа. – Тебя хоть на машине привезли?

– Да, – ответил папаша Табюз.

– Вы его привезли, чтобы усыпить?

У папаши Табюза еще больше округлились и без того выпуклые глаза:

– Что значит – усыпить?

– Ну, сделать укол, – пояснила особа.

Папаша Табюз опустил голову. Две слезинки скатились по его щекам и затерялись в усах.

– Посмотрим, что скажет доктор, – процедила сквозь зубы мадам де Монкайю, устраиваясь в кресле. Папаша Табюз стоял возле собаки и почесывал ей то затылок, то за ухом. Особа удалилась, мадам де Монкайю заговорила:

– Знаете, Табюз, для таких сильно раненых животных, как Бубуль, укол – это все равно что облегчение.

Из сострадания она готовила его к худшему.

– Да-да, – промямлил в ответ отец Табюз.

– Уверяю вас, мне и самой приходилось делать уколы кошкам и собакам, которые были обречены, – продолжала она, – но это не означает, что я не люблю животных! Не так ли?

– О да, мадам.

– Успокойтесь, заведете себе другого.

– После Бубуля – нет. Этот пес, мадам, – он как мое второе «я», я с ним разговаривал, он все понимал, даже то, о чем я просто думал. Я, бывало, как увижу его, так и сам хочу бежать за ним на четырех лапах…

Его простота тронула мадам де Монкайю.

– Вы славный малый, Табюз, – похвалила она.

Бубулю тем временем становилось хуже. Вытянувшись на столе, он повернул морду к хозяину: в его глазах читался по-настоящему человеческий страх. Всем своим видом он просил помощи или, по крайней мере, объяснений. Из глотки вылетало прерывистое дыхание, словно та была забита мусором. Посиневший язык теперь свисал безжизненной лентой, по клыкам стекала кровянистая пена. Минуты текли очень медленно, и хотя за пыльными окнами день уже клонился к закату, ветеринар все не возвращался. Мадам де Монкайю, вросшая в кресло, завороженная грязной рукой папаши Табюза, гулявшей взад и вперед по черной собачьей шерсти, спрашивала саму себя: «Сколько же еще времени продлится агония?»

Вдруг она заметила, что шкаф с токсичными препаратами закрыт не совсем плотно, к тому же ветеринар забыл в замочной скважине связку с ключами. Решение было принято тут же и безоговорочно.

– Вашего Бубуля спасти уже не удастся, – заявила она, – нужно прекратить его страдания. Раз ветеринара нет, я сделаю ему укол сама.

– Как? – пробормотал папаша Табюз. – А вы умеете?

– Доктор делал это в моем присутствии не один раз. Это проще простого.

Похоже, ее мало интересовало его мнение. Да и что бы с ним было, если бы он запротестовал?

– Как хотите, мадам, – промямлил он в ответ.

Озвученное клиническое заключение застыло на лице мадам де Монкайю. Она открыла шкаф, уверенным жестом достала из него шприц, коробку с гарденалом, развела необходимое количество порошка в воде, перетянула правую заднюю лапу Бубуля, чтобы выступили вены и попросила папашу Табюза, чтобы тот придержал своего пса, когда она будет делать укол. Резкое, короткое движение – игла вошла на добрых два сантиметра. Поршень выгнал яд в тело животного, которое даже не вздрогнуло. Мускулы его напряглись, глаза застыли, дыхание остановилось. Все кончилось.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});