Помойник - Борис Терехов

Я схватил свой деревянный ящик и, воинственно размахивая им над головой, побежал к Кривоносу. Однако вскоре поскользнулся на ледяной корке, покрывавшей тропу, и грохнулся в кучу бракованных пластиковых пакетов. Пока же поднимался и приходил в себя, он уже успел скрыться среди мусорных неровностей. Так, наверное, оно было и к лучшему. Мне совершенно не хотелось гоняться за ним по всей городской свалке.

— Ты я вижу, Вова, боевой парень. Весь в своего дядю. Он тоже не давал никому спуску. Теперь Кривонос долго тебя не забудет, — говорил Крохля, помогая мне отряхивать одежду. — Но сейчас, советую, исчезни. Мне известны повадки нашего нового Головы. Скоро он сюда вернется со своими помощниками. Тогда уж тебе точно не сдобровать.

— Да, не теряй времени. Кривонос появится здесь минут через пятнадцать, — добавила подошедшая Кастра.

Они были правы. Оставаться на свалке дольше не имело никакого смысла. Я простился со своими новыми знакомыми.

По дороге домой меня осенила неожиданная мысль. Если вдруг я все потеряю — квартиру, документы, деньги — то смогу всегда придти на мусорный полигон и начать жить вместе с этими бомжами. Впрочем, делать мне это совсем не хотелось.

Глава седьмая

Вечером ко мне приехала Татьяна.

Когда раздался звонок у входной двери, я подумал, что это пришел Марек. Или Кривонос, решивший привести в исполнение свои недавние угрозы. Но на пороге стояла, назовем ее так, моя приятельница из травматологического отделения больницы. Однако с первого взгляда я даже ее не узнал. Она сильно изменилась, и в лучшую сторону. Прежде всего, окончательно зажили все ссадины и гематомы на ее лице. Потом, одета она была вовсе не в больничный халат.

Сейчас это была ослепительная красавица. Впрочем, теперь, после бомжихи Кастры, любая женщина, мало-мальски следившая за собой, будет казаться мне ослепительной красавицей.

— Здравствуй, Володя! Очень рада тебя видеть! — сказала она, наполняя мелодичной музыкой своего голоса мою квартиру. Все же голос был самым главным ее достоинством. — Надеюсь, ты не прогонишь бедную странницу?

— Конечно, странница. Без вопросов. Не прогоню, — ответил я, пропуская ее в прихожую. Крепко поцеловал Татьяну в подставленную щеку, взял из рук две туго набитые сумки и помог снять пальто. — Ты удивительно похорошела.

— Находишь?

— Вне всякого сомнения.

— Спасибо, Володя. Я бы предупредила, что приеду. Но с тобой совершенно невозможно связаться, — с упреком произнесла она. — У тебя нет ни обычного, ни мобильного телефона. Как ты существуешь без связи с внешним миром?

— Я считал, Таня, что в моей ситуации телефон мне ни к чему, — объяснил я.

— Хотел пожить отшельником?

— Вроде того.

— Может, и монахом?

— Как получится, — пожал я плечами.

Прикоснувшись к талии Татьяны, я проводил ее на кухню, усадил на самую удобную табуретку и предложил приготовить для нее чего-нибудь поесть. Правда, больше из вежливости. Поскольку, после вчерашнего визита Марека, в доме у меня почти не осталось никаких продуктов. Но, к счастью, она отказалась. Согласилась лишь выпить чаю. Женщины бывают иногда поразительно тактичны.

— Я смотрю, Володя, ты неплохо справляешься с хозяйством. Везде у тебя полный порядок, — похвалила она меня, помешивая ложечкой сахар в чашке и разглядывая мою маленькую кухню. — Поздравляю.

— Стараюсь, — ответил я. — Но спасибо покойному дяде. У него все было. Пришлось только слегка прибрать в квартире. Между прочим, из моего окна площадь Красная видна. Вернее, мусорный полигон. Но для поселка Вихляево он примерно, как Красная площадь для Москвы.

— Панорама, я думаю, грандиозная.

— Закачаешься.

— Ой, погоди! Я привезла с собой печенье. Купила в дорогу, чтоб не замутило от голода, — сказала Татьяна. Быстро поднялась и, порывшись в одной из сумок, достала из нее раскрытую пачку овсяного печенья.

— Слушай, давай я отварю тебе картошки. У меня есть почти полный мешок. Купил по случаю.

— Не хочу, — покачала она головой.

— Я же не предлагаю сразу отварить весь мешок, а всего несколько штук.

— Благодарю, я поняла. Но сейчас мне и одна картофелина в горло не полезет.

— Таня, так что у тебя произошло?

Она посмотрела мне в глаза и, немного помолчав, сказала:

— Я решала расстаться со своим мужем. Нет, официально мы с ним развелись год назад. Ты же знаешь.

— Знаю.

— Но мы продолжали жить вместе. Как бы по инерции. Считали себя мужем и женой. После того, как я выписалась из больницы, он перестал заниматься рукоприкладством.

— Ясно. Опасался оказаться за решеткой, — заметил я.

— Наверное, — кивнула Татьяна. — Но зато он начал меня всячески изводить. Начал придираться по любому самому незначительному поводу. Скандалил, бил посуду, хлопал дверьми. Отбирал у меня ключи от квартиры. Словом, превратил мою жизнь в один нескончаемый кошмар. Я терпела, терпела — и не выдержала. Решила уйти от него. Навсегда.

— Давно было пора.

— Признаться, Володя, я часто вспоминала о тебе. Не скажу, что каждый день. Но часто. Ты понимал меня, — проникновенно произнесла Татьяна. — Можно, я какое-то время поживу у тебя? Если ты не желаешь, то я не обижусь. Я поеду к своим родителям в Красноярск.

— Да чего там, оставайся, — ответил я. — В Красноярске холодно. Сибирь как-никак.

Я подумал, почему бы нам, собственно, не попробовать жить вместе? Это был отнюдь не худший вариант. К тому же он не накладывал на меня никаких обязательств. По крайней мере, на первых порах. Иной вопрос, разве я мог себе представить тогда в больнице, утопая в ее серых глазах и сливая наши уста в едином жарком поцелуе, чем для меня в конечном итоге все это обернется.

— Разумеется, Таня. Оставайся, — добавил я. — О чем разговор? Мне нравится, как ты вписываешься в интерьер этой квартиры.

— Спасибо, — растроганно поблагодарила она.

— Не за что. Ты только не считай, что у нас тут райская жизнь. Проблем и сложностей в Вихляево больше чем достаточно.

— Ну, проблем и сложностей везде хватает.

— Опять же, в нашем поселке нет работы. Почти никакой. По твоему узкому профилю — тем более. Честно, мне жаль погубить твой дикторский дар. Он не пригодится даже на местной автобусной остановке.

— Не волнуйся, Володя. Мы что-нибудь придумаем, — легкомысленно заявила Татьяна. — Одно скверно. Запахи у вас здесь стоят умопомрачительные.

— Видимо, на полигоне сегодня сожгли слишком много мусора. К тому же ветер дует в нашу сторону. Но не страшно. В поселковом магазине продаются респираторы. Тебе купить?

— В подарок? На день рождения?

— Нет, просто так. По доброте душевной.

— Пожалуй, не нужно.

— Правильно. Респиратор не украшает внешность человека, — заметил я, представив, как Татьяна расхаживает в нем по квартире. Нет, вписываться в интерьер моей квартиры она тогда точно не будет. — Ладно, если ты не возражаешь, я пойду, постелю свежее белье.

— Я тебе помогу, — сказала она, поднимаясь.

Чуть ли не полночи Татьяна по моей просьбе произносила своим низким мелодичным голосом, сдерживая хохот, объявления. Те, что обычно она делала на вещевом рынке. Например, чтоб бригадир строителей Мамедов срочно подошел к крытому павильону номер два, где его ждут друзья-земляки. И другие, тому подобные.

Встали мы поздно. Где-то в начале двенадцатого. Оделись, умылись, привели себя в порядок и, ведя расслабленную беседу, попили чаю с жалкими остатками овсяного печенья.

Затем я, не спеша, отправился в местный магазин пополнить наши продовольственные запасы. Посылать за покупками Татьяну было в высшей степени рискованно. Как незнакомому человеку, рыжеволосая продавщица могла запросто всучить ей что-либо заведомо не качественное, а то и неудобоваримое.

В магазине я терпеливо подождал, стоя в сторонке, пока Юля обслужит двух медлительных и на редкость говорливых старушек. Потом подошел к отглаженному многочисленными руками прилавку.

— Володя! Сокол ты мой ясный! Надеюсь, здорово ночевал?! — вместо приветствия, с ехидцей спросила она.

— Здорово, вспоминая о твоих прелестях. Замечательные у тебя шины.

— Что за шины?

— Автомобильные. Те, которые у тебя в дальнем углу.

— Лгун. Нужны твоей милости какие-то автомобильные шины, — усмехнулась Юля. — Полагаю, что сегодня ты возьмешь продуктов больше, чем всегда. Верно?

— Верно. Но откуда ты знаешь?

— Нетрудно догадаться. Ведь к тебе приехала такая надменная, расфуфыренная фря. Вся в черных одеждах. Ты и пожелаешь ее получше накормить.

— Естественно, что пожелаю. Расфуфыренная фря приехала же погостить не в Освенцим, в концлагерь, — ответил я, в который раз поражаясь насколько быстро в поселке Вихляево распространяется любая новость. Или, может, это просто проявление повышенного интереса только к моей персоне? Не понятно.