Премудрая Элоиза - Бурен Жанна

Чтобы придать больше веса своим доводам, я цитировала слова святого Иеронима, святого Павла, Сенеки — всех великих, которые один за другим на протяжении веков осуждали брак как несовместимый с суровостью и чистотой нравов ученого.

— Если не хочешь считаться с своими обязанностями духовного лица, подумай хотя бы о достоинстве и блеске славы философа! — воскликнула я с отчаянием. — Есть ли где на свете король или мудрец, чья слава могла бы сравниться с твоей? Какая страна, какой город, какая деревня не жаждут видеть тебя? Какая женщина, какая девушка не пламенеет к тебе в твое отсутствие и не воодушевляется при виде тебя? Разве ты не знаешь, что связав себя со мной, ты низведешь себя на уровень заурядного мужа и уважение к тебе поколеблется? Ты кумир нашего времени, Пьер! Не разочаровывай своих поклонников, спускаясь с вершины, куда они водрузили тебя, не погрязай на их глазах в банальности обычного брака!

Мысли теснились в моем разгоряченном уме. Стремясь убедить тебя, я говорила все быстрее.

— Подумал ли ты, что тебе придется сложить с себя сан каноника, если ты не хочешь поставить себя нашим браком вне церковных законов? Какой плачевный пример! Сложение сана столь почитаемым ученым по справедливости будет расценено как наихудшее отступничество!

В то время как я говорила, вырывая слова из самого сердца, ты играл подвешенным на поясе кинжалом. Сменив тактику еще раз, я принялась описывать тебе свои чувства.

— Знай же, Пьер, что браку я предпочитаю любовь, а цепям — свободу! — возгласила я, вскакивая и становясь перед тобой. — Бог мне свидетель, если бы Август, властелин мира, счел меня достойной чести стать его супругой и даровал вечное господство над вселенной, то и тогда звание твоей сожительницы показалось бы мне слаще и благороднее, чем звание императрицы рядом с ним! Я хочу сохранить тебя чарами нежности, а не привязать к себе неразрывными узами. Я всегда искала в тебе лишь тебя. Не хочу ничего больше. Мне сладостно быть нужной тебе по твоей доброй воле, а не в силу клятв!

Я уже не владела собой. Мой жар, сдерживаемый столь долгие месяцы, изливался из меня бурными потоками. Моя любовь обретала иное измерение. Она забывала себя ради возлюбленного. В любовном самоуничижении, чью горечь и сладость я одновременно вкушала, я добровольно отказывалась от радостей бытия, безраздельно посвящая себя лишь твоей славе. Без шума и в тени оставаться твоей любовницей казалось мне более правильным, менее претенциозным и гораздо более предпочтительным, чем согласиться на наш дерзкий союз, слишком похожий на вызов.

— Если я на тебе не женюсь, мне придется оставить тебя здесь. Значит, видеться с тобой, лишь когда я буду иметь на то время?

С этими словами ты отвернулся. Я поняла, что тронула тебя и ты признаешь справедливость моих доводов.

— Временная разлука сделает наши редкие встречи тем более сладостными, — сказала я, протягивая к тебе руки. — Разве ты не знаешь, что привычка подтачивает любовь, что повседневность для нее пагубна?

Продолжая улыбаться тебе с видом сообщницы, я всматривалась в тебя с беспокойством. Убедил ли тебя мой пыл в обоснованности моего отказа? Соблазнила ли тебя моя последняя хитрость?

Ты медленно поднялся, как человек, взвешивающий все за и против. Мы молча смотрели друг на друга, лицом к лицу, под цветущими ветвями миндального дерева. Внезапно ты шагнул ко мне и привлек к себе на грудь. Твое склоненное лицо было лицом желания. Я поняла, что проиграла.

— Ты едешь со мной, и я женюсь на тебе, — прогремел ты, притянув меня к себе и сжав в объятиях. — Я хочу тебя так, что боюсь сойти с ума! Мне нет дела до опасностей, до скандалов, до всех твоих прекрасных рассуждений! Ты мне нужна в моей постели! Остальное мне безразлично.

Несмотря на страсть, звучавшую в твоих словах, я разрыдалась. Мои напряженные до предела нервы не выдержали. Упорство, с каким ты стремился разрушить хрупкое равновесие нашего счастья, приводило меня в замешательство.

— Пожениться — как раз значит окончательно потерять друг друга и навлечь на себя страдания, равные нашей любви! — воскликнула я вся в слезах.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Однако я прекратила противиться твоей воле. Ты был господином. Раз ты так решил, мне оставалось подчиняться. Мысль огорчить тебя своим сопротивлением была мне невыносима. С того дня, как я тебя полюбила, я сделала себе непреложным правилом всегда и любой ценой делать то, чего желал ты. Я ни разу не изменила ему. Мне даже не пришлось себя заставлять. Видишь ли, Пьер, у меня столь высокое понятие о любви, что мне кажется — дать не все значит не дать ничего. Все. Включая собственное суждение. Включая уважение к себе и свою репутацию.

Я и в самом деле тотчас подумала о том, насколько наш брак опозорит меня в глазах всех. Выйдя за тебя замуж, я буду казаться уступившей довольно низкому расчету. Весь мир осудит меня как двуличную интриганку. Кому, скажут, выгодно это скандальное супружество? Элоизе! Мне, отвергавшей его всеми силами. Ты знаешь, драгоценная любовь моя, что я была готова пожертвовать своим будущим ради сияния твоей славы. Но ты потребовал сверх того принести в жертву мое доброе имя. Ведь это ты настаивал на браке. Однако выглядеть его вдохновительницей буду я. Мне казалось очень несправедливым, что ответственность за твое унижение возложат на меня, тогда как я всеми средствами пыталась тебя от него уберечь. Моя страсть, сама основа моего существования, будет публично обесчещена.

Поскольку у нас не было другого выхода, я мирилась с существованием, отмеченным грехом, даже с риском загубить свою душу. Но я гордилась абсолютным бескорыстием своей любви. Втайне я лелеяла мысль, что в моем самоотречении — мое оправдание. Превыше всего я жаждала уважения к своим чувствам. Мне было нужно сохранить их незапятнанными. Брак разрушит все мои упования. Меня не замедлят обвинить в том, что я позволила известнейшему ученому соблазнить себя ради того, чтобы выйти за него замуж.

Пока я оставалась твоей любовницей, ты мог опомниться, возобновить течение своей жизни там, где прервала его наша встреча, вновь стать знаменитым философом, отринувшим утехи плоти. И никто не заподозрил бы меня в обмане. Но когда я стану твоей женой, меня обвинят в изворотливости, в том, что я продала то, что помышляла лишь отдать!

После напрасной попытки открыть тебе глаза мне оставалось лишь принять последствия твоего ослепления. Господь ведает, однако, что я ясно видела опасность!

Из всех грехов, в которых я винила себя позже на исповеди, эта капитуляция, несомненно, мне наиболее тягостна, наиболее непереносима. Согласившись на брак с тобой, я совершила то, что называю преступлением. Разве не последствия этого союза породили наше несчастье? Драма, которой предстояло разлучить нас навсегда, коренилась в согласии, вырванном у меня тобой в тот день под сенью фруктового сада Денизы. Чтобы погубить мужчину, дьявол вновь прибег к женщине, и на этот раз орудием его хитрости оказалась я!

Ты слишком властно любил меня, чтобы согласиться на единственный открытый нам путь: жизнь в воздержании, в любви сердечной, а не телесной. Позже я утвердилась в мысли, что в этом и был выход. Великая целомудренная страсть возвысила бы нас и спасла. Но наше влечение и впрямь было слишком чувственным, чтобы мы удовольствовались таким отречением. Столь самозабвенным любовникам, как мы, перспектива существования без плотской любви казалась немыслимой. Ты и думать не хотел о разлуке со мной. Я была нужна тебе немедленно и рядом.

Я стала ловушкой. Несмотря на мои предупреждения, ты попал в нее и мы погибли!

Горе мне, Господи, что я в ответе за такой крах! Ты знаешь, однако, что я никогда не желала несчастья Пьеру, что я с радостью отдала бы жизнь за его счастье и славу!

Но ты сам учил меня, о возлюбленный мой, что лишь намерение важно. Значит, я невиновна. Виновна в поступках, увы, но невинна сердцем. Я не хотела этого брака! Верный инстинкт предупреждал меня, что он приведет нас к катастрофе. Я противилась браку как могла, стараясь не задеть тебя. Признай — хотя тебе и удалось навязать мне свое решение, я приняла его, сопротивляясь.