Точки пересечения. Завещание - Михаил Яковлевич Черненок

Антон улыбнулся.

— Любопытный афоризм.

— Шутка официантов и таксистов. Все берут.

— И вы — тоже?

— Я недавно работаю, еще не привыкла.

— Со временем надеетесь привыкнуть?

— Клиенты приучат. Вчера одному представительному дяде положила на стол пятьдесят копеек сдачи. Он их в упор не видит. Поднимается, чтобы уйти. Я подсказываю: «Возьмите свою мелочь». Ох как он разобиделся: «Я не мелочник! Или тебе, красавица, полтинника мало?!» Так и ушел обиженный. А метрдотель головомойку мне устроил: «Ты, Клава, раз и навсегда прекрати подобные грубости! Что за хамство такое: «Возьмите свою мелочь?» Привыкай говорить вежливо: «Товарищ, вы серебро забыли». Еще лучше — вообще промолчи или, в крайнем случае, поблагодари с улыбочкой, когда клиент оказывает материальное вознаграждение. Пойми раз и навсегда: мы — сфера обслуживания! Нам категорически запрещено обижать клиента», — официантка обаятельно улыбнулась Антону. — Вы кушайте, пожалуйста, а то обед остынет.

Антон решил воспользоваться общительностью девушки.

— Мне, Клавочка, надо узнать домашний адрес Милосердова.

— Сейчас у девчонок спрошу.

Минут через десять она вернулась и с огорчением сказала, что никто из работников домашнего адреса Володи Милосердова не знает. Бирюкова это озадачило.

— Как же так?..

— Говорят, Володя часто квартиры меняет и никому адреса своего не дает.

— Он, правда, жениться надумал?

Официантка хитро прищурилась.

— Хотите на свадьбе погулять?

— Приятели мы с ним когда-то были, — вздохнул Антон. — И вот не могу поверить, чтобы Милосердое женился…

— Я тоже этому не верю. Скорее слон запляшет под гармошку, чем Володя женится. У него проходных поклонниц — отбою нет, — официантка достала из кармана кружевного передничка небольшой листок бумаги и положила на стол. — Пожалуйста, счет. Как покушаете, заплатите.

— Мне не перед кем счетами отчитываться, — с улыбкой сказал Антон.

— Можете сохранить на память. Порядок у нас такой…

Глава VIII

После обеда Бирюков решил заглянуть к Шехватову, чтобы обменяться последней информацией и попутно навести в адресном бюро справку о прописке Милосердова. Когда он вошел в кабинет начальника отдела розыска, Шехватов разговаривал со следователем Маковкиной. Увидев Антона, Маковкина убрала со лба белый завиток волос и улыбнулась.

— Судя по вашему лицу, время бежит, а дело стоит?.. — спросила она Антона.

— Вы, Наташенька, прозорливы, как легендарный Шерлок Холмс. Вторые сутки нахожусь в запарке и ничего существенного сообщить не могу, — в тон ей ответил Бирюков. — Если не секрет, о чем это вы секретничаете?

Шехватов показал протокол допроса.

— Нечаянный интерес получили. Молоденькая девчушка, кассир из Центральной сберкассы, увидела в городе расклеенную листовку с фотографией разыскиваемого Зоркальцева и пришла к нам. Утверждает, что узнала мужчину, которому утром одиннадцатого июня выдала наличными деньгами ровно семь тысяч. Запомнила даже его фамилию, потому что впервые выдавала такую крупную сумму. Полученные деньги Зоркальцев положил в черный «дипломат». И еще кассир помнит, что в тот же день, почти в одно время с Зоркальцевым, какой-то паренек в белой кепочке с черным козырьком предъявил ей лотерейный билет, выигравший женский зонт за восемнадцать рублей, и попросил выдать стоимость выигрыша деньгами. Девушка оставила билет себе, чтобы получить зонт, а парню отдала свои деньги. Тот пошутил, что, мол, перепродажа лотерейных билетов карается по закону, потом попросил четыре банковские денежные упаковки, какие обычно кассиры выбрасывают в мусорные корзины. Она, разумеется, не пожалела «мусора»… Как думаешь, что бы это значило?..

— По-моему, паренек в белой кепочке — «кукольник», — ответил Бирюков. — Иначе для чего ему денежные упаковки?

— Мы предполагаем, что Зоркальцев был знаком с этим… «кукольником».

— Конечно, — подтвердил Антон. — Имея в «дипломате» семь тысяч, Геннадий Митрофанович не посадил бы в машину случайного пассажира, чтобы сорвать с него трешку или пятерку.

Бирюков стал рассказывать, как, по словам Фарфорова, Зоркальцев «подрабатывал» на собственной машине. Внимательно слушая, Шехватов крутил в пальцах красный карандаш, а Маковкина, словно журналистка, берущая интервью, что-то записывала в блокнот. В заключение Антон рассказал о разговоре с официанткой ресторана. Все трое помолчали.

— Хочу уточнить, Антон Игнатьевич, — сказала Маковкина. — Когда, по вашему мнению, Зоркальцев заезжал к Харочкиным: до посещения сберкассы или после?

— Если учесть, что соседка Харочкиных баба Зина видела, как из стоявшей у подъезда машины «выглядывал какой-то мальчуган в белой кепчонке», то — после. Но ведь Зоркальцев мог и в сберкассу приехать с этим «мальчуганом», — ответил Бирюков и посмотрел на Шехватова. — Ты как думаешь, Виктор Федорович?

— Я думаю о ресторане «Орбита». Пожар на даче Зоркальцева почему-то ассоциируется у меня с этим увеселительным заведением. Подождите минутку, сейчас переговорю с нашим следователем… — Шехватов ловко бросил карандаш в подставку и снял трубку внутреннего телефона. — Андрюша, как у тебя движется дело по даче Зоркальцева?.. Затормозилось? Почему? Хозяин потерялся. Скоро найдем хозяина. Ты мне подскажи, какая ниточка тянулась от пожара к ресторану «Орбита»?.. Счет из «Орбиты» обнаружен на месте пожара?.. Будь другом, принеси материалы этого дела, жду, — положив трубку, Шехватов обратился к Бирюкову. — Ты только что обедал в «Орбите». Всем посетителям выписывают там счета?

— О всех не могу сказать, но лично мне выписали, — Антон сунул руку в карман и тут же вспомнил, что выписанный официанткой счет так и остался лежать на столе.

Вскоре в кабинет вошел коренастый розовощекий лейтенант. Солидным баском проговорив «Здравия желаю», он положил на стол перед Шехватовым материалы расследования.

Шехватов, раскрыв обложку, перелистнул несколько протокольных страниц. Бирюков и Маковкина придвинулись со стульями к столу. Антон увидел подклеенный верхними уголками к чистому листу бумаги измятый, вроде бы даже затоптанный, фирменный счет ресторана «Орбита», датированный двадцать пятым мая. Синей шариковой пастой в него были вписаны заказанные клиентом вина и закуски на общую сумму 45 рублей 92 копейки. Под счетом стояла подпись из одной закорючки, напоминающей заглавную букву «Л» с хвостиком.

Шехватов поднял взгляд на следователя.

— Выяснил, Андрюша, кто в «Орбите» так лаконично расписывается?

— Официант Милосердое Владимир Олегович. В деле есть протокол его допроса, — четко ответил лейтенант.

Шехватов перелистнул еще несколько страниц, и Антон вместе с ним стал читать показания Милосердова, занимающие всего одну страничку:

«По поводу предъявленного мне для опознания счета от 25 мая с. г. подтверждаю, что этот счет выписан мною, но внешность клиента, которому его выписывал, вспомнить не могу. 25 числа я работал в вечернюю смену и обслуживал группу туристов-дальневосточников, которые расплачивались сообща, по одному счету. С уверенностью утверждаю: счет выписан не позднее 22.00 местного времени, так как после 22.00 меня на работе не было. Примерно в 21 час 40 минут, открывая по просьбе клиентов бутылку шампанского, я по неосторожности повредил проволочной закруткой на пробке себе правую руку,