Мила Рудик и загадка Сфинкса - Алека Вольских

Мила сидела за партой, опершись подбородком на руки, и рассеянно слушала Мнемозину.

«Прямо как Многолик, — внезапно пришло ей на ум. — Мало ему было убить Горангеля у меня на глазах, мало было сделать меня убийцей, напав на меня и приняв огонь на себя, и вот: теперь, оказывается, он может быть моим отцом. Ну, чем не проклятие?»

Чтобы отвлечься от своих мрачных мыслей, Мила глянула на сидящего рядом Ромку и невольно вскинула брови от удивления: ее приятель замер с раскрытым ртом и выпученными глазами, зачарованно слушая Мнемозину. Мила хотела было сказать ему, что такой простовато-наивный вид подрывает его репутацию тертого калача, но сдержалась, заметив для себя, что без ореола человека бывалого он в некотором роде приятнее смотрится.

Миле вдруг стало интересно, чем занимается позади нее Белка: Лирохвоста рисует или теперь ее муза — Поллукс Лучезарный, от которого она последние дни в диком восторге? Но, обернувшись, Мила удивилась еще больше. Никогда она еще не замечала между Ромкой и Белкой такого невероятного сходства: рот открыт, глаза — круглее не бывает. Мила вздохнула и обернулась назад, к учителю.

— Дракула мог обращаться в некоторых животных: летучих мышей, крыс и волков, — продолжала тем временем профессор. — Иногда превращался в туман и проникал в дома людей через замочную скважину. Те, кому по наследству досталось его проклятие, имеют и некоторые из его способностей. В отличие от оборотней, которые, превращаясь в зверя, теряют человеческий разум, вампиры всегда осознают свое проклятие, а потому наказаны еще больше — они не выносят дневного света. Солнце убивает их, поэтому эти наследники графа Дракулы могут жить только во тьме.

Краем глаза Мила заметила, как Иларий, сидящий в соседнем ряду, вскинул вверх руку.

— Да, господин Кроха, — откликнулась Мнемозина. — У вас есть вопрос?

— Есть, профессор, — ответил Иларий, опуская руку. — Вы сказали, что те, которых колдуны Трансильвании превращали в оборотней и вампиров, убивали ни в чем не повинных людей. Но ведь эти колдуны знали, что так будет, что пострадают невиновные. Разве это справедливо?

Мнемозина чуть округлила глаза, и ее лицо, которое всегда выглядело немного удивленным безо всякой на то причины, приобрело выражение крайней растерянности. Но тем не менее профессор не была сбита с толку, просто не ожидала подобного от второкурсника. Меченосцы же, которые неплохо знали Илария, удивлены не были. Задать такой вопрос было вполне в его стиле. Мила была уверена, что все остальные, как и она сама, ни о чем подобном даже не подумали.

— Видите ли, господин Кроха, — отвечала Мнемозина, — маги древности были абсолютно убеждены, что все разумные существа на этой земле отвечают друг за друга. Они считали, что если все начнут отрекаться друг от друга, то мир поглотит хаос. Всюду настанет война: люди и маги, эльфы и гномы будут убивать друг друга, пока не наступит конец нашего мира. А маги, как вы все знаете, высшими силами призваны охранять мир и защищать его. Именно поэтому испокон веков чародеи, наделенные силой, вознаграждая за добро, делили награду на всех и, карая за зло, на всех же делили и кару. Это делалось только затем, чтобы живущие на этой земле помнили: каждый их поступок, словно эхо, отзовется в судьбе других, и это эхо не замолкнет до последних дней жизни нашего мира.

Мнемозина смущенно улыбнулась, на ее щеках заиграл румянец, и, снова затеребив шаль, она добавила:

— Я даже позволю себе несколько дополнить эту древнюю мудрость смелым предположением, что каждый из ныне живущих… — Она на пару секунд замолчала и уточнила: — Каждый из нас с вами несет в себе это эхо — эхо добра и зла… Но вернемся к теме…

Все оставшееся до конца урока время Мнемозина рассказывала о бесчисленных злодеяниях графа Дракулы и его драматичной кончине. Но Мила почти не слушала профессора — она могла думать только об одном: что и она, если правы были колдуны Трансильвании, несет в себе эхо того зла, что совершил Многолик. Особенно, если она и вправду его дочь.

* * *

На первый в этом году урок искусства метаморфоз меченосцы шли снедаемые любопытством. Их ждал не просто новый преподаватель — всемирно известный маг-лицедей. Они поднялись на четвертый этаж северного крыла замка и вошли в кабинет метаморфоз. Первое, что они заметили, — кабинет теперь выглядел иначе. При Многолике здесь было довольно сумрачно, окна почти всегда были наполовину зашторены темными занавесками. Сейчас в кабинете было светло, даже слишком. Проходы между рядами были устланы ярко красными ковровыми дорожками, возле доски лежал целый набор золотых мелков, а сам лицедей восседал в высоком кресле, положив руки на подлокотники. Когда ребята зашли в класс и застыли в дверях, он небрежно взмахнул кистью правой руки, не отнимая саму руку от подлокотника.

— Прошу вас, проходите.

Меченосцы расселись по своим местам. Темные глаза нового учителя окинули класс. Вид у него был мрачноватый и одновременно приковывающий внимание.

— Первый урок мы с вами посвятим знакомству. — Поллукс Лучезарный, не размыкая изогнутых в какой-то искусственной улыбке губ, хохотнул. — Ах да! Что это я? Ну, разумеется, вы прекрасно знаете, кто перед вами. Но, так как нам с вами предстоит проводить много времени вместе, вы должны узнать меня получше…

Первые полчаса Поллукс Лучезарный действительно знакомил своих новых учеников с… собой. И нужно заметить у некоторых он имел успех. Например, Анжела с Кристиной и Белка слушали о последних гастролях Лучезарного с открытыми ртами.

— … Ах! Какой в Фивах театр! Огромный архитектурный ансамбль, сцена под открытым небом, к которой ведут тысячи ступеней! О! Это было одно из лучших представлений в моей жизни. Зритель был покорен с первых мгновений. И в знак преклонения перед моим талантом благодарные жители Фив сделали мне поистине царский подарок. Они подарили мне сфинкса.

Анжела с Кристиной замерли на полувздохе, часто захлопав ресницами.

— Со сфинксом мы очень быстро нашли общий язык. Как оказалось, мы похожи. Артисты ходят по свету и везде они желанные гости. Но нигде они не чувствуют себя, как дома. То же с моим сфинксом — Египет не был для него родным домом.

— Почему, профессор? — вытянул вверх руку Иларий Кроха. — Ведь это египетский сфинкс.

— Совершенно верно, — профессор картинно закинул ногу на ногу, при этом на мгновение задержав ногу в воздухе и потянув носок сапога так, чтобы все могли разглядеть золотые пряжки в виде египетских пирамид.

— Ой, какие красивые! — не сдержалась Белка, выразив тоненьким голоском свое восхищение. Ромка тоже не сдержался, и издал что-то похожее на «ве-э-э».

— Эксклюзив, — откликнулся профессор Лучезарный с напыщенным видом. — Каждый мой костюм — единственный в своем роде. — Он опустил глаза, и сам с удовольствием полюбовался пряжками, потом, словно очнувшись, поднял глаза к потолку. — Э-э-э… Что там у нас?

— Почему сфинкс не чувствовал себя в Египте, как дома? — терпеливо повторил Иларий, скривив на лице недовольную мину.

Судя по его виду, он считал, что обсуждение пряжек на уроке искусства метаморфоз заслуживало как минимум смертной казни.

— Ах да! — ожил профессор Лучезарный. — Дело в том, что этот сфинкс еще детенышем лет эдак пятьсот тому назад был волею судьбы вывезен из Египта и заброшен в Грецию. Там он воспитывался вместе с греческими сфинксами. Этих существ, как вы, надеюсь, знаете, специально обучают загадывать загадки. В древности, если человек разгадывал загадку, то сфинкс должен был свести свои счеты с жизнью. Если не разгадывал, то с жизнью прощался человек. В наше время к этим существам относятся более гуманно: если человек разгадывает загадку, сфинкс совершенно не обязан себя убивать. Правда, если загадка не разгадана, — Лучезарный с сожалением развел руки, — тут традиции до сих пор остаются в силе — сфинкс буквально разрывает несчастного в клочья.

Ребята пораженно переглядывались друг с другом, пытаясь понять: относиться ли к этим словам серьезно. А что, если этот артист привез сюда, да еще и поселил в Думгроте опасное существо, которое способно любого разорвать в клочья? Мила вопросительно глянула на Ромку. Тот в недоумении пожал плечами.

Профессор Лучезарный откинулся назад в кресле и изящно закинул руку на подлокотник, сверкнув изумрудными пуговицами, от которых блеснули в сторону вспышки зеленого света. Он окинул класс долгим взглядом и беззаботно улыбнулся.

— Но это никоим образом не относится к моему сфинксу. К загадкам он пристрастился в Греции — это да. Но загадывает он их по своему усмотрению, без всякой особой цели. К тем, кто разгадывает его загадку, а таких на моей памяти было ничтожно мало, он проникается глубоким почтением и обходится учтиво и с достоинством. Все-таки это по рождению египетский сфинкс и в его жилах течет кровь фараонов.