Мила Рудик и загадка Сфинкса - Алека Вольских

Наконец настал понедельник, когда ребята, надев форму своих факультетов и набросив на плечи рюкзаки, направились в Думгрот, где в этот день начинался новый учебный год. Кто-то с волнением шагал в замок следом за своими кураторами в первый раз, а кто-то возвращался в знакомые и дорогие для большинства из них стены.

С первых же секунд Мила почувствовала, что в холле произошли какие-то перемены. Пока она рассеянно блуждала взглядом вокруг, подошел Ромка.

— Портреты, — раздался у нее над ухом его голос, и Мила впервые отметила для себя, что Ромка сильно подрос за последний год. Когда они познакомились прошлым летом, то были одного роста, а теперь он был выше ее, и голос прозвучал откуда-то сверху.

— Что ты сказал? — переспросила Мила.

— Я говорю, новые портреты в холле повесили, — уточнил Ромка.

Мила окинула взглядом галерею портретов: и действительно, портрета Многолика на прежнем месте не было. Вместо него во всей своей красе на полотне был изображен Поллукс Лучезарный. Одна сторона лица у него была печальной и бледной, словно окрашенной белилами, а другая была разрисована театральным гримом: с ярким ухмыляющимся ртом и прищуренным левым глазом, глядящим с неприкрытым плутовством. За его спиной с таинственной отрешенностью на лице, которое в данный момент было повернуто в профиль, возлегал золотой сфинкс.

— Ну, с одним все ясно, — сказала Мила, — а еще какие?

— Не «какие», а «какой», — заметил Ромка, указывая туда, где раньше был портрет профессора Корешка, и задумчиво добавил: — Лицо знакомое.

На месте бывшего профессора зельеварения висел портрет колдуньи с дикой гривой каштановых волос и темными сверкающими глазами. Вместо красного петуха, который прежде восседал на голове Корешка, теперь на портрете обитала черная желтоглазая кошка. Мила с неприятным чувством вспомнила коротышку-профессора, слабовольного и трусливого, с которым, сложись все иначе, ей пришлось бы в этом году встретиться на уроках, поскольку у меченосцев на втором году обучения начинался курс «Травы и варево».

Интересно, подумала Мила, что собой представляет эта… И тут ее словно кипятком ошпарило!

— Постой! — вслух воскликнула она, пристально вглядываясь в лицо колдуньи, и ошарашенно произнесла: — Вот это да!

Мила просто онемела, когда поняла, чье лицо смотрит на нее с портрета.

— Так это же…

— Ты ее знаешь? — спросил Ромка.

— Еще бы! И ты тоже! — И Мила, повернувшись с ухмылкой к Ромке, передразнила: — «Я рада, что у Милы есть настоящий друг. К тому же скромный…» Это ты-то скромный?

— Акулина?! — прозрел Ромка, вглядываясь в портрет еще внимательнее, чем только что Мила. — А я ее не узнал…

Мила обернулась к портрету: Акулину и впрямь узнать было непросто. Мила привыкла, что Акулина выглядит так, как выглядят все люди во Внешнем мире, а здесь… И одежда, и волосы, и даже выражение лица — во всем угадывалась магия. Вспомнив, какой таинственности напустила на себя Акулина, когда они прощались возле Львиного зева, Мила тихо пробормотала себе под нос:

— Вот, значит, что за важное дело…

Первым уроком в расписании второкурсников-меченосцев значились магические инструменты, что несказанно обрадовало Белку — она чуть не прыгала от удовольствия.

— Это же надо! Первый день, первая пара — и у профессора Лирохвоста! Как замечательно! — восклицала она, когда они направлялись в кабинет магических инструментов.

Ромка скривился и, повернувшись к Миле, шепотом сказал:

— Вторая пара, перед обедом, — тайнопись, так что Лирохвост мне аппетит не испортит.

Но ни у профессора Лирохвоста, ни у профессора Чёрка полноценного урока не получилось. В первый день студенты никак не желали слушать лекции и заниматься магией. Ребята целое лето не виделись друг с другом, поэтому только и делали, что обсуждали, где да как они провели каникулы, и никак не могли наговориться.

Мила, Ромка и Белка тоже с удовольствием болтали со своими однокурсниками. К примеру, Яшка Берман и Костя Мамонт, у которых родители были волшебниками, рассказывали, перебивая друг друга, как они приезжали летом в Троллинбург на Ярмарку Волшебных Вещей. Костя захватывающе повествовал о многочисленных чудных иностранцах и сообщил, что у одного колдуна-араба его бабушка даже купила волшебную лампу с джинном.

— Правда, — шепотом говорил Костя, когда Лирохвост демонстрировал на примере пианино, как сделать, чтобы музыкальные инструменты играли без помощи человека, — мы так и не смогли вытащить джинна из лампы. Вылезать он не захотел ни в какую. Приказывали ему исполнить желание — молчит, подлец. Однако желания он все-таки исполняет — когда не надо. Папа на днях искал свою старую клюшку для гольфа — заговоренную. К нему тут приятель один приехал, японец, большой любитель гольфа, и папа очень хотел выиграть. Искал, искал, а клюшку как корова языком слизала. Ну, папа возьми и скажи в сердцах: «Я же точно помню, что положил ее в платяной шкаф. Провалиться мне на месте, если это не так»… — Костя со вздохом покачал головой. — И, представляете, провалился. Взял и рухнул сквозь пол прямо в подвал. Хорошо хоть не сказал: «Разрази меня гром».

Ромка чуть под стол не сполз от смеха, а Костя добавил:

— Мы потом этого джинна подарили папиному приятелю — японцу. Выяснилось, что этот подлец в лампе по-японски ни слова не понимает…

В итоге за всеми этими разговорами под конец урока Мила своими глазами видела, как клавиши на пианино опускались и поднимались сами собой, будто за пианино играл кто-то невидимый, но понятия не имела, как это нужно делать.

Примерно то же самое было и на тайнописи. Ребята были так рады видеть друг друга после трехмесячного перерыва, что тайнопись просто не шла им в головы. Мила даже забыла спросить у профессора Чёрка насчет тех символов из ее последнего видения, хотя предусмотрительно взяла с собой в Думгрот свиток пергамента, на котором они были записаны.

Но вот кого Мила с удовольствием не видела бы еще столько же, так это Нила Лютова и его сестрицу — Алюмину. Тем не менее, когда в обеденный перерыв ребята спустились в холл, то встретились там с толпой златоделов, среди которых были и Лютов, и Алюмина.

В черной форме с оранжевыми гольфами на ногах Алюмина сияла от счастья, как новенький золотой тролль. Она демонстративно выпячивала грудь с гербом Золотого глаза — грифоном на сундуке с золотом — и ни на шаг не отходила от кузена.

Нил Лютов, как и Ромка, за лето вытянулся почти на целую голову. Его высокий рост, темные, как ночные окна, глаза и эффектный золотой перстень с квадратным черным камнем давали ему некоторые преимущества в общении со сверстниками. Судя по его виду, Лютов терпел присутствие рядом двоюродной сестры как вынужденное — он выглядел как всегда самоуверенно и снисходительно отдавал своим приятелям распоряжения вроде: «Посмотри расписание», «Займи мне лучшее место» и т. д. Мила и раньше замечала, что Лютов в своей компании лидер. Но только теперь, когда она за три месяца отвыкла не только от постоянных и доставляющих ей немало неприятностей встреч с Лютовым, но даже от Думгрота, Мила обратила внимание, что большинство златоделов с курса Лютова почитают за честь дружить с ним. Самым удивительным открытием было то, что они не лебезили перед ним, как перед племянником декана, а, похоже, по-настоящему восхищались им.

Когда после воздушной прогулки в Летающей беседке ребята нашли тихое место на втором этаже, Мила поделилась своими наблюдениями с Ромкой и Белкой. Ромка подумал и сказал:

— Это, наверное, потому, что он соображает в черной магии. Ведь черная магия хоть и не одобряется, но многие ею интересуются. Там ведь возможности безграничные. А студентам так и вовсе запрещено приближаться к чернокнижию, поэтому Лютов и пользуется такой популярностью у себя на курсе.

Белка неодобрительно хмыкнула и пожала плечами.

— Странные они, златоделы эти. Не понимаю, как можно восхищаться черной магией?

— Можно, — раздался голос над ними.

Ребята обернулись и увидели Фреди.

— Хотя и не нужно, — благоразумно добавил старший Векша. — Черная магия — это зло в чистом виде. А зло, оно как темная сторона луны — таинственно. Всякие же тайны имеют одно несомненное свойство — они привлекательны. А люди никогда не умели бороться с тем, что их манит. Хотя большинство даже и не пытаются. Впрочем, что касается златоделов, то они вообще наиболее подвержены влиянию всяких таинственных вещей. Алхимия, например, самая таинственная из магических наук. Это течение, в котором слишком много подводных камней. А у Золотого глаза алхимия — основная дисциплина. Так что в данном случае все вполне логично.

Фреди посмотрел на Белку и вдруг резко сменил тему:

— Надеюсь, никаких проблем в первый день учебы у тебя не возникло?