Папа для потеряшек (СИ) - Свит Кэти

Его близость сводит с ума. Я вновь ощущаю себя той юной девчонкой, которая тайно вздыхала по лучшему другу старших братьев и мечтала, что он когда-нибудь обратит на нее внимание. Посмотрит не как на малявку, которую нужно защищать. Не как на друга и своего соратника, в какой роли мы привыкли видеть друг друга. А как на симпатичную девушку, которая так жаждет его мужского внимания.

— Давид сказал, что у тебя отравление, — произносит задумчиво. Пристально всматривается в меня.

Я ощущаю себя лабораторной мышкой под пристальным взглядом ученого. Еще немного, он возьмет микроскоп и примется меня изучать.

— Только вот он не уточнил, чем именно, — недобро щурится.

Теряюсь под его взглядом.

— Мы не знаем, — честно отвечаю ему.

— В смысле? — Воздух вокруг вибрирует от гневных ноток в его голосе.

— Люди Иппполита схватили меня, когда я шла на автовокзал, — начинаю рассказывать. Я была уверена, что Дава первым обо всем доложил. Но, судя по реакции Макара, я ошиблась. Он дико зол. — Меня затолкали в машину, я начала ругаться и возмущаться. После этого ничего не помню, — поджимаю губы. — Очнулась уже здесь.

— Значит, так, — безапелляционно заявляет Маковецкий. — Сегодня спать будешь со мной.

— Что?! — в шоке смотрю на него.

— Раздевайся, ложись, — кивает в сторону кровати. — Я приду через несколько минут.

— Мак! Ты совсем ку-ку? — кручу у виска. — Не собираюсь с тобой ложиться! Кто тебя знает, — фыркаю в жалкой попытке сгладить свой эмоциональный порыв. — Вдруг ты храпишь.

— Ты. Ляжешь. Здесь! — заявляет твердо. — Если когда я вернусь тебя в моей кровати не будет, то поверь мне, я САМ тебя сюда принесу! — зло сверкает глазами. Маковецкий просто взбешен. — В любом виде. Хоть в нижнем белье, хоть нет. Поняла?!

— Да, — пищу.

— Вот и отлично! — рычит сквозь стиснутые зубы. — А теперь ложись спать!

Мак выходит из комнаты, оставляя меня одну. Я растеряна и совершенно помята. По мне словно прошлись катком пару раз.

Мысли в голове не задерживаются ни на минуту, веки снова становятся тяжелыми, ноги держат с трудом. Сажусь на кровать.

А затем в том, в чем есть, забираюсь под одеяло, опускаю голову на подушку и тут же проваливаюсь в глубокий, но вместе с тем крайне беспокойный сон. Мне не снятся сновидения, я не чувствую расслабленности. Напротив, я очень напряжена.

Из коридора доносятся разгневанные мужские голоса. Без труда узнаю, кому они принадлежат: Макару и Давиду.

Эти двое снова ругаются.

Снова проваливаюсь в забытье. Выныриваю оттуда через какое-то время. Но на этот раз в доме стоит тишина. Нет ни единого постороннего звука.

Рядом со мной под тяжестью мужского тела проминается матрас, бок обдает огненным жаром.

Лежу не дыша и не шевелясь. Сердце отстукивает в рваном ритме.

Макар пристраивается позади, кладет руку на мой живот, притягивает к себе ближе. Остатки здравого смысла плавятся под нежностью его прикосновений, тают под умелыми ласками.

Он думает, что я сплю и ничего из этого не вспомню. Пусть так будет. В конце концов, могу я хоть ненадолго расслабиться? Могу.

— Спи, моя девочка, — произносит негромко. — Больше тебя никто не посмеет тронуть. Обещаю тебе.

Чувствую на щеке прикосновение мягких губ, ресницы трепещут. Не шевелиться! Не шевелиться! Медленно и расслабленно дышать!

Сердце, бли-и-ин… Пожалуйста, бейся чуть тише! Ни в коем случае нельзя себя сейчас выдавать.

Я не готова к разговору о чувствах и о будущем. Особенно с Маком. Я вообще сейчас не могу ни о чем серьезном думать.

Макар зарывается в мои волосы, целует в углубление между шеей и ключицей, запуская по коже тонну мурашек. Непроизвольно дергаюсь. Тут же жалею о том, что не смогла сдержаться.

— Спи давай, — произносит с ухмылкой. Притягивает меня к себе близко-близко, наши тела идеально подходят друг к другу, удобно и Макару, и мне.

Вновь чувствую себя дома. Непередаваемое и странное чувство… Которое испытываю лишь рядом с ним.

Мак водит подушечками пальцев по моей оголенной коже, я трепещу.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Окутана его запахом, его теплом, его силой, и они наполняют меня, словно я все это время была пересушенным колодцем. Мне становится так хорошо!

Сон накрывает нас обоих мягким пуховым одеялом, уносит в заоблачные дали. Дарит долгожданный покой.

Глава 24. Макар

— Мамочка! Мама! — За дверью раздается детский плач.

Резко открываю глаза, тут же сажусь на кровати, сердце тревожно бьется в груди.

Вокруг темно. Утро еще не наступило, а это значит, что девочки должны спать.

Позволяю глазам привыкнуть к темноте. Дожидаюсь, пока начинаю различать стоящие в комнате предметы, и спускаюсь с кровати. Оборачиваюсь—Оля спит.

— Ма-а-а-ама.— От перепуганного детского крика меня словно окидывает студеной водой. Девочки! Это они! Я не могу ошибаться!

Размашистым шагом дохожу до выхода из комнаты, открываю дверь и выскакиваю в коридор. Я готов к любым неожиданностям, меня не застать врасплох.

Сбоку от меня раздается всхлип. Уже более глухой, чем был несколькими минутами раньше. Напрягаюсь, спешу на звук что есть мочи.

Залетаю в детскую комнату, без раздумья включаю свет, и от увиденного сердце пропускает удар. Застываю.

На детской кроватке, забравшись с ногами и поджав под себя ноги, запутавшись в пушистый плед, сидит Алиса. Распущенные волосы растрепались, малышка горько плачет и трет глаза.

— Папочка, — видит меня и тянет вперед ручки. Подхожу, присаживаюсь рядом на кровать.

Все никак не могу привыкнуть к тому, что я отец.

Это светлое чувство так и жаждет наполнить сердце до отказа, но я не позволяю ему. Мне страшно.

Смотрю на девочек и понимаю, что вот он, ключ к моему сердцу. Моя ахиллесова пята.

Я столько всего пережил, прошел через такое количество дерьма, что многим даже не снилось. Но выдержал. Все! А здесь…

Как никогда отчетливо понимаю, что окажусь совершенно беспомощным, если вдруг малышкам будет угрожать опасность. Я пойду на все, лишь бы с ними и Олей было все хорошо.

— Что случилось? — спрашиваю у дочки, бережно убирая с ее лица промокшие прядки волос. Они спутались и прилипли к нежной детской коже. Мешают.

На соседней койке, отвернувшись к стенке, сладко посапывает Олеся. На удивление, дочурка спит и не просыпается, даже несмотря на свет и плач сестры.

Алиса смотрит на меня с такой надеждой, аж дыхание перехватывает. Словноодним взмахом руки способен развеять все ее невзгоды.

— Мне приснился страшный сон, — хнычет малышка, еще сильнее кутаясь в плед.

Оу… И что с этим делать? Рассказать сон или она еще больше перепугается, когда будет рассказывать? Я никогда не сталкивался ни с чем подобным! Это не автомат с закрытыми глазами перебирать. Успокоить малышку гораздо… гораздо сложнее.

Кто б знал, как правильно поступить.

Сижу, смотрю на дочь, пытаюсь придумать, что делать. В голову ничего путного не идет. Впервые в жизни я растерялся и не могу придумать, как быть.

Вот же ж. Отец, называется!

— Можно я с мамой посплю? — Алиса невинно хлопает мокрыми ресничками. От ее взгляда сердце прямо тает.

Конечно, можно! Поспать с мамой, свернуть горы и достать вон того единорога из соседней страны. Без проблем! Только не плачь. Пожалуйста!

Так и хочется сказать, но останавливаю себя. Это будет неправильно.

Наверное.

— Она спит со мной, — отвечаю осторожно. Алиса печально вздыхает и расстроенно опускает плечи.

Начинаю осознавать, куда будет клонить дальше дочь. Маленькая хитрюшка.

— Я тоже могу с тобой рядом поспать, — заявляет коза. — Я небольшая, много места не займу.

Смотрю на нее и понимаю, что отказать не в состоянии. Если так и дальше дело пойдет, то девочки будут из меня веревки вить.

А мне это будет лишь в кайф.

Представляю реакцию Торковской и понимаю, что она меня просто прибьет. А потом… А потом мы будем мириться. Долго и качественно.