Вобла в эстази, или Спецрейс для сумасшедшей Ники - Лариса Бесчастная

— В общем, подруга, все в шоке, — подвела итог Тоська. — Я в голову не могу взять: тебя подозревают в убийстве! Ничего не ясно, обвинения нет — а они уже объявили тебя в розыск! Ты где, кстати, скрываешься?

— В надёжном месте, Тосенька. А где — потом скажу: меньше знаешь — крепче спишь. И этот номер телефона у себя сотри немедленно. И не вздумай звонить! А обо мне не волнуйся: у них ничего на меня нет, мой ремонт им малость попортил кайф… — и я пересказала Тоське историю с обыском на квартире. — Тось, если ты ещё в состоянии опекать меня, то я хочу попросить тебя об одном одолжении…

— О каком? Говори, я пока ещё полна боевого пыла. А точнее злости на всех мафиози.

— Тосенька, очень тебя прошу: посылай по вечерам моей бабуле успокоительные эсэмэски. Будто от меня. То есть, в том случае, если я не позвоню тебе и не дам отбой. И не забудь, что я зову её «ба»! Сделаешь?

— Сделаю, — пообещала верная подружка, — только ты уж лучше звони. И мне и ей.

— Постараюсь. А ты будь такой же молодчагой и держи всё под контролем. Нолику привет.

Едва дождавшись окончания разговора, Михаил сграбастал меня на руки и понёс в спальню: — Всё, зайка. Эти переговоры доконали тебя окончательно. Будем укладываться…

В эту ночь я отдала Михаилу всю скопившуюся во мне любовь, поскольку была уверена, что это последняя наша ночь, да и, вообще, у меня было ощущение, что это последний в моей жизни мужчина. Думаю, и он предчувствовал разлуку и оттого объятия наши были полны такой страсти, что мы оба полыхали жарко и исступлённо, как языческий костёр, пожирающий тело и освобождающий душу…

Глава 8

Пахло наступающим летом и ромашками. Нет, не от цветущей лужайки — от гладко выбритых щёк Михаила.

— У тебя ромашковый крем… — улыбнулась я, не открывая глаз, и погладила его щёку.

Он поцеловал мою ладонь и согрел тёплым дыханием ухо:

— Вероника… Мне пора на службу.

— Ну, так иди, — милостиво позволила я, подставляясь под прощальный поцелуй, — а я ещё немного посплю. Мне нужно восстановить свои силы. Я должна быть сильной…

— Не хочу никуда идти, а, если честно, — не могу от тебя оторваться… — пожаловался Михаил и стал целовать моё лицо: — Вероника… Ты такое чудо… Эта ночь была безумно прекрасной… Никогда ничего подобного со мной не было… Я пил счастье взахлёб…

Я ответила на его поцелуй и открыла глаза:

— Это потому, что ты ненасытный алкаш… — он тихо засмеялся и спустил с меня покрывало, обнажая грудь. Я выгнулась под его ладонями и, ослабев, призналась: — Мишутка… Ты очень вкусно целуешься…

— Да? — он обласкал меня довольным взглядом, — тогда я готов накормить тебя первым завтраком… — и приступил к исполнению обещанного.

Собрав всю волю в кулак, я упёрлась ладонями в его плечи:

— Мишка! Не сходи с ума! Тебе пора топать на работу!

— Ты меня гонишь?! — разочаровался Михаил и попытался сорвать поцелуй на посошок. Это ему удалось и он решил закрепить результат.

— Миша!!!

— Всё, всё! Ухожу. Но я приду обедать. А то твой супчик пропадёт.

В дверях он обернулся:

— Пожалуйста… Не исчезай!

Вместо ответа я неуверенно улыбнулась и он померк. А я закрыла глаза, демонстрируя своё намерение спать.

Какой уж тут сон! Моё сердце бухало как колокол! Выплеснув на Михаила всю свою невостребованную любовь, я освободила его для ненависти, но ненависть не спешила заполнить чёрную дыру и я была опустошена.

Нет, спать я не смогу, надо что-то делать, чтобы ни о чём не задумываться!

Но не копаться в мыслях о своём плачевном положении мне не удалось: ни когда я хлестала себя тугими струями воды в душе, ни когда обжигалась горячим кофе и давилась дымом сигареты. Мою голову и сердце раскалывали искушение остаться под надёжным крылом Михаила и ясное понимание того, что я не имею на это никаких прав. И прежде всего я не должна подвергать его опасности быть вычисленным наркомафией или коллегами из милиции. Я чувствовала себя расчётливой тварью, потому что вынуждаю прекрасного человека нарушать свой служебный долг и долг чужого мужа и отца…

Пометавшись по квартире, я решила заглушить душевный раздрай за работой и уселась копировать шифровку. Дело это оказалось нехитрым и управилась я быстро, нарисовав две копии: одну я оставила на столе, а другую вместе с подлинником спрятала в карман своих брюк. И снова погрязла в тяжких думах. Измучившись и так и не приняв никакого решения, я стала молиться и просить мамочку помочь мне. И Бог услышал мои молитвы: я получила знак свыше. Через телефонный звонок.

Всё ещё пребывая в состоянии прострации, я взяла трубку и, хотя была уверена, что звонит Михаил, голос предусмотрительно не подала.

— Миша, Мишенька! Я дура! — оглушил меня высокий женский голос. — Ты прости, меня безмозглую! Я не должна была…

Ну всё! Пора засветиться, а то будет полный конфуз!

— Лидия? Это вы? — сладким голосом поинтересовалась я. — Как здорово, что вы позвонили!

Голос абонентки спустился на октаву ниже:

— А вы кто такая?!

Я стала «сама невинность» и задушевно, как лучшей подруге, ответила:

— Ах, Лида, не берите в голову ничего лишнего! Я просто случай. То есть я хочу сказать, что случайно оказалась возле вашего дома, когда Михаилу стало плохо…

— Ему было плохо?! — заволновалась Лилия. — Когда?

— Вчера… — схитрила я, нагло присвоив один день и ночь из жизни Михаила. — Он так переживал вашу ссору, что перебрал лишнего. Ведь он у вас непьющий?

— Нет, он не пьёт… — повелась строптивая жена моего ласкового мишки.

— Вот, вот! — с энтузиазмом подхватила я. — Мне он тоже так сказал, как только пришёл в себя. Потому ему и стало плохо, что не привык… Я отвела его домой и напоила валидолом.

Лидия напряглась и задала совершенно пустой вопрос:

— А где вы его взяли? У нас таких таблеток нет, мы все здоровые…

— Зато у меня проблемы с сердцем, — подхватила я её подсказку, — я всю жизнь таскаю в сумочке валидол. И это большая удача, иначе пришлось бы вызывать скорую… А так ничего страшного не случилось. Ночью я дала ему ещё одну таблетку…

— Вы провели ночь с моим мужем?! — взвизгнула трубка.

О, Господи! Она и впрямь дура! Думает о мелочах, а про больное сердце мужа сразу забыла. Мне стало обидно за Михаила и я рассердилась:

— Не с вашим мужем, а при вашем муже! Мне что, надо было бросить его одного? Или вы не знаете, что за больными мужчинами нужен особый уход? Они же как дети! Даже не знаю, чем он мог вас обидеть. Он же у вас замечательный! Если бы у меня был такой муж…

Кажется, я перестаралась: абонентка засопела в трубку и насторожилась:

— И когда это вы успели разобраться в нём? Тем более в пьяном…

— Утром. Утром он был уже совсем нормальным…

— Да? Утром? — с нескрываемым ехидством поинтересовалась Лидия. — А чего ж вы не ушли, раз он был нормальным? Что вы делаете в моём доме до сих пор?

— Я обещала ему сварить супчик. Пожалела заброшенного мужика… — и я снова пошла в нападение: — Разве вы не знаете, что крупные мужчины особенно предрасположены к язве? Тем более, если нервничают и пьют?

— Вам что делать нечего? — не унималась ревнивица. — По голосу вы, должно быть, ещё молодая. Разве вам не надо идти на работу?

— Я на инвалидности, — без запинки соврала я, — мне спешить некуда.

— А он где? — по одной ей известной логике спросила Лидия.

Я замешкалась: и что сказать этой самовлюблённой бабе? А вдруг она вздумает звонить Мише? И он наплетёт ей невесть что и совсем не в унисон со мной… Трубка дышала гневом и подозрением. И с лёгкой заминкой я ответила:

— Ушёл. Не знаю куда… Он мне не докладывался. Кто я такая, чтобы он сообщал мне, куда идёт? Я ему никто… — и я начала фантазировать: — А может он за вами поехал? Вы где находитесь? Далеко отсюда?

— Далеко, на Планерной, у матери, — снова повелась Лидия.

«Слава Богу, успею убраться отсюда. А главное надеть штаны и спрятать следы нашей бурной ночи…» — подумала я и предположила:

— Тогда вряд ли он поехал к вам… Я что-то припоминаю… Кажется он собирался обходить участок… Послушайте, Лидия! Приезжайте домой поскорее. Он очень тоскует! Боюсь, как бы снова не напился… И никого рядом! Я сейчас суп выключу и уйду… А вы приезжайте…

В сомнении подышав в трубку, Лидия всё же разродилась «благодарностью»:

— Спасибо за помощь… Только я и без вас знаю, что мне делать… — и отключилась.

Прибежишь как миленькая! Чужая тётка в доме — это не шутка! А если что-нибудь сопрёт? Смотри поспеши, Лидочка, цепляйся покрепче за Мишутку! Пока я не передумала…

«Ну, вот всё и решилось, — успокоила я себя одеревеневшими губами, — слава тебе, Господи! Ты наставил меня на путь истинный…» На путь в никуда. Или на Голгофу?