Вобла в эстази, или Спецрейс для сумасшедшей Ники - Лариса Бесчастная

Ваньки вскрикнули: «Атас! Наезд!!» — и принялись вертеться, пиная меня ногами, — а я открыла глаза, чтобы не прозевать свою смерть. И увидела её… Вернее, увидела дула пистолетов в руках Ваньков, но снова зажмуриться не успела: раздалась новая автоматная очередь и передние стёкла разлетелись вдребезги. И кто-то охнул. Должно быть водитель, потому его голова упала на руль и раздалась сирена. Я удивилась — а чего же это Азиат не командует Ванькам к бою? — и увидела, что тот как-то уж слишком беззаботно откинулся на спинку кресла.

Дикий беспредельный мат Ваньков, полный звериного ужаса, испугал меня не меньше стрельбы, я дёрнулась и нарвалась на кулак Грибани. Кровь, брызнувшая из моего носа, ввела меня в ступор и несколько секунд я была невменяема. И потому сильно удивилась, увидев, что дверцы буммера распахнуты настежь, а возле него лежит Грибаня и отстреливается. А Губошлеп где?! Тот, который Кот…

Кот высунулся из машины и палил направо и налево, сопровождая матом каждый выстрел. Зато Грибаня уже вёл себя смирно. Угомонился навек. Но вот настал момент, когда и оружие Кота замолкло, и тот с воплем отчаяния подхватил меня подмышки и поволок из салона в ночную жуть. Я бешено сопротивлялась и орала благим матом, но он вытащил меня и поставил пред собой, как перед расстрельной стеной.

И я обречённо замолкла. В конце концов, это лёгкая смерть… Разве не об этом я только что молилась? И, распахнув глаза, чтобы смотреть смерти в лицо, я стала ждать… Секунда показалась мне вечностью, а в голове замелькали мультики из детства…

Но убивать меня почему-то не спешили! Дарили мне ещё одну вечность, чтобы я запомнила каждую деталь своей последней остановки?.. Последней остановки нелепого спецрейса с перекладными, стрельбой и бесконечным ужасом…

Ну, что ж, пока живу… Я стала присматриваться к обстановке и в свете фар заметила силуэты двух машин и застывшие, как в стоп-кадре, фигуры. О, нет! Они не стоят. Они движутся! И движутся к нам. Двое. С автоматами наперевес.

— Кот! — крикнул один из них. — Отдай нам бабу и мы тебя не тронем! Ты нам не нужен!

Губошлёп втянул в себя воздух и заорал:

— Так это из-за этой сучки вы покрошили моих братанов?!! Она вам нужна?!! — и он впал в экстаз от возможности хоть как-то насолить конкурентам: — А хрен вам, долбоскрёбы!!! Сам сдохну, но её вы не получите!! — я размякла от ужаса и повисла на сцепленных оковами дланях Кота — и тот ослабил хватку, освобождая правую руку, чтобы достать из кармана… Что? Нож?! — Я прирежу её, как паршивую овцу!!!

И в этот миг я, позабыв, что минуту назад согласилась умереть за дела наркомафии, извернулась и бульдожьей хваткой вцепилась в плечо гада всеми своими хорошо ухоженными зубами. Далее всё произошло одномоментно.

Кот взвыл, а я, несмотря на заложенные от напряжения челюстей уши, услышала чей-то крик: «Ника! Падай!» и слившийся с ним вопль Губошлёпа: «Уб-б-бью, с-с-ука!!!». Я дёрнулась вниз и Кот схватил меня за волосы… Но я-то была в парике!.. И вот я полулежу на земле и созерцаю обалдевшего бандита с моим «скальпом» в руках и …с пулей во лбу! Я моргнула — и он исчез. Упал навзничь.

И я тоже упала, наполненная до краёв. Нет, не радостью подаренной мне жизни — во мне звенел и плескался голос, выкрикнувший моё имя. Голос, который я опознала бы среди многотысячного ора, днём и ночью, в любую секунду… даже глухая…

Двое мужчин подошли ближе и начали блуждать по мне фонариками. От яркого света я зажмурилась, а открыв глаза, отметила, что один из них склонился надо мной:

— Ты в порядке? — тихо спросил он, но я узнала по голосу: это он кричал мне.

Ничего не ответив, я внимательно посмотрела на него и лица не увидела, потому что на нём была чёрная маска с прорезями для глаз. Серых, с особым волнительным блеском, глаз. Глаз, которые я сразу узнала — даже в тусклом свете фонарика. Я застонала и он, склонившись ко мне, взволнованной скороговоркой прошептал:

— Тихо, Ника. Мы не знакомы.

Я поняла, о чём он меня просит, но губы зашевелились сами собой:

— Я думала, ты принц… А ты бандит…

— О чём ты там шепчешься с ней, как заговорщик? — недовольно поинтересовался стоящий рядом мужик.

— Угомонись, Кувалда. Мы не шепчемся, — спокойно ответил «заговорщик», — просто дама в шоке и потеряла голос. Она спросила, бандиты ли мы и попросила пить. У нас есть вода? И помощь доктора нужна. Она вся в крови.

— Док в машине, Бригадир. И вода тоже. Поднимай бабу и пойдём… — Кувалда оглянулся и встревожился: — Вальтер зовёт нас. Что-то там случилось…

Бригадир поднял меня на руки и я услышала, как гулко и часто колотится его сердце.

Навстречу нам выскочил мужик без маски и возбуждённо протараторил:

— Надо срочно смываться, Бригадир! На подходе легавые. Этот буммер где-то засветился и за ним погоня.

— Так чего мы ждём? — с ледяной строгостью вопросил Бригадир. — Быстро по машинам! Ты, Вальтер, пересядешь к Тренеру. А в мой джип пришли Дока. Женщине нужна помощь. Она вся в крови.

Вальтер рванул передавать распоряжения и уже через пару минут к нам подбежал немолодой низкорослый крепыш, по-видимому, тот самый Док. Он влез в машину и меня усадили рядом с ним. Бригадир сел к водителю и дал команду трогаться.

Джип сорвался с места и помчал по не очень широкому, но гладкому шоссе. В хвост ему пристроился другой, такой же.

За двадцать минут быстрой езды я не произнесла ни слова. Потому что на самом деле была в шоке — но только вовсе не из-за пережитой смертельной опасности и стрельбы, а совсем, совсем от другого потрясения.

Док давно уже стёр кровь с моего лица и налепил пластырь на небольшую царапину на щеке, осмотрел мою голову, руки и ноги на предмет травм и переломов и сообщил, что я потеряла в потасовке одну туфлю. Он довольно мягко заговаривал со мной, но я упорно молчала и была недвижима и безучастна ко всему, что творилось в салоне.

Бригадир несколько раз оборачивался и тревожно взглядывал на меня, но я быстро отводила глаза лишь бы не видеть лица бандита. Бесконечно дорогого лица некогда любимого мною мужчины. Лучше бы он оставался в маске!

Мне хотелось выть и кричать, вцепиться в его плечи и искусать в кровь много раз целованные мною сладкие губы, а затем вытрясти из него внятный и правдивый ответ: почему?! Почему он тут с бандитами? Почему везёт меня к мафиози? Почему не обнимает и не целует свою принцессу после стольких лет разлуки? Что он скрывает? И что я скажу нашему сыну, когда он спросит меня об отце?!

Я уставилась в коротко стриженный затылок Бригадира и тот, видимо, почувствовав мой горячечный взгляд, забеспокоился, завертел головой и пригладил волосы…

Любимый, что я тебе сделала? Почему ты нанёс мне такой оглушающий удар? Прямо в сердце… Я откинулась на спинку кресла и застонала — и Док снова полез за нашатырём. Но я пришла в чувство заранее и, накрыв его руку своей, тихо, но внятно произнесла:

— Нет. Не надо больше вонять этой гадостью на весь салон. Мне уже лучше. Только холодно. Мы скоро приедем?

— Не знаю, — завертелся доктор и обратился к Бригадиру: — Куда мы едем, шеф?

— В сторожку, — не оборачиваясь ответил тот. — Такую её вести к Самбэку нельзя. Она не готова к встрече. Да и поздно уже.

Док кивнул и обратился ко мне:

— Ехать ещё с полчаса. Может быть, вы позволите мне обнять вас? Тогда вам будет не так холодно…

Я позволила. А почему бы нет? Ну не мёрзнуть же, как савраске, в самом-то деле? Тем более, что ко мне обращаются на вы. Как бы мне не было плохо, но, прильнув к почтительно замершему Доку, я мысленно хмыкнула: до чего ж ты докатилась, Татушка! Сидишь в обнимку с бандитом и хоть бы хны!

А пусть! Пусть Бригадир понервничает! Вон как весь извертелся…

Глава 10

Похоже, услужливому Доку удалось-таки меня отогреть, потому что к моменту прибытия на место шок прошёл и, хотя мне всё ещё было паршиво, я могла уже воспринимать происходящее и адекватно реагировать на него.

Мужики вышли из машины, а я, осторожно высунувшись из салона, огляделась: впереди возвышался глухой забор с запертыми воротами, а позади никого — сопровождавший нас джип укатил другой дорогой, Бог знает, куда и зачем.

«Сторожка» оказалась довольно приличным домом на окраине неопознанного мной посёлка и поначалу я удивилась её уничижительному названию — но всё стало понятным, едва я увидела предназначенное мне помещение.

По сути оно было камерой заключения со всем присущим тюрьме антуражем: нарами с тонким матрацем и суконным одеялом, небольшим грубо сколоченным столом возле лежбища, умывальником и унитазом за полиэтиленовой занавеской. И решёткой на окне.

В дом, и далее в камеру, меня внёс Док, справедливо посчитавший, что такой нежной девушке, как я, ходить босиком по зарослям ни к чему. Бригадир обмерил явно проникшегося ко мне подельника суровым взглядом и, позволив тому усадить меня на нары, отправил его обратно, в джип. Сам он молча оглядел мой скорбный приют и велел одному из хозяев дома по имени Горби сбегать на какую-то «точку» и принести мыло, чистые простыни, полотенце и бутылку минеральной воды.