Хвост фюрера - Владимир Козлов

Финн задумался вначале, а потом дико рассмеялся, показав свои коричневые от чифиря зубы:

– Я позже женюсь, когда вставлю такие – же золотые фиксы, как у тебя, но только не на этой Музе. Она блатней нас всех троих взятых. Двенадцать лет отсидела за убийство. С ней в обществе нельзя показываться. Она хоть лицом и не стрёмная, но как рот откроет, – сплошная помойка. Такие слова выдаёт, что порой мне даже наедине с ней, стыдно за её лексикон становится. А в постели Муза виртуозка. Я к ней в Кемери езжу раз в неделю, – это часть города Юрмалы. На больше, меня не хватает. Замучает стерва.

Глеб опять задумался. Эта неожиданно появившаяся новость, могла быть ключиком к его недавно возникшей версии. По словам латыша в квартире было два человека один мужчина и одна женщина. Всё больше он склонялся к мысли, что в убийстве был замешан киномеханик. Но держался Финн спокойно, а в глаза ему заглядывать Глеб не собирался. Понимал, что своим колючим взглядом мог спугнуть его:

– Интересно бы с такой блатной женщиной почирикать, – выразил своё желание Глеб.– Я с малолетками в тюрьме общался через решку несколько раз. Забавные девчата были. Да пару раз на этапе перекрикивался с ковырялками и только. Надо было заехать к твоей Музе, если рядом около неё были.

– Можно завтра устроить такие посиделки, – пообещал Финн, – она в санатории работает в столовой. Вечером и нырнём к ней. Возьмём пива с водкой и оторвёмся на полную катушку. Она очень доброжелательная в плане мужчин. Не отвергнет и тебя.

Глеб загадочно ухмыльнулся и спросил полушутя:

– Никак ты поделиться хочешь со мной своей марухой?

– Для гостя все тридцать три удовольствия, – захохотал Финн.– Этого добра я ещё найду. Всё равно мне не жить с ней. На мой век женщин хватит!

– А как у неё с жильём, одна живёт или с родственниками? – прокачивал Глеб всё о Музе у Финна, вроде как ради праздного любопытства.

– Она живёт в моём доме, – одну половину, я сдаю курортникам, – во второй живёт она. А сейчас осень, – курортников нет, так она одна там хозяйничает.

– А ты не боишься, что такая бикса, может в один из пригожих деньков ошкурить тебя и оставить без подштанников?

– Ха, Ха, Ха, – зашёлся опять смехом киномеханик, – куда ей от меня деться. Музе ехать некуда, – она одна одинёшенька. Жила до судимости в городе Шуя Ивановской области. Дом то она подпалила вместе со своим мужем. Так, что у неё сейчас ни кола, ни двора. Она на меня молится. Я для неё бог и царь! Могу в любое время ей под зад дать, но мне с ней пока удобно. Дом в порядке содержит, за садом смотрит, ну и конечно сиська под боком всегда есть, а для меня это немаловажно. Зачем мне тратится на разных шалашовок? – лавэ и так катастрофически не хватает.

– Практичный я смотрю, ты человек, – влез в разговор Феликс, – я тоже в молодости был таким, только мне эта практичность дорого обошлась. Пришлось держать мощный удар от ментов на протяжении шести лет.

– Мне это не грозит, – прекратил смеяться Финн, сделав при этом каменное лицо.– Я твёрдо решил завязать с криминалом. Мне сейчас моя жизнь нравится! Обижаться не на что!

– Ты же только сейчас плакал, что, денег катастрофически не хватает, – зацепил его за слова Феликс, – а без них не может быть хорошей жизни, я в этом глубоко убеждён! У меня дома и хозяйство своё и в семье все работают но, однако не живу в роскоши, как твой брат. А жить хочется всем хорошо!

Финн ехал стремительно, разгоняя лужи по сторонам, фырча что-то себе под нос. Было такое впечатление, что он совсем не смотрит на дорогу.

– Смотри светофор впереди, – предупредил Глеб Финна.

Финн сбавил скорость и улыбнулся:

– Я по этой дороге езжу, бывает по несколько раз в день, – с небольшим бахвальством заявил киномеханик.– Без глаз могу проехать в любом узком месте, не только по проспекту. А тебе Феликс отвечу на твою поддёвку так:– У меня подспорье есть хорошее, – это мой дом! Он мне приличные доходы даёт. А брату моему ты не особо завидуй? – с полуулыбкой бросил Финн, – этой роскошью он практически не пользуется. Вся жизнь на море, а у моряков жизнь рисковая. Бывает так, что корабли с рейса не возвращаются. Разбушевавшаяся пучина очень много кораблей утянула на дно морское. Так, что и его Посейдон может в своих водах в любое время убаюкать. Поэтому он и холостой до сих пор. Море любит, – больше чем женщин!

После этих слов в машине установилось молчание. Они ехали по улицам вечерней освещённой огнями Риги. Финн их специально вёз, по красивейшим местам, чтобы гости смогли полюбоваться неповторимой красотой его родного города.

– Вот вы скажите мне, можно менять такое великолепие на вышки с колючей проволокой и блуждающими прожекторами по всей зоне? – нарушил молчание Финн.

– Каждому своё, – ответил Глеб, – так было написано на воротах Бухенвальда, но ты знай, мы тебя не осуждаем, что ты не такой хромой, как я!

– Какой – же ты хромой Таган? – уважительно произнёс Финн, – хромые это те, которые сегодня подвывают тебе, а завтра твоему врагу. Я же знаю, какой важный гость ко мне заехал и слышал, как ты сук мочил. Ты не хромой, а одноногий, – а это не одно, и тоже. Пострадал, как говорится за идею, к которой я проникся всей душой.

– Проникся, говоришь идеей воровской, а что – же ты тогда отказался короноваться? – спросил Глеб, хотя причину знал и не осуждал его за это. Он хотел ещё раз проверить правдивость его слов, в надежде поймать его хоть на маленькой лжи.

– Ты Таган только что произнёс про ворота Бухенвальда, – эта надпись относится и ко мне. Не каждый может быть вором в законе, но законы воровские чтить порядочным арестантам не возбраняется!

– Красиво сказал! – похвалил его Глеб.

– Родители учили излагать свои мысли чётко и ясно, и к тому же у меня незаконченное высшее образование, – произнёс Финн.

– Это мы уже слышали, – улыбнулся Глеб, – ты мне лучше скажи, как паренька генеральского зовут?

– Зовут его Марис, а фамилия у него не деда, а по отцу, – Каменский, – вспомнил Финн.

– Что шлях папа был? – спросил Феликс.

– Самый, что ни наесть русский, – родом с Москвы, по профессии биолог. Помер бедняга от цирроза печени. Хлюпик он был изрядный, – от мужчины почти ничего не унаследовал. Если его подкрасить, то вылитая женщина будет. И поддавал он горькую последние годы без всякого расписания. Говорят, гипертонией он болел ещё у них. С тестем на ножах жил, да и у жены он не в особом почёте был. Она тоже смазливая бабёнка, я бы сказал больше, красивая! – похожа на оранжерею у нашего дома, но какая-то странная. Вечно одна и всегда задумчивая. А муж у неё злился на весь белый свет, что генерал всё наследство подписал внуку и дочке. Марис, кстати в девять утра покидает квартиру ежедневно, – кроме воскресения, – неожиданно сообщил он, – завтра можете полюбоваться им, – только сделайте так, чтобы он не знал, что вы мои гости?

– Это понятно, – успокоил Финна Феликс, – пацан может и не при делах, а мы ему нахалюгу шьём.

– Никто ему ничего не шьёт, – оборвал Феликса Глеб, – шьют менты, а мы проверяем.

Вскоре они подъехали к дому, где жил киномеханик.

Поставив машину около подъезда, они поднялись в его квартиру. Легко поужинав, но, приняв на грудь по стакану водки, Феликс с Таганом улеглись спать.

На следующее утро в субботу Финн оставил гостей в квартире, а сам поехал за фельдшером и заодно навести справки об армянине.

Первым проснулся Глеб. Он натянул на себя брюки и пристегнул протез. Поскрипывая им по паркету, он разбудил Феликса.

Тот открыл глаза и полусонным взглядом обвёл комнату, увешанную коврами с гобеленами и то – ли с сожалением, то – ли с иронией сказал:

– Как плохо, что я не капитан дальнего плавания, а то бы мне сейчас кок завтрак прямо в постель принёс.

Глеб равнодушно посмотрел в сторону Дильса, но назидательно выразился:

– Мне лично по штату не положено жить в такой роскоши. С меня и спартанской обстановки вполне достаточно, я не говорю уже и о своей «шкуре». Она должна быть чистой и опрятной, но ни в коей мере не вызывающей, как у стиляг. Я не должен ничем отличаться от толпы, чтобы не привлечь к себе внимание. Кстати, – завтрак на кухне уже приготовлен и ждёт нас, – бросил Глеб.

Феликс, встал с дивана следом за Глебом и пробурчал:– Положено, не положено, мне лично плевать, но отказываться от благ людских считаю неверным. В пещеру может из-за ваших законов опуститься? И питаться там сырым мясом с вороньими яйцами. Нет, Глеб, это не по мне. И глядя на тебя, я всё равно не понимаю, почему ты тогда носишь перстень золотой и дорогое кожаное пальто? – все эти вещи, простому человеку не купить. Я уже не говорю о твоих золотых челюстях. Не вижу логики в твоих словах и поступках, если ты практически стал рабом красивых вещей.