Где отец твой, Адам? - Генри Олди

– Она не сестла, она – тетя доктол…

– У меня сестла… Танюска…

– Бегите кто-нибудь за ней скорее! Я ногу подвернул, не могу быстро…

– Я! Я побегу! – Два огромных голубых банта на соломе косичек, широко раскрытые глаза-васильки, и веснушки, веснушки… – Я бегу, дядя Ки'ил!

Девочка помчалась к корпусу. Кирилл наконец доковылял до пострадавшей, неумело сунулся щупать пульс.

– У нее сердце. Отказало. Я сейчас, сейчас, – рядом стоял запыхавшийся Адам. Серьезный и собранный, с большой картонной коробкой в руках. В коробке – шприцы, какие-то баночки, ампулы, вата, бинт…

Чужой, взрослый человек.

– Дай сюда! – аккуратно поставив коробку с медикаментами на землю, Адам бесцеремонно выхватил из чьих-то рук плюшевого медведя-толстяка. С усилием подсунул воспитательнице под голову. – Папа, делай ей непрямой массаж сердца. И искусственное дыхание. Я пока шприц приготовлю. Должны успеть… Ну, давай, чего смотришь!

Кирилл подчинился, не успев осознать, что подчиняется. Как щенок, на которого рявкнул низкорослый, но старый и опытный пес. Дети притихли, чуть попятившись и молча наблюдая за происходящим. Отлетели две пуговицы с кофточки. Полупрозрачный бюстгальтер. Отличная грудь… «Рядовой Сыч, м-мать твою! Отставить!» Четыре толчка – один вдох; четыре – один… Так учили на кратких медицинских курсах для населения. Вернее, даже не его учили – видел, как учат других, слышал, что при этом говорила молоденькая инструкторша. Заметку для газеты готовил, еще будучи студентом. «Курсы жизни», практическое задание.

Курсы жизни…

– Сильнее, пап! Все, хватит. Отодвинься.

В руках Адама – мокрая вата. Острый запах спирта. Бред, чушь, наваждение! – четырехлетний пацан… Кирилл запоздало вздрагивает от ощущения нереальности происходящего, но ничего больше сделать не успевает. Адам с размаху всаживает шприц, налегает всем тщедушным телом. Тонкая и длинная игла входит до упора – ни малейшей реакции со стороны женщины. Адам начинает осторожно вдавливать поршень. Губы мальчишки беззвучно шевелятся: «Ну! Ну же!» – и еще брань, страшная, ломовая, хирургическая … Взгляд Кирилла на миг касается пустой ампулы. Отломанный кончик валяется рядом, хищно поблескивая. Адреналин. Это значит… прямой укол в сердце! Да что же Адам делает?!

– Давай, папа! Рот в рот…

Вдох, другой, третий. Хриплый стон. Дергается рука. Грудь судорожно вздымается.

– Ф-фух, успели. Ну, папа, считай, повезло…

Потом была прибежавшая растрепа-медсестра (отлучилась на минутку в гастроном), шум, охи, суета, мигалки «Скорой». Это папа ей помог, это он. Я?! Ну да, ты, папа… Ваше имя? Кирилл? Спасибо вам, Кирилл, вы как нельзя вовремя, еще бы пара минут – и все. Журналист? Где же вы научились? На курсах?!

Тем не менее, Кирилла мучило ощущение, что люди лгут, восхищаясь «подвигом» сейфа.

Когда они покидали детский сад, Адам заметил, глядя в сторону:

– Хороший у них медпункт. Даже адреналин нашелся. Молодцы. Мне бы этот адреналин в Аль-Джаннаре…

Кирилл не нашелся, что ответить. Почти до самого дома они шли молча. У подъезда Адам взял отца за руку. Поднял голову, заглянул в глаза:

– Ты неправильно думаешь, папа. Совсем неправильно. Я не чудовище. И не ангел. Просто Наталья Петровна – сейф, как ты. Будь иначе, разве я стал бы спасать внешнюю оболочку? Ты не думай плохо, папа…

– Ты способен читать мои мысли?

– Нет. И никто не способен. Я просто знаю, о чем ты думаешь.

Он улыбнулся – светло, открыто. Так мог бы улыбнуться океан на рассвете.

– Давай поговорим? Вот лавочка…

Кирилл Сыч: 1-е сентября..18 г., 12: 45

…фактор сидел рядом со мной на лавочке.

В голове вертелись какие-то «Омены», «Ваал» Роберта Мак-Каммона, разные хитроумные детишки и их хитроумные делишки… Нет, папа, сказал Адам. Ты опять неправильно думаешь. У тебя на лице все написано. Давай, я тебе расскажу…

И я узнал о Концентраторах.

Если Ванда, «проснувшись», помнила свою жизнь на десять-пятнадцать шагов назад, то Адам помнил свою – на мириады шагов. Насквозь. И количество жизней прибавлялось с каждой минутой. Вот почему люди уходили в небытие, смеясь – потому что никуда не уходили. Просто снимали изношенный костюм. А в памяти, в душе, в сердцевине кого-то из «последышей» возникала новая ячейка – память? жизнь?! – будто свежий лист на ветке клена. Мальчики концентрировали мужчин, девочки – женщин. Гибель Человечества оказалась мифом, ошибкой Кирилла Сыча, – отторгнутого, сухого побега, обреченного на отмирание. Неспособного прочувствовать все величие замысла. Пожалуй, Казимир с Мишелем узнали или догадались об этом гораздо раньше. Но решили не говорить мне, отцу маленького мальчика по имени Адам. Я понимал их… Я сейчас много чего понимал. Умом, ибо сердцем принять это я не смог по сей день. Сердце – оно упрямое.

Передо мной на лавочке сидело Человечество в новом качестве.

Нет Человека, кроме Адама, и я, Кирилл Сыч, – отец Его.

– Зачем ты притворялся? – спросил я.

– Притворялся? – он с недоумением моргнул. И вдруг рассмеялся, сообразив. – А-а, это… Варенье, шалости. Папа, поверь: детство – наилучшее время жизни. Я знаю, я часто был ребенком. Зачем мне добровольно лишаться подарка, если больше ни одного детства у меня не будет? Мама, она сразу поняла…

– У нас хорошая мама? – спросил я.

– Очень, – серьезно ответил Адам.

И мы пошли домой. Жить-поживать. Через два года Адам отправился в школу. Первый раз в первый класс. Зачем добровольно лишаться подарка? Классы теперь были маленькие и смешанные по возрасту. А учителя-»проснувшиеся» с удовольствием играли в новую игру: «школа». Скоро игра закончится. Надо спешить. Я тоже играю. С сегодняшнего дня.

Все, пора.

Где отец твой, Адам? Встает из-за стола…

Адам Сыч: 1-е сентября..18 г., 16: 51

…Вот и закончились твои записи, папа.

Как и жизнь – на самом интересном месте.

Или все-таки?! Умерло лишь тело, бренная плоть, как это случается с нами? С большинством?! Я не знаю. Оказывается, я еще многого не знаю. Адам не разучился удивляться? делать открытия? пытаться постичь?! – несмотря на тысячи тысяч прожитых жизней… Ты сумел удивить меня, папа. Я скорее откушу язык, чем назову тебя «плотским отцом». Сейчас, закончив чтение, я поймал себя на чуждом, незнакомом ощущении: мне вдруг захотелось ненадолго побыть – тобой. Или хотя бы – таким, как ты.

Влезть в «черный ящик».

Это естественно для шестилетнего мальчишки: «Хочу быть, как папа!» Беда в том, что мальчишку зовут Адам. Рябь по воде – в меня входит кто-то, миг назад бывший посторонним. Неужели?.. Мгновенная радость, и сразу – разочарование. Нет, папа, это не ты. Очередной присоединившийся. Пора бы привыкнуть. Я и привык, вот только…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});