Где отец твой, Адам? - Генри Олди

За исключением постановок, где все актеры – сейфы. Тогда другое дело. Тогда творящееся на сцене вновь обретает смысл. Да еще и с налетом ретро-экзотики.

На спектаклях «Ренессанса» зал ломился от наплыва народа. Особенно на премьере года: «Шутов хоронят за оградой». Эдакий мистико-триллерный сюр. Согласно замыслу режиссера, зрители умело вовлекались в общую игру, радуясь, словно дети. Кириллу особенно та девица понравилась, что жену главного героя играла. С душой играла девица. Кирилл хлопал-хлопал, а в антракте, вместо буфета, где публика успешно потребляла пиво, коньяк или шампанское (кто на что учился!), смотался на угол и, не торгуясь, купил у тетки-цветочницы дорогущий букет лимонно-желтых гладиолусов. Который и вручил девице: зал рукоплескал, актеры уже устали кланяться и улыбаться, сцена тонет в цветах…

Потом настал черед интервью. Нет, не у девицы. Интервью надлежит брать у «звезд». А Владимир Шерстобрюхов, весь из себя народный и заслуженный, – настоящая «звезда», без дураков. Значит, в первую голову – к нему.

С девицей Кирилл столкнулся в холле, совершенно случайно.

– Спасибо за цветы, – у нее оказалась излишне опытная, но приятная улыбка. – Где вы нашли такие желтые?!

– Места знать надо, – банально отшутился Кирилл. – Это вам спасибо. Вы сегодня были восхитительны. Разрешите представиться: Кирилл Сыч, журналист. Сейф.

Знал акула Сыч, зачем произнес сакраментальное слово. Сейф с сейфом на контакт идет куда лучше. Проверено. Радиомаячок, система «свой-чужой». Между прочим, он и Шерстобрюхову так представлялся…

Оказалось, «жену главного героя» на самом деле зовут Ольгой, и против интервью она, конечно же, ничего не имеет, но только, если можно, давайте зайдем в какое-нибудь кафе, а то я просто умираю с голоду!

Несмотря на конец января, суливший гражданам лютые крещенские морозы, погода на улице стояла волшебная. Пушистый снег искрился отражениями рекламных огней, с неба торжественно падали редкие огромные снежинки; тишина – лишь в отдалении нет-нет да прошуршит машина или раздастся женский смех. Воздух пронизан запахом снега, минувшего Рождества и грядущей весны одновременно. Ни ветерка. Температура однозначно плюсовая, но снег при этом не тает, не расползается под ногами в грязную противную кашу. Пальто нараспашку, в руке – упругий снежок… может, найдем кафе на открытом воздухе? Зимой? А почему нет? Это ведь вечер чудес!..

В мире действительно творились чудеса. Не тающий при плюс пяти снег, вода рек и морей, где невозможно утонуть (действительно невозможно!), комары перестали кусаться… Ученые сходили с ума, не в силах объяснить буйство феноменов. Вспыхивали и гасли, подобно метеорам, великие теории: от идеи божественного вмешательства до влияния «коллективного бессознательного» Человечества, объединенного ментал-коммуникацией, на эргрегор Земли… Да полно вам! Чем не объяснения? Не хуже, не лучше других.

Они действительно нашли кафе под открытым небом. Отбивные по-гавайски, с ананасами? Шампанское? Десерт? Отлично! За что? За знакомство двух сейфов, разумеется! Интервью? Оленька, давайте – потом. Хоть ненадолго забыть о работе, посидеть просто так… Да, мне эта музыка тоже нравится. Кстати, вы танцуете?

Двое медленно кружатся, обнявшись, под звездным небом, под падающими ниоткуда хлопьями снега…

Еще одну бутылку шампанского они взяли с собой. Кирилл, чувствуя себя совершенно трезвым, долго не мог попасть ключом в замок, – давая повод к новым взрывам веселья. Темнота прихожей. Руки Ольги мягко опускаются на плечи. Ее дыхание – совсем рядом; полузабытое, сладостное волнение юности, словно впервые… Им было хорошо вдвоем. Боже, как им было хорошо! Два сейфа, нашедшие друг друга в этом безумном чужом мире, больше не принадлежавшем им. Только двое. Он и она. Никого кроме. Они отдавались друг другу целиком, без остатка, чувствуя это, упиваясь этим…

Наутро, когда Ольга ушла, Кириллу стало стыдно. Очень стыдно. Он бранил себя предателем, подлецом, мерзавцем. Ведь Ванда не виновата!.. она для него… а он!.. Она вот-вот родит ему долгожданного ребенка! – а он тем временем… Ты любишь жену, скотина? Любишь. Иначе не переживал бы так, не заливался бы жаркой краской стыда, не курил сигарету за сигаретой, бессилен успокоиться. С кем не бывает, сорвался, загулял, снесло крышу… Все! Все! Никогда больше! Потом, позже, надо будет повиниться…

Вечером он позвонил Ольге в гостиницу. Схватил такси, примчался. И снова они были вместе. Вдвоем. Целиком принадлежа друг другу.

Утром на краешке кровати опять сидел Его Величество Стыд. Кирилл понимал, что смешон в своем нелепом разврате целомудрия, в самоедстве, позорном для нормального, полнокровного мужика, – и ничего не мог поделать! С Ольгой он ощущал ту полноценную близость, целостность, какой давно был лишен. Отказаться? Вот завершатся гастроли, театр уедет, и все закончится само собой. А пока…

В третий раз она пришла без звонка. Домой. Кирилл разрывался между двух огней, выжигавших душу изнутри, – и Ольга, словно почувствовав его метания, пропала на неделю. Потом позвонили из роддома, и Кирилл, на миг забыв о душевных терзаниях, как мальчишка, радостно скакал по комнате, выкрикивая глупую несуразицу. Сын! У них с Вандой родился сын! Он теперь отец! Они с женой заранее договорились: если родится мальчик, назовем Адамом. Если девочка… Впрочем, это уже не важно. У них сын!

Адам Кириллович Сыч явился на свет!

Ольга позвонила через три дня. На этот раз Кирилл нашел в себе силы устоять. Мне послезавтра жену с ребенком из роддома… вдобавок материал горит, редактор ругается. Извини, никак. Повесив трубку, он долго смотрел в стену. Без цели, без смысла. Ну почему все люди как люди, а у него, дурака, – совесть?!

Изыди!

Во дворе требовательно просигналила машина. Раз, другой. Кирилл вздрогнул, очнувшись, выглянул в окно. Так и есть, Мишель на темно-синем «Фиате». Распахнув окно, Кирилл помахал другу рукой:

– Иду, иду! Сейчас!

Ссыпался вниз по лестнице, вместо перил цепляясь за спасительную мысль-соломинку: «Надо купить Ванде цветы. Обязательно купить цветы. Она любит гладиолусы. Желтые…» И снова – болезненный укол. Именно желтые гладиолусы он купил для Ольги во время антракта, ни о чем еще не помышляя. Просто понравилось, как играет. Он и имени-то ее не знал…

– Привет. Спасибо, старик.

– Да чего там! Поехали?

– Поехали. Только цветов по дороге купим.

– Ну, это само собой…

Рулевое колесо утонуло в лапищах Мишеля. «Фиат» мягко выкатился из двора, незаметно набрал скорость. Притормозил Мишель лишь однажды – возле цветочного магазина. Желтые гладиолусы в ожидании глядели на Кирилла из высокой вазы с водой. Вспомнилось невпопад: желтые цветы – к разлуке. Так говорят. А красные – знак страсти.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});