Великая война и Февральская революция, 1914–1917 гг. - Александр Иванович Спиридович

генералу занять стул. Государь стал спокойно говорить об отречении.

Он говорил, что рожден для несчастья, что приносит несчастье России, что уже вчера понял, что манифест о даровании ответственного министерства не поможет.

— Если надо, чтобы я отошел в сторону для блага России, я готов, — сказал государь, — но я опасаюсь, что народ этого не поймет. Мне не простят старообрядцы, что я изменил своей клятве в день священного коронования. Меня обвинят казаки, что я бросил фронт…

Государь стал расспрашивать подробности разговора с Родзянко. Стал как бы вслух обдумывать решение. Рузский высказал предположение, что, может быть, манифест и поможет. Предлагал подождать мнения Алексеева, но предупредил, какой разговор вел Лукомский. В это время Рузскому подали циркулярную телеграмму Алексеева № 1872, Рузский прочел ее вслух.

— Что же вы думаете, Николай Владимирович? — спросил государь.

— Вопрос так важен и так ужасен, что я прошу разрешения вашего величества обдумать эту депешу раньше, чем отвечать. Депеша циркулярная. Посмотрим, что скажут главнокомандующие остальными фронтами. Тогда выяснится вся обстановка, — так ответил Рузский.

Государь встал, пристально и грустно взглянул на Рузского и сказал:

— Да и мне надо подумать.

Подав затем руку, государь просил Рузского зайти после завтрака. Рузский просил разрешения не быть на высочайшем завтраке ввиду срочных дел и явиться на доклад с генералами Даниловым и Савичем. Государь разрешил и просил подождать на платформе Воейкова. Воейкову же повелел поговорить с Рузским. Рузский и Воейков стали ходить по платформе. Рузский рассказал об образовании в Петрограде Временного правительства, об аресте прежних министров и предупредил, что телеграмму его величества об ответственном министерстве он, по изменившимся обстоятельствам, не отправил Родзянко. Сказал, что сейчас единственный выход из положения — это отречение, что это мнение всех главнокомандующих. Затем генералы расстались. Рузский поехал в штаб, Воейков пошел к государю.

«Когда я вернулся к его величеству, — писал позже Воейков, — меня поразило изменение, происшедшее за такой короткий период времени в выражении его лица. Казалось, что он после громадных переживаний отдался течению и покорился своей тяжелой судьбе».

Воейков доложил о разговоре, и только.

Перед завтраком государь гулял по платформе. Завтрак прошел обычно. Приглашенных не было. Свита уже узнала о разговоре Рузского с Родзянко и об отозвании генерала Иванова. Настроение было подавленное. Недружелюбие к Рузскому увеличилось. Теперь уже не только адмирал Нилов, но и многие другие смотрели на генерала как на врага государя. После завтрака адмирал Нилов громко заявлял у себя в купе, что Рузского надо арестовать и расстрелять. Что Ставка предала государя. Позже передавали, что будто бы Нилов ходил к государю и просил разрешения арестовать Рузского, но будто бы государь ласково успокоил адмирала и просил не волноваться. Говорили, что после этого адмирал замкнулся у себя в купе и ни на что более не реагировал.

Адмирал Нилов так же прямо и честно смотрел на совершающееся, как и адмирал Русин.

Между тем в штабе было получено сообщение из Ставки «о прибытии Конвоя его величества в полном составе в Государственную думу с разрешения своих офицеров и о просьбе депутатов Конвоя арестовать тех офицеров, которые отказались принять участие в восстании; о желании государыни императрицы переговорить с председателем Исполнительного комитета Государственной думы и, наконец, о желании великого князя Кирилла Владимировича прибыть лично в Государственную думу, чтобы вступить в переговоры с Исполнительным комитетом».

Генерал Клембовский передавал это лично и прибавил:

— В Москве по всему городу происходят митинги, но стрельбы нет. Генералу Мрозовскому предложено подчиниться Временному правительству. В Петрограде арестованы Штюрмер, Добровольский, Беляев, Войновский-Кригер, Горемыкин, Дубровин, два помощника градоначальника, Климович. Исполнительный комитет Государственной думы обратился с воззванием к населению возить хлеб и все продукты на станции железных дорог для [снабжения] продовольствием армии и крупных городов. Петроград разделен на районы, в которые назначены районные комиссары. Представители армии и флота признали власть Исполнительного комитета Государственной думы впредь до образования постоянного правительства.

Все это Клембовский просил доложить Рузскому для доклада его величеству.

Сведения о великом князе и Конвое его величества произвели в штабе большую сенсацию.

В 2 часа 30 минут в штабе главкосева был закончен прием следующей телеграммы генерала Алексеева на имя его величества:

«ГОСУДАРЮ ИМПЕРАТОРУ.

Всеподданнейше представляю Вашему Императорскому Величеству полученные мною на имя Вашего Императорского Величества телеграммы:

От великого князя НИКОЛАЯ НИКОЛАЕВИЧА.

„Генерал-адъютант Алексеев сообщает мне создавшуюся небывало роковую обстановку и просит меня поддержать его мнение, что победоносный конец войны, столь необходимый для блага и будущности России и спасения династии, вызывает ПРИНЯТИЕ СВЕРХМЕРЫ. Я, как верноподданный, считаю по долгу присяги и по духу присяги необходимым КОЛЕНОПРЕКЛОНЕННО МОЛИТЬ Ваше Императорское Величество спасти Россию и Вашего Наследника, зная чувство святой любви Вашей к России и к нему. Осенив себя крестным знамением, ПЕРЕДАЙТЕ ЕМУ ВАШЕ НАСЛЕДИЕ. ДРУГОГО ВЫХОДА НЕТ. Как никогда в жизни, с особо горячею молитвою молю Бога подкрепить и направить Вас. Генерал-адъютант Николай“.

От генерал-адъютанта БРУСИЛОВА.

„Прошу Вас доложить Государю Императору мою всеподданнейшую просьбу, основанную на моей любви и преданности к родине и царскому престолу, что в данную минуту ЕДИНСТВЕННЫЙ ИСХОД, могущий спасти положение и дать возможность дальше бороться с внешним врагом, без чего Россия пропадет, — ОТКАЗАТЬСЯ ОТ ПРЕСТОЛА в пользу Государя Наследника Цесаревича при регентстве Великого Князя Михаила Александровича. Другого исхода нет, но необходимо спешить, дабы разгоревшийся и принявший большие размеры народный пожар был скорее потушен, иначе он повлечет за собою неисчислимое катастрофическое последствие. Этим актом будет спасена и сама династия, в лице законного Наследника. Генерал-адъютант Брусилов“.

От генерал-адъютанта ЭВЕРТА.

„Ваше Императорское Величество! Начальник штаба Вашего Величества передал мне обстановку, создавшуюся в Петрограде, Царском Селе, Балтийском море и Москве, и результат переговоров генерал-адъютанта Рузского с председателем Государственной Думы. Ваше Величество, на армию в настоящем ее составе рассчитывать при подавлении внутренних беспорядков нельзя. Ее можно удержать лишь именем спасения России от несомненного порабощения злейшим врагом родины при невозможности вести дальнейшую борьбу. Я принимаю все меры к тому, чтобы сведения о настоящем положении дел в столицах не проникали в армию, дабы оберечь ее от несомненных волнений. Средств прекратить революцию в столицах нет никаких. Необходимо немедленное решение, которое могло бы привести к прекращению беспорядков и к сохранению армии для борьбы против врага. При создавшейся обстановке, не находя иного выхода, безгранично преданный Вашему Величеству верноподданный умоляет Ваше Величество, во имя спасения родины и династии, ПРИНЯТЬ РЕШЕНИЕ, СОГЛАСОВАННОЕ С ЗАЯВЛЕНИЕМ ПРЕДСЕДАТЕЛЯ ГОСУДАРСТВЕННОЙ ДУМЫ, выраженным им генерал-адъютанту Рузскому, как