Шолохов. Незаконный - Прилепин Захар

20 декабря «Правда» публикует статью Шолохова «Отец трудящихся мира»: «И мнится мне, что 21 декабря будет так: придут к Сталину двое посланцев от страны, от тех, кто беззаветно трудился и трудится на благо отчизны, и от тех, кто защитил отчизну, победоносно воюя.

Лягут на вынесшие предельно много, но по-прежнему могучие плечи Сталина ласковые женские руки, честно разделившие с мужскими руками и военный подвиг и мирный труд, и зашепчут нежные женские губы слова безграничной признательности и дочерней любви.

Сталинский солдат обнимет своего вождя с грубоватой мужской силой, навеки сливая в едином образе Родину и Сталина…»

Под шолоховской здравицей шла статья Фёдора Гладкова «Вдохновитель созидания». Из числа писателей честь публично высказать Сталину слова национальной признательности в главной государственной газете досталась только этим троим: Леонову, Шолохову, Гладкову.

Сталин безусловно являлся тогда не только символом победы в небывалой войне, но и символом преодоления опасности войны грядущей. Его именем заговаривалось не только всё дурное, что было, но и то, что могло ещё случиться.

Шолохов не лгал ни единой буквой, хотя сам понимал стилистическую чрезмерность и своих, и чужих слов. Но где бы найти те простые и точные слова, что подобрались им в прошлый раз, в 1939 году? Их оставалось всё меньше в этом потоке славословий.

Даже на огромном временном расстоянии чувствуется, как трудно далось ему совсем короткое поздравление, посреди которого он, осознавая, что сказать ему больше нечего, вдруг цитировал Исаковского: «Немало я дум передумал / С друзьями в далёком краю, / И не было большего долга, / Чем выполнить волю твою».

Стихи эти, ставшие песней, обращены были, как известно, к «родной стороне», но Шолохов осмысленно перенаправил их вождю, ещё раз подчёркивая сутевое единство России и Сталина.

Вслед за писателями 21 декабря Сталина поздравили в «Правде» вожди. Первые: Маленков, Молотов, Берия. Человек, рискнувший подумать о том, что Сталин смертен, мог увидеть в этом списке претендентов на сталинское место в правильной последовательности.

На следующей полосе: Ворошилов, Микоян, Каганович, Булганин, Андреев и последним Хрущёв.

На другой странице: Косыгин, Шверник, Шкирятов, Поскрёбышев.

* * *

Шолохов не видел Сталина уже слишком давно, чтоб поверить в случайность такого положения вещей. Но одна новость под самый конец декабря 1949-го и вовсе выбила его из равновесия.

В 1946 году Институт Маркса – Энгельса – Ленина при ЦК ВКП(б) приступил к изданию собрания сочинений Сталина. Планировали выпустить 16 томов. Выходил том за томом – естественно, самым внимательным образом просматриваемый и вычитываемый самим Сталиным.

Каждый том немедленно штудировался партийным аппаратом, преподавательским составом, писательской братией. Менее всего Шолохов ожидал подвоха в связи со всей этой историей, но в двенадцатом, вышедшем под конец года томе оказалось письмо Феликсу Кону, датируемое июлем 1929-го.

Сталин, напомним, там писал: «Знаменитый писатель нашего времени тов. Шолохов допустил в своём “Тихом Доне” ряд грубейших ошибок и прямо неверных сведений насчёт Сырцова, Подтёлкова, Кривошлыкова и др., но разве из этого следует, что “Тихий Дон” – никуда негодная вещь, заслуживающая изъятия из продажи?»

Проблема заключалась не в том, что Сталин когда-то написал данное письмо. Куда важнее было то, что он посчитал нужным его опубликовать, отлично понимая, как оно будет воспринято.

Конечно же это не предполагало никаких по отношению к Шолохову дисциплинарных мер. Но ему словно бы поставили не вид: и ты не без греха. Да, тебя называли, и не раз, и не два – первым, лучшим и даже «настоящим сталинским любимцем», но и на солнце бывают пятна.

Одарил так одарил под новый, 1950 год вождь: я, значит, его так поздравил в «Правде», а он мне, значит, вот так ответил.

Завистники встрепенулись, ожили. В Союзе писателей у многих глаза заблестели. Совсем забытому Феоктисту Березовскому такая радость на закате лет – но разве ж только ему?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

В НКВД, теперь НКГБ, сдули пыль со старых папочек, на всякий случай полистали: может, есть что забытое?

Шолохов плюнул и, чуть похмелившись, решил, как в прежние времена, выяснить всё у самого. 3 января 1950 года он пишет:

«Дорогой товарищ Сталин!

В 12-м томе Ваших Сочинений опубликовано Ваше письмо тов. Феликсу Кону. В этом письме указано, что я допустил в романе “Тихий Дон” “ряд грубейших ошибок и прямо неверных сведений насчёт Сырцова, Подтёлкова, Кривошлыкова и др.”.

Товарищ Сталин! Вы знаете, что роман читается многими читателями и изучается в старших классах средних школ и студентами литературных факультетов университетов и педагогических институтов. Естественно, что после опубликования Вашего письма тов. Ф. Кону у читателей, преподавателей литературы и учащихся возникают вопросы, в чём я ошибся и как надо правильно понимать события, описанные в романе, роль Подтёлкова, Кривошлыкова и других. Ко мне обращаются за разъяснениями, но я молчу, ожидая Вашего слова.

Очень прошу Вас, дорогой товарищ Сталин, разъяснить мне, в чём существо допущенных мною ошибок. Ваши указания я учёл бы при переработке романа для последующих изданий».

Как же изменилась интонация! Прежние письма писал – как отцу. Легко, доверчиво, уверенно. Здесь – как конь стреноженный.

Сталин на письмо не ответил.

«Тихий Дон» успел выйти без купюр в том самом 1949-м, но в 1950, 1951, 1952-м – переизданий уже не будет.

* * *

…сердится, что не пишу ничего?

…что нет ни второй книги «Поднятой целины», ни продолжения «Они сражались за Родину»?

Но я ж не заводной! Ну если не пишется больше с этой травленой душою, с этой битой головою – так, как раньше писалось…

…знает, что, случается, выпиваю?

…или про Лильку – тоже знает?

Дело было не в Лильке, конечно: такое бы Сталин простил.

Тут иное.

Сталин знал, что всякая новая нация, если угодно, нация политическая, начинается с эпоса, с завета. И понимал, что для государственного строительства и национального самоощущения необходим большой художественный нарратив.

Он сделал на Шолохова абсолютную ставку: тот должен был воплотить великую триаду – Революция и Гражданская война, коллективизация, Великая Отечественная. Дать огромный национальный сюжет во всей его целостности. Но Шолохов дошёл только до середины пути в создании эпоса нового, неслыханного в истории человечества государства – и остановился.

Сталин не мог ему этого простить.

Ну и ещё, в довесок к великой претензии – малая.

Сундук с шолоховским архивом, переданный Лудищеву – не пропал. Лежавшие там письма Сталина спустя 60 лет обнаружатся… в архиве ЦК КПСС.

Только тогда стала понятна однажды обронённая Сталиным фраза, которую передали писателю: «Товарищ Шолохов не умеет хранить письма».

Может быть, в тех бумагах, тщательно изученных в НКВД, было ещё что-то, не понравившееся Сталину?

25 января состоялся XIII пленум Союза советских писателей. Шолохов даже не поехал туда. Верховодил на съезде Фадеев, с ним заправляли Тихонов и Симонов. Предстояли очередные выборы депутатов Верховного Совета.

Новый первый секретарь Ростовского обкома и горкома партии Николай Семёнович Патоличев воспринял сложившуюся вокруг Шолохова ситуацию как знак. Позвонил Сталину и доложил:

– Товарищ Сталин, на партийном бюро было принято решение не выдвигать товарища Шолохова в депутаты.

В чём причина, поинтересовался Сталин.

– Ведёт себя строптиво, товарищ Сталин, ни с кем не советуется…

– Если вы, товарищ Патоличев, и ваши товарищи можете написать «Тихий Дон», – сказал Сталин, – то Шолохова не избирайте. Передайте это членам бюро.

И опять пошло по накатанной.

В феврале колхозники сельхозартели им. Шолохова снова выдвинули его кандидатом в депутаты Верховного Совета. В редакционной статье «Литературной газеты» от 8 февраля сообщалось, что «среди кандидатов в депутаты мы видим выдающихся представителей советской художественной литературы» – и расстановка такая: Фадеев, Шолохов, Павленко, Тихонов, Леонов, дальше представители национальных республик и после них, как старейшина, Павел Бажов.