Шолохов. Незаконный - Прилепин Захар

А может быть, земные расчёты здесь вовсе не имели значения, и каждый исполнил то, что было ему начертано.

Шолохов и Платонов разливали вино и тихо чокались стаканами.

Эти странные встречи продолжались уже больше десятилетия.

* * *

14 января 1949 года свершилось долгожданное новоселье.

Новый двухэтажный особняк – наконец-то даже больше и богаче, чем у купца Мохова, – был почти уже закончен. Высокие окна, лепнина, балкон над входом, – чтоб вниз всякий раз не бегать, а кого и по-помещичьи, глядя сверху, принять…

Живи да радуйся.

Как бы дивилась на это роскошество мать, Анастасия Даниловна!

Как бы, внешне сдержанный, внутренне ликовал бы тесть, Пётр Яковлевич!

Из старшего поколения дожила и всплакнула одна тёща – Мария Фёдоровна Громославская. Три её, помимо Марии, дочери – Лидия, Анна и Полина, – на разных поворотах судьбы оказывавшиеся в Вёшенском доме, порой ненадолго, а иногда и на несколько лет, обрели к тому времени свои дома и поразъехались.

Мечта об огромном, где всем места хватит, доме сбылась, – и въезжали туда самые-самые близкие, наперечёт: тёща, нянька – сирота, оставшаяся без родителей в коллективизацию и жившая с тех пор при доме Шолоховых, – четверо детей и Михаил Александрович с Марией Петровной.

Дом обошёлся в 983 тысячи рублей – без малого миллион. Превеликие деньги. Академия наук на погашение этих затрат дала 360 тысяч. Долгие годы Шолохов будет погашать задолженность. Впрочем, грех жаловаться – такой дачи не было тогда ни у кого: ни у Фадеева, ни у Симонова, ни у Сергея Михалкова.

Шолохов с новым усердием засел за продолжение военного своего романа. Иногда, запомнят соседи, он не показывался из дому по неделе, по две. Заодно пытался печаль по Лиле затравить работой.

Давно пора уже было дать новые главы: пауза затянулась. Прошло более пяти лет с тех пор, как в феврале 1944-го последний раз выходили куски романа. В иные времена он за год делал первую книгу «Тихого Дона», а за год с пристёжкой – первую «Поднятой целины».

Теперь безденежье не висело на горбу, не ходили по пятам чекисты и доносчики, грозя казённым домом и червивой ямой тебе и близким, а рука к бумаге не стремилась, даже если ослабевал поток посетителей.

В куренях, с очередным плачущим ребёнком и многочисленной, всё прибывающей роднёй – творилось лучше.

Проклятая контузия и годы нервных перегрузок оставили больной нарыв посреди сознания.

Он не сдавался – медленно и упрямо тянул работу, по неизменной привычке будучи уверен, что пересилит, переможет всё, что угодно.

Хотел снова успеть к 22 июня, но требовательность к себе не позволила отпустить в люди не доведённый до ума текст. Взялся заново переписывать, править, в десятый, в двадцатый раз вычитывать.

Новые фрагменты романа были опубликованы в «Правде» 28, 29, 30 июля и 1 августа 1949 года. Сноска к публикации гласила: «Главы из готовящейся к печати первой книги романа».

* * *

То, что было написано Шолоховым с 1944 по 1949 год под названием «Они сражались за Родину», являлось по форме законченной повестью.

Сюжет: отступление одного полка к Дону в июле 1942 года.

Действуют несколько персонажей, раскрытых и зримых.

Кажется, Шолохову стоило бы остановиться прямо тогда и не ставить перед собой иных задач.

Подшить к этой повести начало и конец даже механически было весьма непросто. Но у него однажды уже получилось подобное – когда из начатой «Донщины» он сделал вторую книгу «Тихого Дона». Видимо, он верил, что выйдет и в этот раз.

В последней главке, опубликованной 1 августа, эпизодически появляется командир дивизии полковник Марченко, и здесь, внимание, важная деталь, «раненный под Серафимовичем в предплечье и голову».

Александр Серафимович Попов, писавший под псевдонимом Серафимович, ушёл из жизни 19 января того же 1949 года. Он разгадал Шолохова по первым же рассказам. Он сказал о его даре, пожалуй, самые важные слова. Он защитил земляка и молодого писателя в начале пути. Полковника Марченко могли ранить где угодно, но Шолохов осознанно называет место: выросший из станицы городок, названный в честь его учителя и наставника, в семидесяти километрах от Вёшенской.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

В первых числах августа он уехал в Сталинградскую область, при советских перекройках ухватившую часть области Войска Донского, включая станицу Букановскую. Заехал в колхоз имени Шолохова Кумылженского района. В Сталинграде побывал там, где был, бегал, ползал, пережидал многочасовые обстрелы – места расположения и позиций 62-й армии: берег Волги, посёлки заводов Металлогорода, Сталинградский тракторный завод, Мамаев курган.

Заглянул в музей обороны Царицына-Сталинграда имени И. В. Сталина…Что же ты, товарищ Сталин, совсем про меня не вспоминаешь? Разве чем не угодил?

«Сталинградская правда» со слов Шолохова написала, что он закончил первую книгу романа и приступает к следующей. На самом деле, то ли журналист недопонял, то ли сам писатель не стал уточнять, но то, что мы знаем как канонический, касающийся войны текст «Они сражались за родину», было по замыслу второй, срединной книгой из задуманных трёх.

Шолохов намеревался довести полк, где служили Лопахин и его товарищи, до Сталинграда, описать в третьей книге творившееся там и вернуться со своими героями от Волги к Дону, к городу Серафимович. Пройти мимо Букановской, мимо Плешакова, мимо Вёшенской, мимо Каргинского, мимо Кружилинского.

Едва ли он пошёл бы дальше.

Обведённый циркулем кружок вокруг Вёшенской – клочок земли, где было место его силы. Здесь всё написанное Шолоховым за малым исключением: из восьми томов – семь тут вскормлены.

События первого тома «Они сражались за Родину» должны были происходить здесь же, но до войны.

* * *

К середине августа он был в Москве, у Лили на коленях.

Всё завертелось снова.

Она обратилась в поразительную молодую женщину – яркую, смелую, неизъяснимо очаровательную. Он называл её Искра – и это второе имя с ней сжилось, оно о многом говорит: вспыльчивая, смешливая, страстная.

Скрывать отношения становилось сложнее, – Шолохова узнавали везде и всюду. Но не расставаться же с любушкой такой!

Как там у него было в романе, только про Григория: «Он не прочь был жить с ними с обеими, любя каждую из них по-разному…»

Шолохов пошёл тогда на хитрость: познакомил Лилю со своим московским секретарём, представив дело так, что роман – у них. На правах старшего товарища стал вхож в её семью. Выглядело так: Лиля – подруга секретаря писателя Шолохова, он – друг семьи, привозит подарки. Весёлый, щедрый, знаменитый человек. Старший приятель родного брата Лильки – молодого человека. Часто сидел с ним в Лилином доме за столом. Рассказывал парню про войну, даже наливал иногда рюмку за компанию.

Лилина мать то ли ничего поначалу не знала про отношения дочери с орденоносцем, то ли, по договору с дочерью, виду не подавала. Разве что огорчалась: закладывает крепко Михаил Александрович. Ему, наверное, виднее, но он и сыну слишком часто наливает.

А тут и Лиля забеременела.

* * *

Близился огромный национальный день – семидесятилетие Сталина.

Традиционно официальную дату его рождения – 21 декабря – предваряли поздравлениями, начинавшимися в советских газетах ещё 18-го, когда он, как мы помним, на самом деле и родился.

В русской традиции поздравлять заранее не принято – но, если сам Сталин знал реальную дату своего рождения, он мог попустительствовать подобному и позволять трёхдневные здравицы.

Застрельщиком на этот раз выступал Леонид Леонов. 18 декабря 1949 года в «Правде» будет опубликована его статья «Благодарность»: «Я думаю иногда, что уже народился летописец нашего времени. И, может быть, им станет тот худенький малыш в пионерском галстуке, запомнившийся мне с одного минувшего Первомая. Из школьного, разукрашенного лентами грузовика, стиснув плечико товарища, он затихшими от восторга глазами вбирал в себя блеск и ликование московской демонстрации. Когда-нибудь, в окрепшем коммунистическом обществе, он напишет чистую и ясную книгу о нас с вами, современники, – о наших стройках и походах, а больно всего – о знаменитом человеке, кто ведёт нас через метельные перевалы века; и в нашу пору есть особый спрос на воспоминания счастливцев, обласканных отеческим взором великого Сталина…»