Вся Агата Кристи в трех томах. Том 3 - Агата Кристи

Не захотелось снова оказаться в четырех приветливых стенах, где свет вечернего солнца падает на поблекшую ситцевую обивку. Там так тихо и мирно; там будет Лаура — с приветливым лицом, с внимательным, оберегающим взглядом, и Этель, громыхающая тарелками. Теплота, любовь, защита, дом… Это и есть самое ценное в жизни? И все это принадлежит ей, без всяких усилий или желания с ее стороны, и все это давит…

«Однако как странно я все это представила, — подумала Ширли. — Давит? — На меня? Что, Господи прости, я имела в виду?»

Но она так чувствовала. Давление — постоянное, неослабное давление. Как рюкзак, который она однажды тащила на пешей прогулке. Сначала его не замечаешь, но постепенно он дает о себе знать, прижимает, врезается в плечи, наваливается на тебя. Бремя…

— Ну о чем я только думаю! — воскликнула Ширли и побежала к раскрытым дверям дома.

В холле было полутемно. Со второго этажа Лаура крикнула в колодец лестничной клетки своим мягким глуховатым голосом:

— Это ты, Ширли?

— Да. Боюсь, я сильно опоздала, Лаура.

— Пустяки. На ужин всего лишь макароны в сухарях, Этель держит их в духовке.

Из-за поворота лестницы вышла Лаура — хрупкое, изящное создание с почти бесцветным лицом и темно-карими, как-то странно посаженными глазами, отчего их взгляд казался почему-то трагическим.

Она спустилась и с улыбкой посмотрела на Ширли.

— Повеселилась?

— Да.

— Хорошо играли?

— Неплохо.

— Кто-нибудь новенький на теннисе был? Или все из Белбери?

— В основном из Белбери.

Странно — когда тебя расспрашивают, то не хочется отвечать! Хотя вопросы вполне безобидные. Естественно, Лауре хочется знать, как она развлекалась.

Если люди тебя любят, им всегда хочется знать…

А Генри тоже расспрашивают? Она безуспешно пыталась представить себе Генри дома. Смешно, но она вообще не видит эту сцену: Генри — и вдруг дома! Хотя есть же у него где-то дом!

Смутная картина поплыла перед глазами. Генри заходит в комнату, а там его мать, платиновая блондинка, она только что вернулась с юга Франции и подкрашивает губы помадой немыслимого цвета. «Хэлло, мама, ты приехала?» «Да. В теннис играл?» — «Да». Ни интереса, ни любопытства.

Лаура с любопытством спросила:

— Ты о чем-то говоришь сама с собой, Ширли? У тебя шевелятся губы и поднимаются брови.

Ширли засмеялась:

— О, воображаю один разговор.

Лаура вскинула тонкие брови.

— Похоже, приятный?

— О, очень забавный.

Верная Этель высунула голову из столовой:

— Ужин подан.

Ширли воскликнула:

— Мне надо ополоснуться, — и взбежала по лестнице.

После ужина они сидели в гостиной, и Лаура сказала:

— Я сегодня получила проспекты Секретарского Колледжа Святой Катерины. Я слышала, что он лучший в своем роде. Что ты об этом думаешь, Ширли?

Ширли скорчила гримасу.

— Учиться печатать, стенографировать, а потом идти работать?

— Почему бы нет?

Ширли вздохнула, потом засмеялась.

— Потому что я страшно ленива. Лучше я останусь дома и ничего не буду делать. Лаура дорогая, я столько лет училась в школе! Имею я право на передышку?

— Я хочу, чтобы ты сама захотела чему-нибудь научиться или хоть чем-то заинтересовалась. — На миг лоб Лауры прорезали морщины.

— Ну, а я — пережиток прошлого. Я хочу сидеть дома и мечтать, чтобы у меня был красивый высокий муж и куча возможностей обеспечить растущую семью.

Лаура не реагировала.

— Если ты будешь учиться в Святой Катерине, надо подумать, где ты будешь в Лондоне жить. Как ты отнесешься к тому, чтобы жить у родственников — у кузины Анджелы, например?

— Только не Анджела! Имей сердце, Лаура.

— Пусть не Анджела, но в какой-нибудь семье. Я думаю, есть еще пансионаты. А позже ты сможешь снимать квартиру вместе с какой-нибудь девушкой.

— Почему я не могу снимать квартиру вместе с тобой? — возмутилась Ширли.

Лаура покачала головой.

— Я останусь здесь.

— Как? Ты не поедешь со мной в Лондон? — недоверчиво спросила Ширли.

Лаура просто ответила:

— Я не желаю тебе зла, дорогая.

— Но как ты можешь причинить мне зло?

— Ну… я ведь собственница!

— Как матери, пожирающие своих детенышей? Лаура, никакая ты не собственница!

— Надеюсь, но никогда не знаешь, — с сомнением произнесла Лаура и, нахмурившись, добавила:

— Сам себя-то толком не знаешь…

— Лаура, тебе не за что терзаться угрызениями совести, ты никогда меня не подавляла. Ты не командовала, не третировала меня, не пыталась за меня построить мою жизнь.

— Но именно это я сейчас и делаю — устраиваю тебя на курсы секретарш, когда ты этого совсем не хочешь!

Сестры засмеялись.

* * *

Лаура выпрямилась и потянулась.

— Четыре дюжины, — сказала она.

Она подвязывала стебли гороха.

— Мы получим за него хорошую цену у Трендлов.

Длинные стебли, по четыре завязи на каждой веточке. Горошек в этом году хорошо уродился, Хордер.

Неуклюжий, грязный, мрачный старик кивнул.

— Неплохо в этом году, — нехотя прохрипел он.

Хордер был уверен в своем положении. Он был садовником на пенсии, знал свое ремесло, и после пяти лет войны[872] ему цены не было. Все стремились его заполучить.

Лаура захватила его силой своей натуры, хотя миссис Киндел предлагала гораздо больше денег, ее муж, по слухам, разбогател на военных поставках.

Но Хордер предпочел работать у мисс Франклин. Он знавал ее мать и отца; приличные люди, благородные. Он помнил мисс Лауру совсем малюткой. Но на службу его вдохновляли не только сантименты — ему нравилось работать у мисс Лауры. У нее не побалуешь; и когда ее нет дома, она знает, сколько ты должен успеть. Но за все, что сделаешь, она умеет быть благодарной. Она щедра на похвалы и восхищение. Ну и, конечно, в одиннадцать часов всегда подает чай — горячий, крепкий, с сахаром. Никто из тех, кто сам пьет чай с сахаром сколько хочет, не скажет, что она скупится. И к тому же она сама ловко работает, мисс Лаура подвязывает быстрее, чем он, а это кое о чем говорит. И всегда она смотрит вперед, планирует то да се, у нее идеи, и она вникает во всякие новшества.

Например, эти колпачки. Хордер был о них невысокого мнения. Лаура допускала, что, возможно, она не права…

Польщенный Хордер снизошел до того, чтобы испытать новинку, и томаты получились такими, что он сам удивился.

— Пять часов, — сказала Лаура, посмотрев на часы. — Мы хорошо потрудились.

Она огляделась: металлические вазы и бидоны были заполнены утренней порцией цветов для отправки в Милчестер — она снабжала торговца цветами и зеленью.

— За овощи дают знатную цену, — сказал Хордер. — Никогда бы не поверил.

— Все равно мы были правы, перейдя на цветы. За время войны люди истосковались