Шаг во тьму. Дилогия - Иван Тропов

— Я ее по‑любому почувствую.

— Уверен? С чего бы это?

— Уверен. Я вторую неделю живу бок о бок с такой же сукой… целой и невредимой.

— Целой‑то целой. Но такой же? Ой ли? Ну да допустим. И может быть, ты почувствуешь. Может быть, и я ее почувствую… А Катька? Катька почувствует ее, если она будет обшаривать тихонько, едва‑едва?

Катя уставилась на свои руки. Крутила серебряное колечко на пальце. Вспыхивали и гасли огоньки чистого света.

— Да и себя не переоценивай, — сказал Виктор. — Мы пытаемся перешагнуть пропасть на ходулях, Храмовник. И тут дергаться не надо. Дернешься — и привет… Спокойно, Храмовник. Спешкой тут только все испортишь.

— Следующей ночью новолуние, — сказал я. — Мальчика она будет забирать сегодня. Уже этой ночью.

— Под утро… — пробормотала Катя.

— И что? — сказал Виктор. — Ну будет забирать. Ну приедет… И что дальше‑то? Головы теперь в петлю совать, что ли? Как приедет, так и уедет. Через месяц возьмем.

Какой, к дьяволу, месяц!

— Я…

Я закусил губу.

Я вдруг понял, что если скажу про руку, тогда Виктор точно не пойдет.

А что, если у меня начнется приступ в самый неподходящий момент? Что, если я не выдержу и завою от боли, пока мы будем ждать в засаде? Да просто свалюсь и сдохну, когда эта дрянь внезапно прихватит не нервы в руке, а в сердце, в легких или в голове? В тот самый миг, когда надо будет начинать атаку, выбивая наш ритм? В тот миг, когда он бросится вперед, рассчитывая на меня…

Что тогда?

Нет, он не пойдет. Ни за что. Даже если пойдет Катька. Одно дело — перешагивать через пропасть на ходулях, и совсем другое — если ходули еще и треснувшие.

— Ничего, — сказал Виктор. — Не в этот раз, так в следующий. Сообразим. Тихонько, не спеша сообразим. До следующего месяца что‑нибудь придумаем.

— Через месяц может быть снег, — сказал я.

Катя передернула плечами и поморщилась. Кивнула.

Ага… В отличие от Виктора, она‑то охотничья душа. Она‑то хорошо знает, как погано бывает со снегом. И следы на нем, и ночью словно освещено всюду из‑за него…

— Значит, подождем еще месяц! До весны будем ждать, если потребуется! Нам спешить некуда. Там их почти полсотни. Сорок детей — это ей на четыре года хватит… и наверняка еще будут новеньких подвозить. Эта сука здесь крепко устроилась, ни хрена не боится.

— А чего ей бояться? — сказала Катя, по‑прежнему не поднимая глаз. По‑прежнему крутя кольцо на пальце.

Виктор возил по скатерти вилку. Щелчками гонял ее зубцы из стороны в сторону.

— На четыре года?.. — повторил я. — На четыре года хватит? А может, ты ей еще и сам новеньких ребят будешь сюда подвозить, а?.. Чтобы надольше хватило! Чтобы ей всегда было кого отсюда увезти! Чтобы она тут…

— Влад… — вскинула глаза Катя.

— …и через четыре года точно была! Пока ты вокруг ползать будешь и на нее любоваться!

— Все сказал? — спросил Виктор.

Я раздраженно выдохнул, оскалившись. Но заставил себя успокоиться.

— Каждый месяц она будет увозить отсюда по мальчишке, — сказал я. — Каждые четыре недели! По мальчишке!

— Какое‑то время, — холодно поправил Виктор. — Да, будет. Но не вечно. А если мы тут вляпаемся, вот тогда да, уже каждый месяц! Каждый гребаный месяц! Отныне и во веки веков!

— Старик бы взял ее сегодня. Сразу. Не давая увезти ни одного.

Виктор поморщился:

— Старик… С чего ты взял, что нам вообще удастся устроить тут фейерверк? Хоть когда‑нибудь? Может быть, они там круглосуточно из окон пялятся. Посменно… Может быть, на тот пятачок перед воротами вообще незаметно не пробраться?

— Ну и к черту тот пятачок! Всегда без всяких фейерверков их брали!

— Всегда не таких.

— Старика бы и эта сука не напугала!

— Нет… — Виктор покачал головой. — Даже Старик не полез бы сюда сразу. Он бы выжидал. Выжидал до тех пор, чтобы уж наверняка.

— Четыре года, ага… Старик. Угу. — Я перестал скалиться. — Он бы рискнул.

— Старик? Рискнул? Не смеши меня, Храмовник! Он никогда не рисковал.

— Даже тогда?..

Несколько секунд мы с Виктором бодались взглядами, но он не отвел взгляд. Лишь прищурился.

— Даже тогда. Он полез один, потому что был уверен, что он ее и один возьмет. И он бы ее взял! Там случайность была… Случайность, понимаешь? Ему случайность помешала… А мы сейчас на ходулях через пропасть! Тут столько случайностей может быть против нас, что это уже закономерность будет, а не случайность! Случайность будет, если у нас все сложится, если мы чудом проскочим — без подготовки, с кондачка, дуриком!

Я молчал, стискивая зубы, сжимая и разжимая левый кулак, стараясь найти хоть какой‑то аргумент — кроме того, который на самом деле. И который мне лучше держать при себе…

— Старик… — задумчиво сказала Катя. — Вы говорите о его доме, о нем самом так, будто он был самый сильный и опытный из вас… Но я ни разу его не видела. Ни с вами, ни одного. Если этот ваш Старик так много мог, почему же он устранился и ничего не делал? Почему даже носа не высовывал из своего расчудесного домика?

— Не суди о том, чего не знаешь, — сказал Виктор.

— Чего я не знаю?! — тряхнула головой Катя. — Как эти суки подчиняют себе? Выгоняют из домов? Как они убивают детей?! Чего я не знаю?! — Она не замечала, а ее пальцы яростно крутили кольцо. — Не знаю, как эти суки ловят тех, кто охотится на них, ломают — и заставляют служить себе?! Этого я не знаю?!

— Кать… — пробормотал я и сжал ее пальцы, но она сбросила мои руку.

— Старик сделал больше, чем вся ваша стайка, вместе взятая, — холодно сказал Виктор.

Катя набычилась, но Виктор продолжал:

— И не тебе судить его за то, что однажды он попытался сделать больше, чем мог.

Катя сдерживалась, но я видел, с каким трудом ей это дается.

— Не понимаю… — процедила она сквозь зубы.

— Вот и не суди.

— Я… — с чувством начала Катя, но я сжал ее руку.

— Он пытался в одиночку взять жабу, которая оказалась слишком живучей, — сказал я.

На щеках у Кати горел злой румянец, но она сдержалась.

— Жаба — это которая из беленьких, по‑вашему? — тихо спросила она, и ее голос прозвучал хрипловато.

— Да, — сказал Виктор. — Светлые волосы, жертвы в полнолуние и поганые руки. Она почти достала его. Ему пришлось отталкивать ее ногой, но это не помогло. Эта тварь только крепче в него вцепилась. Тогда ему пришлось отдирать ее руки своей рукой. В итоге три касания. Рука и обе ноги.

Катя уставилась в стол. Ее щеки запунцовели не только на скулах.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});