Шаг во тьму. Дилогия - Иван Тропов

Когда мы вышли на улицу, я ее уже не тащил. Она словно проснулась. Снова обрела цель. Быстро и легко скользила рядом со мной.

Оглянулась на свой мотоцикл, но я дернул головой. Подтолкнул ее к «козленку». Еще вернемся сюда. Пока Виктор доберется до Смоленска и обратно, мы сто раз успеем съездить.

Уже в машине она сказала:

— Но с тыла там ручей.

— Знаю, что ручей. Но наверняка там есть какой‑нибудь брод из валунов. Или ствол упавший…

Куда больше меня волнует, что там может быть кроме ручья.

Что, если весь этот миленький пансионат не просто водопой? Не только водопой, но и хитроумный капкан на охотников, что любят охотиться у водопоев?..

Сумерки наступали наперегонки с «козленком».

Тень машины неслась сбоку, все длиннее. В зеркале заднего вида слепило солнце — огненно‑золотая дыра в оранжевом заднике. Голые ветви деревьев бессильно скребли его и уплывали назад.

Позади лесочка, в котором разместился пансионат, была еще одна дорога. Ну когда‑то была… Сейчас от нее осталась только глинистая колея. То и дело гуляла из стороны в сторону, ныряла и горбилась, но «козленок» ее одолел.

Катя коснулась моей руки.

— Где‑то здесь, наверное…

Я послушно сполз вправо на обочину и заглушил мотор.

Слева, сразу от края дороги, земля падала куда‑то вниз, лишь дальше, метрах в тридцати левее, на уровне обрыва виднелись голые верхушки березок.

Когда я подошел к краю, Катя уже заглядывала вниз.

Склон крутой, но со складками. За них кое‑как цеплялись кусты. Из глинистой земли выглядывали валуны. Метрах в сорока сбоку было чуть положе, и там по этим складкам, виляя между кустами, сбегала тропинка.

А прямо под нами начинался лес. Сначала березки, к ним примешивались елочки, и вдруг все обрывалось, какой‑то провал среди вершин. Полоса пустоты шла с востока на запад. Ручей. За ним виднелись одни только высокие сосны. Где‑то там и пансионат…

Ага, вон вершины повыше — тот чертов холм. Значит, левее, прямо перед нами, пансионат, все верно. У Катьки великолепное чувство местности.

На дороге сбоку слепило солнце, но внизу было темно и холодно. Над головой, черные на еще светлом небе, сплетались паутиной ветви.

Земля все шла под уклон, березки расступились — и мы вывалились к ручью, в кусты орешника.

Противоположный берег зарос совершенно, но с нашей стороны можно кое‑где подлезть к воде. Бросить взгляд вдоль ручья…

Катька заметила первая. Слева, шагах в ста от нас, большая старая сосна, рухнувшая наискось через ручей.

С нашей стороны легла ее верхушка, конец на том берегу вломился в орешник. Середина протянулась над ручьем. Метрах в трех над быстро несущейся водой. То есть это сбоку, пока с берега — метра три. А когда смотришь со ствола, и ноги скользят по подгнившей коре… Хватаясь за сучья, мы перебрались на ту сторону.

Вдоль ствола выбрались из орешника — и оказались в бору, сухом, просторном, с мягким ковром хвои под ногами, сладким и тихим воздухом, шум ветвей был где‑то далеко вверху, а здесь, внизу, тихо‑тихо…

Сначала вдоль ручья обратно влево, а потом осторожно вперед. Шагов через двести частокол стволов поредел.

Сосны расступались, там была маленькая полянка. По ту сторону снова несколько рядов стволов и еще одна пустота — и там уже виднелся уголок красной крыши, еще краснее под закатным солнцем…

Катя схватила меня за руку. Я остановился.

Теперь и я услышал. Голоса были тихие, но в тишине старого, сухого леса казались удивительно близкими.

— Не женские… — удивленно шепнул я.

Катя кивнула. Потащила меня за руку, ныряя от ствола к стволу.

На полянке было еще одно упавшее дерево — прямо с корнем наружу. Ствол глядел на нас, за ним большое, метра три в высоту, колесо вывороченной земли, с космами оборванных корней. А вот за ним‑то…

Катя остановилась. Я прилип к соседнему стволу.

До полянки было еще шагов пятнадцать. Несколько стволов.

Но там будет уже слишком заметно. Я решился только на то, чтобы скользнуть в сторону — заглянуть за колесо корней и земли сбоку. Катя повторила мой маневр.

А вот и они…

В одинаковых костюмчиках из синей плотной шерсти, скроенных просто, но хорошо, подогнаны по фигуркам. И сами такие же рослые, крепко сбитые… Должно быть, это самые старшие из тех, что живут в пансионате.

Еще остались в пансионате.

Лет по двенадцать точно, а выглядели они еще взрослее — мне понадобилось хорошо присмотреться, чтобы развеялась иллюзия первого впечатления… Знаю я такие лица. Круглые сироты — они всегда кажутся взрослее.

Один был худой и угловатый, как гончая. И лицо такое же — узкое, горбоносое, обтянутое кожей. Он поводил то плечом, то локтем, то переступал, ни на миг не замирая. Как нетерпеливая собака вокруг хозяина, он мыкался вокруг второго парня. Повыше и покрепче, но тоже очень худой. Остроносое, плутовское личико. Бледное, почти фарфоровое — с темными брызгами веснушек, с чубом растрепанных рыжих волос.

— На тебя похож… — шепнула Катя, непонятно улыбаясь.

— Да не дергайся ты! — говорил рыжий, пихая в бок непоседливого приятеля. — Ты ее нервируешь, не видишь, что ли…

Смотрел он куда‑то во внутренности вывернутых корней, невидимые нам.

Но непоседа уже обернулся назад.

— О! — выдал он с наигранным воодушевлением. — А это что там еще за чучело катит?

Из‑за стволов по ту сторону полянки показался третий мальчишка — поменьше и куда упитаннее. Да и помладше, кажется…

Рыжий тоже оглянулся, но ничего не сказал. Снова уставился куда‑то под корни.

Новенький, стараясь не ловить взгляды старшей парочки, тихонько переходил поляну, заходя к вывороченному дереву с другой стороны. Подальше от горбоносого.

Не тут‑то было.

— Привет, жиртрест! Чего приперся?

Новенький неуверенно улыбнулся, на миг подняв глаза, и снова опустил голову, избегая встречаться взглядом.

— Я… — Он облизнул губы, сглотнул. — Я только…

— Иди отсюда, голодающее Поволжье!

— Дим… — подал голос рыжий. — Не трогай человека…

Остролицый покосился на рыжего, прищурился… но потом лишь хмыкнул и пожал плечами. Делай как знаешь.

Рыжий оглянулся на новенького:

— Тоже кормить ее пришел?

Пухлый мальчишка, с опаской косясь на остролицего, кивнул. Потом неуверенно улыбнулся:

— Вот. — Он разжал кулак. Там были два маленьких аккуратных ломтика, перепачкавших ладонь чем‑то красным. — Из борща…

Горбоносый не удержался:

— Ну ты даешь, жирный! То вечно голодный, а то мясо ей притащил… Мясо я бы и сам сожрал.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});