Птицы небесные или странствия души в объятиях Бога. Книга 2 - Монах Симеон Афонский

соседству, чуть выше, отца Христодула, сильно опасавшегося очередного пожара, пока сербы не увезли старого подвижника на родину. Вспоминается его последнее появление в нашем жилище. Пропахший дымом и почерневший от сажи «папа-Краль» держал в руке новый кошелек:

– Симон, смотри сколько денег!

Он раскрыл кошель, в котором действительно лежали большие купюры. – Нашел у себя на ступенях. Должно быть, паломники только что сверху прошли. Возьмите себе: хотите – грекам отдайте, хотите – себе оставьте…

С невозмутимым видом он смотрел в сторону, протягивая кошелек.

– Отец Стефан, вы нашли его, вы и отдайте найденное в полицию, там разберутся! – предложил я.

Старец неожиданно вспылил:

– Еще чего! Буду я по полициям таскаться! Не хотите брать, сейчас выкину его в море!

Он взмахнул рукой, намереваясь швырнуть деньги в пропасть.

– Хорошо, хорошо, отче! Давайте нам этот кошелек, мы отвезем его в полицию…

Отец Стефан, довольный, собрался уходить. Мы собрали ему пакет продуктов: рыбные консервы и вермишель, вложив все в его прокопченную дымом руку. Отшельник, тем временем, внимательно смотрел вниз:

– А это что? Паломники еще не уехали? Ну-ка, патерас, бегите скорее вниз. Спросите, может кто-то из них потерял деньги?

Он указывал на пристань своим черным худым пальцем. Мы с иеромонахом, прыгая по ступенькам, кинулись вниз. Маленький паром «Агиа Анна» только показался, идя от конечного мыса Святой Горы, борясь с волнами. На голос отца Агафодора греки переглянулись: один начал шарить у себя по карманам. Увидев свой кошелек в моих руках, он страшно обрадовался. Грек взял бумажник и вытащил из него сотенную бумажку:

– Панагия, Панагия! – бормотал он, указывая на храм Пресвятой Троицы.

Эту бумажку мы принесли «папе-Кралю».

– Бросьте ее в угол! – сказал он, не поворачивая головы и подкидывая поленья в костер.

Старец увлеченно пек на угольях картофель. Впоследствии он рассказывал отцу Христодулу:

– Русские монахи – хорошие парни! Не польстились на чужие деньги…

Тот угрюмо воздерживался от замечаний. Так мне и не удалось в эту зиму навестить монаха Григория, сколь ни рвалось мое сердце на встречу с этим удивительным молитвенником. Когда мы с отцом Агафодором в очередной раз поднялись к Данилеям к телефону-автомату, меня ждала тревожная весть: из Адлера послушница Надежда взволнованным голосом, от которого дребезжала телефонная мембрана, сообщила:

– Федор Алексеевич сильно заболел! Высокая температура… Лежит без сознания. Мы устали его переворачивать, сил уже нет никаких…Лекарства не помогают… Скорей приезжайте на помощь!

Встревоженный, я пообещал перезвонить после того, как свяжусь с батюшкой. До отца Кирилла в Переделкино удалось дозвониться быстро, хотя слышимость была очень плохая.

– Что делать, батюшка? Папа сильно заболел. Как правильно поступить? Если я отрекся от мира, то оставаться ли мне на Афоне? Или ехать к отцу, но тогда жалко оставить Святую Гору. Если же остаться на Афоне, то еще более жалко бросить отца… Что вы благословите?– охрипшим от волнения голосом кричал я в трубку телефона, теряя голову.

Откуда-то, словно с другого конца земли, донеслось:

– Нам должно утешать всякого человека, тем более родителей. Если же они в беде, следует всемерно помочь им. Поезжай к отцу, отец Симон! – твердо сказал духовник.

– Батюшка, это значит оставить Афон навсегда. Дай Бог, чтобы отец выздоровел. А если нет, то тогда мне нужно досматривать его в Адлере. Следовательно, придется жить в миру… Это меня убивает, отче! Ведь я ушел из мира… – в отчаянии прокричал я. Мой друг, удрученно стоявший рядом, заметно впал в уныние. Старец продолжал говорить:

– Отец Симон, уходить от родных ради Бога можно лишь по двум причинам: когда любовь к Богу выше нашей привязанности к близким, при условии, что мы сделали все возможное, чтобы они не были брошены нами на произвол судьбы, или же когда близкие препятствуют нам в нашем стремлении к Богу. Однако наше монашество запрещает нам жить с родными, если они только не станут монахами. Посоветуйся с духовником в Русском монастыре, может быть они благословят постричь твоего отца в монашество…

Совет батюшки показался мне светом во тьме скорби. Повесив трубку и обернувшись к удрученному иеромонаху, я сказал:

– Нужно срочно ехать в Пантелеимоновский монастырь! Батюшка благословил… – тот безропотно последовал за мной.

В монастыре нас как будто ждали, отец Меркурий сразу повел нас в свой кабинет.

– А мы как раз хотели к вам на Карулю отправить нашего послушника! Дело в том, что на Ксилургу