Королевская канарейка (СИ) - Анна Кокарева

играть им, как погремушкой. Дипломатической почтой новорождённому принцу были доставлены подарки от эльфийских владык, и в том числе игрушки — невесомые, поражающие тонкой работой и сложностью, но играл он с одинаковым интересом как ими, так и крысиной черепушкой и змеиным чучелком.

Ганконер после всего вечером, когда стояли у колыбели, любуясь на спящего сына, завёл осторожный разговор:

— Богиня, ты испугалась сегодня, когда мальчик… немного трансформировался, — и, проникновенно посмотрев на меня, — ты же понимаешь, что он ещё маленький, не умеет это контролировать?.. Не надо бояться, он не сделает тебе ничего плохого — ты мать… Он любит тебя. Мы оба любим.

И так у него по-сиротски это звучало, что аж слеза наворачивалась. Я бы вчуже возмутилась жестокой женщиной, которую так уговаривают любить своего ребёнка — если бы не знала, что эта женщина я — и что я его безо всяких уговоров и объяснений люблю. Сухо усмехнувшись, объяснила, что испугалась не младенца, а за него. Потом подумалось, что это так Ганконеру своё сиротское детство икается, и сочувственно пообнимала, утешая — кажется, поверил и успокоился.

Но не только этим икалось Темнейшему сиротское детство. Бывало и другое. Недели через две Ллионтуил уже не то что ползал — бегал на четвереньках с шустростью ящерки. Что уж там, дракончика… особенно родство чувствовалось, когда он плавал — извиваясь всем телом. Меня его не совсем человеческая анатомия не смущала, но удивляло такое быстрое развитие. При этом на ручках принц любил сидеть до дрожи, становился тихим и ласковым, как котёнок. Нянек у него было немало, да и я с рук его не спускала — и всё равно он всегда радовался женскому вниманию, а вот мужчин недолюбливал (о да, весь в отца), и, чтобы наладить с ним контакт, мужчине нужно было приложить усилия. Безоговорочно хорошо относился к Ганконеру, понятное дело. Доверял Гаелориэну, несмотря на то, что тот обучал его всякими ужасающими, на мой взгляд, способами. Также расположения принца удалось добиться Згарху — при виде огромного орка Ллионтуил приходил в восторг и охотно с ним играл. И эти игры чуть не стоили Згарху жизни — но он об этом так и не узнал.

Чудесным летним вечером прогуливалась с Ганконером по крепостной стене, любуясь видами закатных гор. Золотая клетка и правда стала домом после того, как я вернулась сюда с ребёнком, и владыка это чувствовал — гораздо охотнее показывал мне дворец и окрестности, безмятежно выбалтывая секреты, о которых раньше помалкивал.

Подошла посмотреть на внутренний сад и остановилась, глядя, как весело играет Згарх с Ллионтуилом. Сама по себе игра была несколько одиозной — с точки зрения человека. Но ни Згарх, ни Ллионтуил об этом не догадывались. Поэтому орк бросал какую-то кость, чтобы та улетала подальше, а принц, азартно подвякивая, на четвереньках бежал по травке и приносил во рту — и оба были очень довольны. Давясь от смеха, смотрела на эти щенячьи игрища. Обернулась на Ганконера — он уже смотрел нечеловеческими глазами, каких я у него раньше не видела, и давился не смехом, а клокочущей яростью. Я потом поняла, что только чудовищный гнев помешал ему хладнокровно распылить Згарха сразу же. Вцепилась в рукав, шепча немеющими губами:

— Они играют, просто играют!

— Посмел!!! С моим сыном, как со щенком! — у него побелели губы, он смотрел мимо меня, в пустоту — туда, в своё детство, и говорил с трудом, шипя и присвистывая. Создавалось ощущение, что зубы перестали помещаться у него во рту, и черты лица действительно начинали меняться.

— Он играет, как играл бы со своим ребёнком! — панически привизгнула, вцепляясь в рукав сильнее, и это остановило Ганконера.

К его чести, он понял — к Згарху ни сразу, ни потом не было применено никаких санкций, и он действительно так и не узнал, что был в тот день близок к смерти.

81. Колыбель Дракона

«Она дорожила обществом тех людей, к которым она, растрепанная, в халате, могла выйти большими шагами из детской с радостным лицом и показать пеленку с желтым вместо зеленого пятна, и выслушать утешения о том, что теперь ребенку гораздо лучше». © Л. Н. Толстой, «Война и мiр»

Моё сердце перестало быть моим, и поняла я поговорку: «У родителей сердце в детях, а у детей в каменю».

Детёныш был шустр, и всё ему было нипочём, а я изводилась: когда он провалился в кротовую нору, когда что-то не поделил со шмелём, когда пытался отобрать кость у тигра. И всё это происходило так быстро, что уследить не получалось, несмотря на кучу нянек и то, что я с вымоленного сыночка глаз почти не спускала.

Вот хоть с тигром: накормила деточку, убаюкала, оставила в колыбельке и отлучилась на полчаса — позавтракать с Ганконером. Служанок сторожить сына не позвала — он так крепко уснул!

Сидели на террасе, тигр лежал на лестнице, спускающейся в сад, белый на белом, и мусолил где-то раздобытый кровавый мосол. То сладострастно его облизывал, то подгрызал с хрустом.

От этого хруста холодок по хребту пробегал. Отвела взгляд, снова посмотрела — и сердце остановилось: Ллионтуил, сосредоточенно пыхтя, выдирал кость у тигра, засунув ручонку тому в пасть. Понимая, что ничего не успеваю, вскинулась, побежала — и была остановлена Ганконером.

— Не дёргайся, ничего он ему не сделает. А если и сделает, так нового заведём.

Обомлела, но Ганконер только засмеялся:

— Тигра, я имею в виду.

Тигр кость не выпускал и пытался стрясти с неё Ллионтуила, вцепившегося в другой конец и мотавшегося тряпкой, но не отпускавшего.

Прикрыла глаза, дрожащим голосом сказала:

— Не могу на это смотреть, — но тут и слух начал услаждаться скрипом зубов по кости: сотрапезники нашли компромисс и начали обгладывать мосол с разных сторон.

Я, не веря ушам, слышала, как младенец скрежещет зубками по мослу! Ганконер же эдак с ленцой, одобрительно произнёс:

— Наверное, сына пора начинать прикармливать… проконсультируйся с Силакуи.

Посмотрел на меня внимательно и привлёк ближе, усаживая к себе на колени:

— Ну что ты такая белая? Не бойся, у нас крепкий мальчишка, и тигр этот безопасен для него.

Понимая, что Ганконер прав, попыталась расслабиться, но пережитый ужас не оставлял. Беспокоило и другое:

— Не вредно ли ему сырое мясо? И кость, она грязная…

Темнейший, не хуже младенца вгрызшийся в жареное кабанье ребро, с безмятежностью прочавкал:

— А, детям нужно некоторое количество грязи, для иммунитета. Это я тебе как целитель говорю. Не надо волноваться. Я в детском возрасте с варгами за кости