Собрание сочинений. Том 3. Путешествие в Китай в 2-х частях - Егор Петрович Ковалевский

на поверхности земли, или немного прикрыть ею, или, наконец, обложить камнями. Во всяком случае, труп в скором времени делается добычей птиц и зверей. Важные ламы, подобно как в Тибете, сжигаются на костре; при этом употребляют разные благовония, иногда камфорное и другие дорогие деревья; пепел кладут в субаргу, похожую на небольшой улей, только сделанный из камня, и ставят на проезжих местах, чтобы каждый мог помолиться об усопшем или принести жертву. При теле умершего и после погребения его ламы читают молитвы; у богатых это продолжатся в течение семи недель.

Очень странным покажется всякому, что при погребении не только китайских принцесс, выданных замуж за владетельных князей в Монголию, но и самих князей соблюдаются китайские обряды и церемонии, и монголы вовсе не сетуют на такое нарушение правил своей религии и даже гордятся этим. Таким образом, покойника, облаченного в полную парадную одежду, кладут в гроб и выставляют на фамильном кладбище до приезда особо назначаемого чиновника от пекинского двора, который приносит ему жертвы и совершает коленопреклонение, по китайскому обычаю, вместе с сыновьями и внуками покойного.

При погребении монголов, как и в других случаях, еще соблюдаются некоторые шаманские обычаи, которые не совсем вывелись, несмотря на все преследование их вводителями буддизма. Во многих юртах вы и теперь увидите онгон, нечто вроде домашнего покровителя, лара. Онгон сшит из нескольких лоскутков красного холста, над которым тайный шаман, бэг, или шаманка, гругун, или, наконец, опытная старуха совершила известные заклинания. К этому хранителю юрты из стада обращаются с молитвой в случае какой-нибудь беды и приносят ему жертвы. Монголы никак не сознаются в тайном соблюдении обрядов прежней своей веры и само шаманство называют черной верой (хара шаджин), в противоположность настоящего учения, которое называют желтой верой (шара шаджин). Желтый цвет здесь придают всему, что есть священного и заветного.

Слово шаман – манчьжурское и выговаривается саман; оно значит мутить, возмущать.

О происхождении шаманства много было толков и споров и, по обыкновению, решили тем, что оно, как и большая часть ложных учений, как все темное и таинственное, происходит из Индии. Как бы то ни было, но мы находим его в Монголии задолго до Р.Х.

Буддизм введен сюда Тобо-ханом, из династии Тугю, под конец VI века; в это по крайней мере время, он признан народной религией, хотя, вероятно, еще прежде знали его. Буддизм перешел в Монголию из нынешнего Восточного Туркестана; в Туркестан же проник из Тибета.

Буддийское учение особенно покровительствовал пекинский двор; а потому, после изгнания монгольской династии; при Тоюн-Темуре, из Китая, Монголия впала в прежнее шаманство, которое опять начало брать верх; но это колебание продолжалось недолго. При Даян-хане буддизм опять возник в Монголии и Чжунгарии; явились знаменитые в истории буддизма Нейджи-Тоин и Дзая-бандида, которые распространили и окончательно утвердили его в Монголии, придав проклятию шаманство. На западе Азии исламизм еще прежде сразил его своим всесокрушающим мечом, а с севера шла с миром и любовью христианская вера, ниспровергая мало по малу черную веру между инородцами Сибири.

Мы продолжали путь свой скорее прежнего; лошади наши, наконец, могли наедаться досыта на привольных чахарских степях, и переход до Цацын-Тологоя, в сорок восемь верст, мы сделали безостановочно. Цацын-Тологай – священные холмы; не знаю, откуда произошло это название, но знаю, что это одна из прекраснейших равнин, какую мы только видели, покинув Ургу.

Природа становилась разнообразней, оживленней; являлись озера, которые избавляли наших казаков от утомительного труда черпать воду из колодцев для водопоя лошадей; показались птицы и дичь у озер, которая, по временам, разнообразила наш обед; от главного пути иногда отбивались побочные дороги в аул или к городу, лежащему где-нибудь у Великой стены; таким образом, верстах в 15 от Цзамын-жу, мы оставили в стороне большую дорогу, идущую от Кукухото в Даланор.

Гурбун-Тулга значит по-монгольски три тагана и названо так потому, что тут, среди лощины, стоят отдельно один от другого три холма, по соображению монголов, имеющие вид таганов. Недалеко отсюда, как замечают китайские историки, была одна из кровопролитнейших в мире битв. Ухоинцы – самое значительное монгольское племя, усилившееся по падении племени хуннов, пораженное на голову китайским войском, потеряло одними убитыми будто бы более 200,000 человек, окончив этой битвой свое политическое существование.

Привал у Гурбун-Тулги очень приволен. Небольшой ручей тешил нас своим журчаньем: мы так давно не видали проточной воды. Вид на гряду гор, которая тянулась по направлению к Цаган-балгасу, гор, уставленных обо, очень хорош. – Берег близко!.. От Гурбун-Тулги до Цаган-балгасу верст 25. Цаган-балгасу! Сколько радостных воспоминаний в этом слове для миссии, которая оканчивает здесь свое странствование по Монголии; сколько помыслов во время длинного пути об этом уединенном месте, сколько самых пламенных стремлений достигнуть его! За ним путешествие по Китаю представляется в виде приятной прогулки. Накануне шел дождь, и так как здесь почва земли изменилась и не составляет более природного шоссе, сквозь которое с трудом пробивается тощая трава, но тучна и плодоносна, то переезд наш был затруднителен: лошади грузли в грязи, верблюды скользили и падали. Наконец, часу во втором пополудни, показались перед нами белеющиеся развалины зданий: это и есть Цаган-балгасу – белый город.

Мы остановились у небольшого кургана, с камнем наверху; на камне – иссеченный крест! Каждый перекрестился, обратившись к кресту: это могила христианина, русского, казака, умершего лет 30 тому назад, из числа людей, оставленных здесь миссией на зимовку. Сколько мыслей наводит эта могила с знамением Веры Христовой, здесь, среди степи, на чужой, далекой стороне! Куда не заносилось имя русского, где не складывал он на вечный покой свои кости!

Мы расположились под затишьем земляного вала, которым обнесены развалины, чтобы хотя сколько-нибудь предохранить наш бивак на зиму от северного ветра.

Цаган-балгасу-хота, или Цаган-балгасу, по замечаниям о. Иакинфа, предназначался для столицы Китайской империи, во время царствования потомков Чингиса. Город начали строить в 1310 г., но по случаю встретившихся затруднений в Китае, не окончили и предали запустению. Это замечание не совсем согласуется с местностью. Цаган-балгасу окружен земляным валом не более как в полторы версты в окружности и представляет, кажется, развалины одного огромного здания с принадлежащими к нему пристройками; на белых мраморных колонах его действительно видны изображения драконов, эмблемы китайской власти. Это, может быть, был укрепленный замок потомков Чингиса, но едва ли город, столица государя, царствовавшего в Китае и вполне знакомого с роскошью и великолепием Серединного Государства. Не должно забывать, что столица Хубилая, внука Чингисхана, Ханбалу – нынешний Пекин, во время помещения ее Марко Поло (в XIII веке) была, по описанию его,