Радость моих серых дней (СИ) - Дибривская Екатерина Александровна

— Прости, Тихон, — шепчу я. — Я просто испугалась, что осталась одна в незнакомом городе. Без денег, документов и без… тебя.

Он стирает остатки слёз своими губами.

***

Возле вокзала есть книжный магазин, и Тихон предлагает мне зайти.

— Всё, что хочешь, Севиндж, — шепчет он. — Зима длинная впереди. Начнётся метель, не скоро сможем вернуться в город.

И я доверяюсь ему. Беру несколько книг, что давно хотела прочитать, беру сборник рассказов на английском языке, самоучитель иврита, чтобы зазря не терять учебный год и иду в отдел с энциклопедиями. Долго выбираю из всего разнообразия, вызывая на лице Тихона загадочную улыбку, и наконец решаюсь на одну. «Полная энциклопедия удовольствия». Я не смотрю на Тихона. Стыдно.

— Ты решила освоить ещё и теорию? — с улыбкой в голосе спрашивает мужчина. — Похвально.

Я краснею, и он прижимает меня к себе, позволяя мне спрятать на своей груди от кассира своё пылающее лицо.

***

В электричке меня морит сон. Я лишь чувствую, как Тихон поднимает меня и выносит на мороз. Открываю глаза.

— Понести тебя? — спрашивает он.

— Нет, я могу идти, — торопливо отрезаю.

Он и так несёт все покупки.

Мы уже почти подходим к кромке леса, когда слышим за спиной торопливые шаги.

— Здравствуй, Тихон, — восклицает женщина. — А я думаю, ты — не ты.

— Здравствуй, Наталья, — говорит Тихон. — Не обозналась. Я.

Женщина с любопытством смотрит на меня, и Тихон закрывает ей обзор, загораживая меня своей спиной.

— Олег сказал, что ты гостей поехал провожать, видел, как ты уезжал, — мне слышатся ревностные нотки в её тоне.

— Да, — усмехается Тихон. — Гостя мы проводили. Теперь вот с хозяюшкой домой возвращаемся.

— Значит, не придёшь больше? — Она подаётся в сторону и разглядывает меня не стесняясь.

Он молчит. Я не понимаю, что значит этот странный разговор и кто эта женщина.

— Ступай домой, Наталья, — грубовато бросает Тихон. — Жизнь покажет.

— Я буду надеяться, Тихон, — еле слышно говорит она и, развернувшись, торопливо удаляется от нас.

***

Полкан встречает нас на подходе к полянке. На горе ещё холоднее, чем внизу. Под конец дороги я всё-таки попросила Тихона взять меня на руки. Не справилась. Но он легко идёт со мной и со всеми вещами. Лишь посмеивается.

— Неженка моя, — целует мягко. — С непривычки тяжело. Удивлён, что ты так много сама прошла!

— Потому что я не неженка, — закатываю глаза. — Просто мне нужна практика.

Его взгляд темнеет, и я прикусываю язык. Не нужно было говорить! Он решит, что я навязываюсь!

— Снег начнёт сходить, и сможешь ходить со мной, — внезапно обещает Тихон. — Здесь весна красивая. Я всё тебе покажу.

Я неуверенно улыбаюсь мужчине. И он отвечает мне тем же, сжимая крепче свою хватку. Я проигрываю битву, которая даже не началась. Я начинаю надеяться.

***

Не знаю, как Тихону удаётся отворить замок со мной на руках, но он распахивает двери и вносит меня в дом. Переносит через порог.

— Вот мы и дома, — шепчет он в мои губы. — Теперь ты в моей власти.

В голосе мужчины звучит удивление или сомнение, но он лишь едва заметно покачивает головой.

В доме холодно. Тихон укутывает меня в одеяла и торопливо растапливает печь. Когда воздух нагревается, он раздевается и помогает раздеться мне.

— Сейчас быстро перекусим и ляжем спать, мне вставать рано, на обход пойду, — говорит он, и я просто киваю в ответ.

Иногда момент случается таким идеальным, что слова не нужны.

Как сейчас, когда Тихон согревает ступни моих ног в своих ладонях и улыбается, словно выиграл в лотерее суперприз.

Глава 24

Он.

Около пяти поднимаюсь, чтобы успеть осмотреть свой участок ко времени доставки. Небо стянуто низкими тучами, густой влажный воздух лежит прямо на склоне. Не видно ничего дальше метров двух-трёх. Сегодня пойдёт снег.

Если верить синоптикам, то метель будет затяжная — недели две без продыху. Спуск заметёт, что троп не станет видно. Мне тропы не нужны, но вдруг что… Севиндж не сможет уйти.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Чем больше я думаю о ней, тем больше понимаю, что дурака свалял. Заигрался. Нельзя ей в лесу жить. Нельзя на горе в одиночестве коротать часы в ожидании меня. И хотя я врезал замок на входной двери и в подсобке с припасами, но если кто действительно захочет зайти — не остановят эти жалкие попытки сберечь мою драгоценную девочку.

К назначенному времени я на станции в ожидании курьера. Хмуро осматриваю сгущающиеся над горой фронты непогоды. Неудовлетворительно качаю головой. Успеть бы до снегопада. Вернуться бы к ней!

Курьер зябко ёжится и торопливо передаёт мне пакет.

— Ничего себе, у вас тут снега! — восхищается парень. — Давненько я не поднимался.

Я лишь усмехаюсь. Дожидаюсь с ним обратной электрички и даю на чай.

— Спасибо, выручил! — прощаюсь с ним.

— Обращайтесь!

Обратный путь даётся мне тяжело. Воздух с влажной взвесью не даёт надышаться. Словно в вакууме. Или под водой.

Приходится идти медленно, выверяя шаги. В густых облаках уже совсем не видно ничего дальше собственного носа. Начинается снег. Мне пути ещё километра два.

Иду долго. Медленно. Почти наощупь. Ступаю неуверенно. Снег вовсю лепит в лицо. Ни черта не видно. Чувствую себя сугробом. На мне налипло прилично снега. Сырого. Тяжёлого. Вещи промокли насквозь.

Наконец слышу лай Полкана. Из будки и носа не показывает, но приветственно выглядывает в метель и окидывает меня взглядом.

Севиндж распахивает дверь до того, как я успеваю сообщить о своём возвращении. И я не доволен. Нельзя быть такой беспечной, девочка!

Скидываю мокрые вещи. Девушка поспешно греет еду и воду. Растирает меня сухим полотенцем. Смотрю в её лицо сосредоточенное и диву даюсь. Как столько лет жил без помощницы? Как выжил в ожидании её?

— Где же в такую пургу ты ходишь? — выдыхает она наконец.

Я надел сухие вещи. Девушка накрывает меня одеялом, укутывая ноги.

— Малину собирал, — усмехаюсь я.

Она смотрит на меня с испугом. Пробегается пальцами по коже лба. Жар оценивает.

— Знаешь, — лениво бросаю, — как в сказке про двенадцать месяцев?

— Да, — выдыхает она и застывает.

— Кто-то подснежники ищет, а мне малину подавай, — дразню я. — Возьми, девочка, лукошко в моей сумке.

Смотрит на меня огромными глазами. В неверии. Словно я болен. Выдаю вздох разочарования. Поднимаюсь нехотя. Устал от сложного подъёма. Но всё равно подхожу и разбираю вещи под её цепким взглядом.

Малина в корзинке хороша. Ягоды одна к другой, как на подбор. Чуть замёрзли, конечно. Но хорошо, что не превратились в бесформенную кашу.

Протягиваю корзинку девушке, и она подходит ближе. Она… удивлена. Поражена до глубины души. Смотрит на корзинку, не мигая. Словно та испарится.

— Ну же, смелее, — подначиваю. — Попробуй ягодку.

И девушка пробует. Берёт одну и зажимает между двумя пальцами. Самыми кончиками. Вертит. Разглядывает. А потом отправляет в рот. Закрывает глаза на миг. И издаёт удивлённый стон. Крохотный. Еле слышный. Причмокивает губами. И поднимает на меня взгляд.

Вижу в нём всё. Красноречивее слов. Громче звуков. Правдивее писем. Она не произносит ни звука. Ничто не разрывает тишину между нами. И я рад. Не могу ответить тем же. Пока нет. А обижать не хочу.

Она не говорит ничего. Просто подходит и обвивает моё тело руками. Прижимается к груди в районе сердца. И стоит так некоторое время.

— Спасибо, Тихон, — шепчет.

Поднимает глаза, наполненные слезами. И я не даю им пролиться. Осушаю губами. Счастье не для слёз. Любовь не про боль.

Спохватывается. Наливает горячего супа. И я послушно ем. Позволяю ей проявлять заботу. Ухаживать. Потом отблагодарю.

Она смакует малину. Румяная. Довольная. Едва ли не воркует. Наслаждается. И я доволен. Угодил. Стоило того.