Нубийский принц - Хуан Бонилья

Докторша сияла, а я был выжат как лимон. Она сделала химию и хотела знать, идет ей или нет. Еще она подтянула лицо, убрала пару морщин, сильно похудела, чем особенно гордилась, и обзавелась облегающим костюмом цвета морской волны, который выгодно подчеркивал ее формы. На столе, между чашкой кофе и пепельницей в стиле баухаус, забитой трупами безвременно погибших сигарет, лежало новое приобретение Кармен, призванное пополнить коллекцию необрезанных книг — любовный роман двадцатых годов. Пока я с вежливой улыбкой крутил в руках экземпляр, Кармен с горечью поведала мне, что на Кубе у нее обнаружился конкурент: старик, собравший около пяти тысяч необрезанных томов: недостижимая для нее величина. На мгновение я подумал, что Докторша отправит меня в Гавану разыскать старика и убедить его продать свою коллекцию, но она заговорила о неотложном деле, из-за которого мне пришлось провести за рулем целую ночь. Докторша раскрыла папку и достала несколько страниц, вырванных из американского журнала. В статье шла речь об иммигрантах, наводнивших андалузские города. По сути, Соединенные Штаты — одна из немногих стран, в которых журналисты могут позволить себе длительные загранкомандировки, серьезные расследования и пространные статьи, просеянные сквозь сито тщательной редактуры и корректуры. Фотографий, правда, было мало и не самого лучшего качества. На одном из снимков были запечатлены трое негров в тенистых зарослях какого-то парка. Если верить надписи под фотографией, негры были из Судана, а парк располагался в Малаге. Лиловый ноготок Докторши замер над одним из персонажей.

— Разыщи его.

Парень на снимке обладал весьма своеобразной красотой, и, хотя качество фотографии не позволяло оценить его телосложение, обтянутый майкой торс выглядел многообещающе. И хищный чувственный рот, и все лицо источали необузданную сексуальность; в больших глазах, казавшихся двумя белыми пятнами посреди густой черноты, светилась какая-то будоражащая тайна.

— Разыщи его во что бы то ни стало. Он нубиец. Ты знаешь, что это такое?

Я понятия не имел.

Докторша начала рассказ. Нубийцы были африканским племенем, жившим на юге Судана и подвергавшимся террору со стороны исламистов. Его мужчины и женщины славились красотой и благородством. Традиционно нубийцы занимались скотоводством, земледелием и разновидностью вольной борьбы, которая допускала использование заточенных камней и кастетов, способных причинить противнику непоправимый вред. Политика исламского правительства привела к тому, что меньше чем за двадцать лет от мощного племени осталось всего несколько сотен человек, которые успели бежать или затаиться. Кое-кто пошел служить в полицию, чтобы помогать правительству истреблять своих соплеменников. Другие нашли приют на чужбине. Например в Испании. Остатки племени до сих пор живут на горных склонах Судана, под защитой международных сил. Когда напряженность уляжется, там можно будет устроить уникальный туристический анклав с сафари и ритуальными танцами. Но ждать так долго не обязательно. Нубийцы нашлись даже в малагском парке. И теперь Докторша хотела разыскать одного из этих одетых в лохмотья богов, изумленно озирающегося по сторонам, словно спрашивая себя: что я здесь делаю?

Кармен продолжала:

— Звонит мне на днях генеральный директор. “У меня для тебя ответственное задание. Ты еще не передумала насчет Нью-Йорка? Тогда это твой шанс. Сделай это для меня, и Нью-Йорк твой”. — Примерно так он и сказал. Я подумала: “Попроси у меня американский флаг с обратной стороны Луны, камни, с помощью которых первобытный человек впервые развел огонь, носки, которые были на Кеннеди, когда ему продырявили башку, — все к твоим услугам”. А когда узнала, в чем дело, сразу вспомнила о тебе. Я в Нью-Йорк, а ты в Барселону, подальше от улиц, свалок и потонувших катеров; вместо этого кабинет с телефонами, список охотников, которым можно отдавать приказы, собрания, прайс-листы и все такое на твой вкус и амбиции. Слава богу, ни флаг, ни первое огниво, ни носки Кеннеди у нас не просят. У нас просят этого нубийца. Этот снимок увидел один очень-очень-очень солидный клиент или его жена, но это дела не меняет. У клиента пробудился аппетит, и он сказал себе: этот жеребец с фотографии будет моим, ведь я привык получать все что пожелаю. Я как раз изучаю литературу вопроса. Надеюсь, ты меня простишь. Дело обстоит так: очень-очень-очень важный клиент требует, чтобы мы отыскали ему африканского мачо с фотографии; мачо находится где-то в Малаге; генеральный директор звонит начальнице барселонского офиса; та вызывает своего лучшего охотника; он начинает рыть землю, находит нубийца, хватает его и тащит к начальнице барселонского офиса, которая, в свою очередь, отправляет трофей генеральному директору, а уж он организует торжественную церемонию вручения трофея очень-очень-очень важному клиенту. Потом наступает раздача бонусов: директор барселонского офиса, то есть я, отправляется в Нью-Йорк, а отважный охотник прощается с улицами, помойками и ржавыми катерами и перебирается в ее кабинет. Великолепно. Просто. Достижимо. Вопросы?

Вопросов было немало. Первым порывом было поинтересоваться именем клиента. Кому придет в голову затевать целое расследование из-за журнального снимка скверного качества? Но подобные вопросы были под запретом. Меня всегда занимали клиенты Клуба, хотя я не был знаком ни с одним из них. Иногда, прогуливаясь по парку или ожидая, когда официант принесет мой заказ, я принимался разглядывать какого-нибудь типа, стараясь угадать: мог бы он оказаться нашим клиентом? Если да, то каковы его предпочтения? Приглядывался я и к близким. Мой брат трудился в Совете по образованию и культуре, носил костюмы и галстуки и поднялся во мнении отца на целых десять ступеней, но при этом продолжал жить у родителей на улице Ла-Флорида и до сих пор не обзавелся подружкой. Какой трофей он закажет, став членом Клуба? Мы изредка перезванивались, и всякий раз он пытался вытянуть из меня, в какой дыре я пропадаю и какого дьявола там делаю, немилосердно меня высмеивая и подначивая, чтобы я ослабил бдительность, но я твердо хранил свою тайну. Кажется, он что-то подозревал, но я понятия не имел, что именно. Что касается отца, то он был слишком большим скрягой, чтобы потратить хоть каплю прибыли от своих вложений — в энергетику и финансы — на карибскую красотку с пухлыми губами или изысканный азиатский цветок. С ним мы тоже общались время от времени, но отнюдь не потому, что сильно скучали друг по другу: просто, когда брата не было дома, трубку обычно брал именно отец. Я звонил, чтобы узнать, как мама, какой этап она переживает в данную минуту, но пока она вытирала руки и подходила к телефону, мы с отцом волей-неволей перебрасывались парой слов. Он ничего о себе не рассказывал, а комментарии относительно событий моей жизни приберегал до конца разговора. Мне не стоило труда вообразить эту сцену: в сотый раз попросив меня беречь себя и повесив трубку, мать садится переплетать очередную книгу, отец, на секунду оторвавшись от телевизора или газеты, бурчит: “Ну как там наш клоун без границ?”, мать делает краткую аннотацию нашего разговора, и он, перед тем как снова углубиться в жизнь очередной супруги великого человека, игровое шоу или экономическую статью, заявляет: “Только сопляки и неудачники колесят по всему миру, вместо того чтобы спокойно сидеть на месте”.