Бестия - Рут Ренделл

Заметив Уэксфорда, он остановился и опустил стекло.

— Вы ищете меня?

— Да, мистер Гэббитас, я хотел бы переговорить. Вы можете уделить мне полчаса?

Вместо ответа Гэббитас молча открыл дверцу, и Уэксфорд сел рядом с ним.

— Не могли бы мы проехать к конюшням?

— Немного поздновато, а?

— Поздновато для чего? Для опроса в связи с убийством? У нас трое погибли и один серьезно ранен. А с другой стороны, почему бы не поговорить у вас дома? Так будет лучше.

— Ладно. Если вы настаиваете.

Во время этой короткой беседы Уэксфорд заметил то, на что не обратил внимания в ночь убийства. И речь лесника, и его манера держаться говорили, что он образованнее и культурнее Гаррисонов. К тому же исключительно хорош собой, типаж актера, которого могли пригласить на роль в фильме, снимающемся по мотивам произведений Томаса Харди или Лоренса — герой, прозябающий на какой-нибудь задрипанной ферме, но явно достойный большего. Романтический и в то же время открытый. Черные волосы и темно-карие глаза. Загорелые, покрытые черными волосками руки с длинными пальцами, сжимающими руль. Когда Уэксфорд попросил его проехать по проселочной дороге, он чуть улыбнулся, обнажив ряд очень белых ровных зубов. И вообще во внешности его было что-то отчаянное, такое, что всегда притягательно действует на женщин.

— Так когда, вы сказали, вы вернулись вчера домой?

— В восемь двадцать, восемь двадцать пять, точнее сказать не могу. Я не предполагал, что придется называть точное время. — В его голосе послышалось нетерпение. — Помню, что вошел в дом, когда часы пробили половину девятого.

— Вы знаете миссис Биб Мью, которая убирает в доме?

Похоже, вопрос развеселил его.

— Я знаю, кого вы имеете в виду. Просто не знал, что ее так зовут.

— Вчера вечером миссис Мью уехала на велосипеде без десяти восемь и приехала домой в Помфрет-Монакорум примерно в десять минут девятого. Если вы вернулись домой в двадцать минут девятого, то вполне вероятно, что вы встретили ее. Она тоже ездит по проселочной дороге.

— Я не встретил ее, — коротко ответил Гэббитас. — Я же сказал вам, что не встретил никого и никого не обгонял.

Проехав через сосновые насаждения, они остановились у его дома. Пригласив гостя внутрь, Гэббитас вел себя любезнее. Уэксфорд спросил его, где он был в день убийства.

— Прореживал подлесок возле Мидхерста. А почему вы спрашиваете?

Сразу было понятно, что здесь живет холостяк: все опрятно, вокруг только необходимые вещи, многие из них явно от прежних жильцов. В гостиной, куда Гэббитас провел Уэксфорда, преобладала обстановка, придававшая ей вид офиса, — письменный стол с компьютером, серый металлический шкаф, стеллажи с картотеками. Половину стены занимали книжные полки с энциклопедиями. Взяв со стула стопку папок и тетрадей, хозяин освободил место для Уэксфорда.

— И вы возвращались домой по проселочной дороге? — не отступал инспектор.

— Я уже говорил вам.

— Мистер Гэббитас, — произнес Уэксфорд довольно строго, — вы смотрите телевизор, и этого достаточно, чтобы понимать, даже если вы не знакомы с другими источниками: задавая дважды одни и те же вопросы, полицейский, откровенно говоря, преследует одну цель — подловить вас на чем-то.

— Извините. Согласен, мне это известно. Просто… понимаете, законопослушному гражданину не очень-то приятно сознавать, что о нем думают так, словно он совершил нечто такое, на чем его можно подловить. Надеюсь, я вправе ожидать, что мне верят.

— Полагаю, что так. Но это иллюзия, учитывая окружающий мир, в котором мы живем. Хотелось бы знать, размышляли ли вы сегодня над тем, что произошло. Пока вы работали в своем лесном уединении возле Мидхерста, например? Это было бы вполне естественно.

— Да, я думал об этом. Разве об этом можно не думать?

— Например, о машине, на которой приехали люди, совершившие это… учинившие эту бойню. Где она стояла, пока они находились в доме? Где она была в тот момент, когда вы возвращались домой? Они уехали не по проселочной дороге, иначе вы бы видели ее. Дэйзи Флори позвонила по 999 в двадцать две минуты девятого, через несколько минут после их ухода. Она позвонила, как только смогла доползти до телефона, потому что боялась, что умрет от потери крови.

Говоря это, Уэксфорд наблюдал за лицом Гэббитаса. Оно оставалось бесстрастным, только чуть плотнее сжались губы.

— Так что машина не могла уехать по проселочной дороге, иначе вы бы ее видели.

— Очевидно, они уехали по главной дороге.

— На шоссе В-2428 в это время находилась дежурная полицейская машина, и ей была дана команда блокировать дорогу и записывать все проезжающие автомашины, начиная с восьми двадцати пяти. По словам дежурных офицеров, до восьми сорока восьми там не проезжало вообще никаких машин, а в это время как раз прибыла наша «скорая помощь». Патруль также был послан на В-2428 в направлении к Кэмбери-Эшез. Возможно, слишком поздно. Может быть, вы мне скажете другое: есть ли отсюда еще какой-нибудь выезд?

— Вы хотите сказать, через лес? Возможно, джип и проедет, если водитель знает лес. Если он знает лес как свои пять пальцев. — Гэббитас произнес это с большим сомнением. — Уверен, что я бы не смог.

— Но вы ведь здесь не так давно работаете, верно?

Гэббитас ответил так, словно от него ожидали скорее не ответа, а объяснения:

— Раз в неделю я преподаю в сельскохозяйственном колледже в Сэвенгбери. Я также выполняю частные заказы. Помимо всего остального, я лечу и прививаю деревья.

— Когда вы поселились здесь?

— В мае прошлого года.

Затем, потерев губы, он спросил:

— Как Дэйзи?

— Хорошо. У нее все будет хорошо, я имею в виду ее физическое состояние. Психологическое — это другой вопрос. Кто жил здесь до вас?

— Люди по фамилии Гриффин. Муж, жена и их сын.

— Они работали только в усадьбе или брали и другую работу, как вы?

— Сын был взрослый. Он работал, не знаю где. Думаю, в Помфрете или Кингсмаркхэме. А Гриффин, по-моему, его звали Гэрри или Терри, да, Терри, он занимался лесом. Жена просто домохозяйка. Кажется, иногда она работала и в доме.

— Почему они уехали? Здесь у них была не только работа, но и дом.

— Дело в возрасте. Ему еще не было шестидесяти пяти, но годы есть годы. Стало тяжело работать, и он вышел на пенсию раньше. Им было куда уехать, они купили дом. Вот, пожалуй, и все, что мне известно о Гриффинах. Я виделся с ними только один раз, когда получил работу, и они мне все показывали.

— Гаррисоны, наверное, знают больше.

Впервые за все время Гэббитас по-настоящему

улыбнулся. Его лицо стало привлекательным и дружелюбным.

— Они не разговаривали.

— Что? Гаррисоны и Гриффины?

— Бренда Гаррисон говорила мне, что, с тех пор как Гриффин оскорбил ее, они не разговаривали несколько месяцев. Не знаю, что он сказал или сделал, но так она говорила.

— Это была истинная причина их отъезда?

— Не могу сказать.

— Вы знаете, где они сейчас живут? Они оставили адрес?

— У меня нет адреса. Они, кажется, говорили, что где-то по направлению к Мирингэму. Хотите кофе? Или чаю?

Уэксфорд отказался. Он также отказался от предложения Гэббитаса подвезти его до следственной комнаты, где стояла машина.

— Уже темно. Лучше взять фонарь. — Слова прозвучали, когда Уэксфорд уже выходил из дому. — Это было ее место, Дэйзи. В конюшнях у нее было что-то вроде убежища, и по распоряжению ее бабки их переделали. — Да, Гэббитас обладал талантом подкидывать ставящие в тупик подробности. — Она часами находилась там. Занималась чем-то своим.

Значит, они заняли ее убежище, даже не спросив разрешения. А если и спрашивали, то получили его не от истинного владельца. Уэксфорд шел через сосновые насаждения, освещая извилистую тропинку одолженным у Гэббитаса фонариком. И только завидев темную неосвещенную половину Тэнкред-хауса, он вдруг подумал, что теперь все это, возможно, принадлежит Дэйзи Флори. Если нет других наследников, но если они и есть, то ни в статьях, ни в некрологе о них ничего не говорилось.

По чистой случайности она стала его владелицей. Если бы пуля прошла на сантиметр ниже, то она лишилась бы своего наследства. А почему, собственно, он так уверен, что наследство станет для нее в тягость? Почему, узнав о том, что некоторые назовут везением, она должна отказываться от него?

Хинд уже сверил составленный Брендой Гаррисон список драгоценностей в страховой компании Дэвины Флори. Бусы из черного янтаря, нитка жемчуга, который, что бы ни говорила Бренда, был, возможно, ненастоящий, пара серебряных колец, серебряный браслет, брошь из серебра и оникса в списке застрахованных вещей не числились.

Дэвина Флори застраховала золотой браслет, оцененный в три тысячи пятьсот фунтов, кольцо с рубином и двумя бриллиантами стоимостью в пять тысяч фунтов, серьги и кольцо с жемчугом и сапфирами стоимостью в две тысячи, и кольцо со множеством бриллиантов изумительной работы, оцененное в девятнадцать тысяч фунтов.