Бестия - Рут Ренделл

Дэвина Флори, продолжала она примерно в том же духе, была женщиной, достигшей потрясающего успеха и признания, но ведь ей не пришлось очень-то за это и бороться, не так ли? Учеба в Оксфорде уже сама по себе шаг, учитывая, что она была умна и имела папу профессора, и, кроме того, недостатка в деньгах также не наблюдалось. Да, она могла бы стать незаурядным парковым дизайнером, а земля и средства свалились ей в руки, когда она вышла за Десмонда Флори. То, что она овдовела в конце войны, печально, но огромный загородный дом и колоссальное наследство, безусловно, смягчили боль после смерти первого мужа.

Уин Карвер не преминула слегка поехидничать и по поводу недолго продолжавшегося второго замужества. Но в том, что касалось путешествий и книг Дэвины Флори, ее неообыкновенной способности проникновения в культуру Восточной Европы, глубоких политических и социологических исследований, при том, что происходило это в трудное и опасное для региона время, здесь ничего, кроме похвал, не было. Автор статьи писала о книгах по «антропологии», которые появились благодаря этим путешествиям. С очаровательной льстивой нотой она вспомнила и о своих студенческих днях двадцатилетней давности, о том, как читала два единственных романа Дэвины Флори — «Владельцы Мидиана» и «Частное лицо в Афинах». Свою оценку и восприятие она сравнивала с восприятием Китса произведений Гомера в переводах Чэпмена, а описание неудачной попытки шотландских поселенцев обосноваться в Дарьене на тропическом побережье Карибского моря произвело на нее неизгладимое впечатление.

И, наконец, она перешла к довольно подробному разбору первого тома автобиографии «Маленькая негодница большого семейства». Уэксфорду, предполагавшему, что названием послужила цитата из «Двенадцатой ночи», было приятно узнать, что его догадка подтвердилась. Дальше, следуя мемуарам Дэвины Флори, шло краткое изложение ее детства и юности и упоминание о встрече с Харви Коплендом; заканчивала мисс Карвер несколькими — в буквальном смысле — словами о дочери мисс Флори, Наоми Джонс, являющейся совладелицей кингсмаркхэмского художественного салона, и внучке, ее тезке.

В последних десяти строчках статьи мисс Карвер размышляла о возможности пополнения списка почетных званий Дэвины Флори присвоением ей звания кавалера ордена Британской империи 2-й степени, считая, что такая возможность весьма велика. Смысл размышлений сводился к тому, что должно было пройти еще год-два, прежде чем мисс Флори стала бы кавалером ордена. В большинстве случаев, писала она, «обычно ждут, когда тебе исполнится восемьдесят лет, потому что после этого жить остается совсем недолго».

Жизнь Дэвины Флори оказалась недостаточно продолжительной. Ее оборвала неестественная и насильственная смерть. Уэксфорд, который читал журнал в следственной комнате Тэнкред-хауса, отложил статью и прочитал приготовленную для него Гэрри Хиндом распечатку пропавших драгоценностей. Их было не так много, но все дорогие. Он встал из-за стола и через двор направился к дому.

Зала была убрана и вымыта. В воздухе стоял запах дезинфицирующего средства — смеси лизоля и какого-то цитрусового сока. Бренда Гаррисон переставляла неправильно расставленные после уборки столики, цветы, кресла. Ее преждевременно изрезанное морщинами лицо выражало крайнюю сосредоточенность, что достигалось, несомненно, все теми же морщинами. На лестнице, тремя ступеньками выше того места, где ковер был запачкан не поддающимися выведению пятнами и закрыт холстом, сидела голубая персидская кошка Куини.

— Вам приятно будет узнать, что Дэйзи поправляется, — сообщил Уэксфорд.

Она уже знала.

— Полицейский сказал мне, — ответила она без энтузиазма.

— Миссис Гаррисон, сколько времени вы с мужем работаете здесь?

— Уже десять лет.

Уэксфорд удивился. Десять лет — большой срок. Он ожидал большего проявления заинтересованности к этой семье, больше чувств.

— Мистер и миссис Копленд были вам хорошими хозяевами?

Она пожала плечами. Ее руки тем временем протирали красно-синюю сову из старинного фарфора сорта «краун-дерби» с маленькой фирменной короной над буквой «д», и, прежде чем ответить, она поставила ее на полированный столик. Затем произнесла задумчиво, так, словно этому предшествовали долгие размышления:

— Их трудно было понять.

Спустя секунду, поколебавшись, с гордостью добавила:

— Во всяком случае, нам.

Встав со ступеньки, кошка, потянувшись, медленно направилась в сторону Уэксфорда. Остановившись перед ним, она ощетинилась и сердито посмотрела на него, затем неожиданно сорвалась с места и взлетела вверх по ступеням. Несколько минут спустя они услышали шум. Звуки были такие, словно наверху скакал жеребенок: удары, толчки, грохот.

Бренда Гаррисон зажгла один светильник, затем другой.

— В это время Куини всегда так носится, — сказала она и чуть заметно улыбнулась.

Глядя на нее, Уэксфорд понял, что она относится к таким людям, которых забавляют выходки животных. За редким исключением они видят смешное лишь в обезьянках, играющих посудой, собаках, напоминающих хозяев, котятах, посаженных в корзинку. Именно благодаря таким и существует цирк.

— И всегда в одно и то же время?

Он взглянул на часы: без десяти шесть.

— Чуть раньше, чуть позже, но в общем — да. — Искоса посмотрев на него, она вновь усмехнулась. — Она очень умная, а вот время сказать не может, понимаете?

— Хотел бы спросить еще вот о чем, миссис Гаррисон. Здесь, поблизости, не встречались ли вам за последние дни или даже недели посторонние? Незнакомые люди? Кто-то, кого вы не ожидали бы увидеть поблизости от дома или усадьбы?

Она задумалась, затем покачала головой.

— Вам надо спросить у Джонни. У Джонни Гэббитаса, вот у кого. Он ходит по лесу, в доме почти не бывает.

— А сколько времени он здесь работает?

Ее ответ немного удивил Уэксфорда.

— Может быть, год. Не больше. Подождите-ка, думаю, что в мае будет как раз год.

— Если вы вспомните что-нибудь, что-то странное или необычное, вы ведь скажете нам об этом, не так ли?

К этому времени уже начинало смеркаться. Когда Уэксфорд обходил вокруг западного крыла, вспыхнули лампы, установленные в нише стены и включавшиеся от часов. Он остановился и обернулся на лес и выходившую из него дорогу. Прошлой ночью два человека наверняка добирались или этой дорогой, или проселочной, другого пути просто не было.

Почему же никто из четырех находящихся в доме людей не слышал, как подъехала машина? Возможно, они слышали. Трое из них уже ничего ему не скажут. Дэйзи не слышала, это все, что он знал. Но если один из троих и услышал шум мотора, то, во всяком случае, при Дэйзи никто об этом ничего не сказал. Завтра он, конечно, узнает от Дэйзи больше.

Эти двое в машине хорошо видели освещенный дом. К восьми вечера лампы в нише стены горели уже два часа, а свет в доме включили гораздо раньше. Основная дорога вела прямо к лужайке и проходила через проем с башенками в каменной стене. Но, предположим, машина не подъехала к дому, а свернула налево, еще не достигнув стены. Свернула налево и потом направо на дорогу, где он сейчас стоит, эта дорога шла вдоль западного крыла метрах в двадцати от дома, огибала задний двор, куда выходила задняя дверь, затем шла по краю сада вдоль высокой живой изгороди и углублялась в сосновые насаждения, за которыми стояли дома Гаррисонов и Джона Гэббитаса.

Чтобы выбрать этот путь, надо хорошо знать Тэнкред-хаус и его окрестности. Это также означает, что кому-то было известно, что вечером задняя дверь не запирается. Если машина с преступниками подъехала к дому именно этим путем и остановилась возле кухонной двери, то возможно, даже вероятно, что никто из сидящих в столовой и не услышал, как она подъехала.

Но ведь Дэйзи слышала, хоть и не видела того, второго, слышала, как он завел машину, которую она не видела, но слышала уже после того, как первый, кого она видела, выстрелил в нее, убив перед этим ее родных.

Возможно, второй вышел через заднюю дверь и подогнал машину к входной двери. Услышав шум наверху, он выскочил из дома. Человек, который стрелял в Дэйзи, тоже услышал шум наверху, поэтому он и не сделал второго выстрела, который был бы для Дэйзи смертельным. Шум произвела, конечно, кошка, Куини, но эти двое не знали про кошку. Вполне вероятно, что ни один из них никогда не бывал на третьем этаже, но они знали, что он есть. И они понимали, что там может находиться кто-то еще.

Такое объяснение подходило во всех отношениях — за одним исключением. Уэксфорд стоял у обочины и размышлял именно над этим исключением, когда вдруг на дороге, ведущей из леса, вспыхнул свет фар. Не доезжая до стены, машина свернула влево, и Уэксфорд увидел, что это «лендровер» Джона Гэббитаса.