Поднебесная (сборник) - Александр Образцов

Михаил Аркадьевич. Абрикосовое? Мм. Положи три плода. (Пауза.) Угости соседей, все тебя учить.

Леокадия Матвеевна. Риточка, попробуйте краснодарского варенья!

Рита. Спасибо большое, Леокадия Матвеевна, мы пьем с вишневым.

Михаил Аркадьевич. Без косточек?

Рита. С косточками.

Михаил Аркадьевич. Вы бы уважили старых людей. Наши плоды без косточек.

Рита (встает с вазочкой). А вы попробуйте нашего.

Михаил Аркадьевич. От вишневого у меня изжога.

Леокадия Матвеевна. А я люблю вишневое. (Меняются вазочками.)

Михаил Аркадьевич. Ты все любишь.

Леокадия Матвеевна. Я очень люблю земляничное.

Михаил Аркадьевич. Губа у тебя не дура.

Юрик. Интересно, землянику поместили в Красную книгу?

Рита. Красная книга для животных.

Юрик. Не все равно? Смысл вопроса не меняется.

Рита. Зато меняется отношение к спрашивающему.

Юрик. А мне это как-то…

Рита. Я знаю.

Михаил Аркадьевич. В войну было много земляники. А какие были урожаи!

Рожь стеной стояла.

Рита. Природа протестовала против войны.

Леокадия Матвеевна. А я всю жизнь живу в городе.

Михаил Аркадьевич. Мм…

Леокадия Матвеевна. Что, зубы?

Михаил Аркадьевич. Я же сказал, что не ем варенья! Так нет же – подсунула.

Рита. У нас есть зубной элексир. Поможет, честное слово. Я сейчас принесу.

Уходит.

Михаил Аркадьевич. От соседей больше сочувствия, чем от тебя.

Юрик уходит. Входит Рита, подает элексир.

Михаил Аркадьевич. Спасибо, Риточка.

Рита. Что вы! Не за что.

Комната молодых

Через некоторое время.

Рита (входит). Это невыносимо!

Юрик. Что случилось?

Рита. Михаил Аркадьевич – прямой человек, то, что думает, то и говорит. Ничего не могу сказать плохого… Но эта… Представляешь, десять минут стояла у раковины и мыла одну тарелку!

Юрик. Ну и что?

Рита. А мне нужна была вода!

Юрик. Ну и сказала бы ей.

Рита. Но нельзя же быть такой толстокожей! Такие вещи надо чувствовать затылком! Мне кажется, она специально стояла.

Юрик. Мало тебе забот.

Рита. Юрик, ты меня не уважаешь.

Юрик. Почему? Уважаю.

Рита. Если бы уважал, то хотя бы посочувствовал.

Юрик. Я сочувствую.

Рита. Так не сочувствуют. Ты вдумайся в это слово: со-чувствие. Ты должен проникнуться моим состоянием и хоть немного пострадать вместе со мной. Юрик. Это уж садизм какой-то. С какой стати я буду страдать вдвойне? Рита. А ты думаешь, что любовь – это положительные эмоции? Только сострадая можно любить. Вдумайся в это слово – со-страдание.

Юрик. А ты вдумайся в такое слово – со-существование. Ты же видишь, что я занят. Рита. Хорошо. Я промолчу. Но учти, что отрицательные эмоции не должны скапливаться в организме. Лучше мелкие ссоры, чем зрелое не-понимание.

Юрик. И я промолчу.

Молчат. Рита шевелит губами и бурно дышит от желания говорить.

Рита. А в ванной…

Юрик. Мы же договорились…

Молчат.

Рита….повесила тряпку на кран!

Юрик. Рита!

Молчат.

Рита. Ты слышишь, как уходит любовь? Кап… кап… кап…

Рычание воды в водопроводе.

Юрик. Да, я слышу.

Комната пожилых.

Леокадия Матвеевна. Все-таки прошлые соседи были лучше.

Михаил Аркадьевич. Ты мне Риту не трогай.

Леокадия Матвеевна. Господи, старый человек… Скоро в лифчике ходить будет. Бесстыжая.

Михаил Аркадьевич. Пусть ходит. Она здесь прописана.

Леокадия Матвеевна. А еще педагог.

Михаил Аркадьевич. Тебе бы всех сейчас в комбинезоны одеть. Ух ты, какая, оказывается, ревнивая. А я и не знал.

Леокадия Матвеевна. И неряха. Посуду плохо моет.

Михаил Аркадьевич. Ничего, у нас мух нет.

Леокадия Матвеевна. Будут.

Михаил Аркадьевич. Слушай, я вот все думаю, когда у тебя завод кончится? Сорок пять лет одна и та же музыка.

Леокадия Матвеевна (издает нечленораздельный звук негодования.)

Михаил Аркадьевич. Пружина лопнула.

Леокадия Матвеевна (смиренно). Еще Марья-заступница страдала… Ничего… Сколько уж вынесла… ничего.

Михаил Аркадьевич. Что ты там бубнишь? Ты мне эти религиозные штуки прекрати! Не засоряй эфир!

Леокадия Матвеевна. Раньше, бывало, со старушками поговоришь, и то легче… И скамейку убрали…

Михаил Аркадьевич. И правильно сделали. Как это он поет? «А беззубые старухи и не будет больше слухов!» Вот от вас все и идет! Мыла не будет! Р-раз – и все расхватали до последнего куска. Помазков не будет! Р-раз – и кожу намылить нечем. Мяса не будет, того не будет, этого! Тьфу! Я бы издал указ: старухам больше трех не собираться. И наступит полное изобилие.

Леокадия Матвеевна. Надо было мне за Корсунского выходить. Спокойный человек…

Михаил Аркадьевич. Ты учти, Леокадия, молочновосковая спелость прошла.

Как человек, ты давно кончилась. Меня держись.

Пауза.

Михаил Аркадьевич. Нашла о ком жалеть. Корсунский. У него мозги на парафине. (Пауза.) Его паяльной лампой надо разогревать. (Пауза.) Как ты все-таки можешь человека расстроить! (Пауза.) Читай. И вдумчиво читай, вдумчиво!

Читают.

Комната молодых

Спустя еще некоторое время.

Юрик врывается в комнату, ходит кругами.

Рита. Что с тобой? Почему ты такой бледный?

Юрик. Ничего. (Ходит.) Как последний пацан! (Ходит.) Мало на работе унижений!

Рита. Да что случилось?

Юрик (останавливается). А то! Твой распрекрасный прямодумающий старый хрыч будет учить меня жить! Читать мне лекции о вреде никотина! Запрещает курить на кухне! Скоро в туалете поставит дымоуловитель! Счетчик Гейгера!

Рита. Юрик, успокойся.

Юрик. Чего успокойся! Я и не волнуюсь! Мне дико! Ты представь, я курю, на кухне никого нет. Вдруг раздается скрип двери, потом скрип суставов и я из-за какого-то интеллигентского размягчения мозга гашу сигарету и разгоняю дым руками! Мне становится стыдно, понимаешь? Стыдно из-за того, что я существую, что я занимаю место в пространстве, которое хотели бы видеть пустым, без меня! (Садится.) Не-ет, так нельзя. Надо твердо поставить себя. Иначе нас сожрут: мы лишимся третьего измерения и будем скользить по стенам.

Рита. Юрик, вот теперь ты мне нравишься.

Юрик. Надо успокоиться… Полное расслабление… (закрывает глаза, вытягивается.)

Рита. Да, голова должна быть ясной.

Юрик (вскакивая). Плевать я хотел! Как только вылезут на кухню, демонстративно выйду и закурю!

Рита. И выйди!

Юрик (садится). Нет, это мелко. Надо провести крупную акцию.

Рита. Давай думать.

Юрик. Чтобы поняли, понимаешь?.. Чтобы сквозь бетон черепов дошло, что мы не те жалкие очкарики, которых они унижают в очередях, которые… Давай думать…

Комната пожилых.

Михаил Аркадьевич. Леокадия, готовься.

Леокадия Матвеевна. А?..

Михаил Аркадьевич. Ты правильно заметила. Глаз у тебя есть. (Передразнивает.) «Михал Аркадьич! Михал Аркадьич!» А сама плетет, плетет, плетет! Искусительница! Все зло на земле из-за вас. Глазки, спинка, а внутри – змея! Подзуживает, подзуживает! Какой был, а? Тихоня, все молчком, молчком. Инженер, одним словом. А как она его настроила, навозбудила?.. Пожилому человеку, в отцы годящемуся, в деды, такое сказать! «Вы демагог». Ты слышишь? Де-ма-гог! Страшное слово! Мат бы стерпел, этого – не стерплю!

Леокадия Матвеевна. А это, наверно, мат и есть.

Михаил Аркадьевич. Нет. Это политическое слово.

Леокадия Матвеевна. Батюшки!

Михаил Аркадьевич. Готовься, Леокадия, будут бои. Держи оборону на кухне. У тебя передний край. Директивы будешь получать здесь. И никакой самодеятельности! Поняла?

Леокадия Матвеевна. А такая была вся…

Михаил Аркадьевич. Я спрашиваю – поняла?

Леокадия Матвеевна. Поняла, Мишук.