Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Родные мамы были гражданами Турции, но имели арабское происхождение и изначально прибыли из Сирии. Когда она была ребенком, людей с арабскими корнями в Турции часто посылали на обязательную военную службу на курдских территориях, где конфликт был в стадии обострения. Дедушка, успешный продавец шин, и мамины старшие братья рассказывали истории, как в пятидесятые и шестидесятые годы вооруженные турецкие солдаты приходили и заявляли: «Мы поимеем всех ваших девиц. Мы вас убьем. Вы не настоящие мусульмане». В результате люди, проживающие в районах, прилегающих к арабо-турецкой границе, начали оказывать сопротивление. Они создали местные службы охраны правопорядка и следили за окрестностями, позволяя селиться там только христианам и людям, имеющим арабские корни.
Мама рассказала, что подростком влюбилась в турецкого полицейского. Они хотели пожениться, но братья сказали ей, что убьют ее, если она выйдет замуж за турка. Бабушка симпатизировала молодой паре, но братья были тверды: их сестра никогда не выйдет замуж за турка или суннита.
Мама отвергла предложение полицейского, но ее сердце было разбито, и она злилась на свою семью. «Я молилась, чтобы Господь забрал меня от них далеко-далеко, за семь морей», – рассказывала она. Отчасти именно по этой причине она уехала работать в Германию. Когда они с папой начали встречаться и решили пожениться, она не сообщила об этом родным. Она сказала им уже после свадьбы, потому что боялась того, что они могут сказать или сделать.
И мама была права: старая рана все еще давала о себе знать. Ее братья пришли в бешенство. Они запретили сестре выходить замуж за турка, а теперь она уехала и выходит замуж за человека, который даже не с их части мира, да еще, ко всему, суннит! Кое-кто из братьев даже угрожал, что убьет ее. Когда моя сестра Фатима из-за родовой травмы получила поражение мозга, братья предполагали самое худшее. «Вот увидишь, теперь он бросит тебя, потому что у тебя больной ребенок», – сказал маме один из них. Папа никуда уходить не собирался, но даже через год, когда родилась Ханнан, некоторые из моих дядьев с ним не разговаривали.
Именно тогда моя марокканская бабушка пошла к письмовнику и продиктовала ему послание моим бабушке и дедушке в Турцию. «Мы благородные люди, – писала она. – Вы говорите, что вы потомки пророка Мухаммеда. Мы тоже потомки пророка Мухаммеда и не позволим так к нам относиться. Мы любим вашу дочь и приложим все усилия, чтобы она стала частью нашей семьи».
Возможно, это письмо возымело какой-то эффект, потому что, хотя дяди продолжали злиться, дедушка начал оттаивать. Когда папа, мама и мои сестры первый раз приехали в Турцию, чтобы навестить маминых родных, некоторые из ее братьев отказались пожать моему отцу руку и выходили из комнаты, когда он входил. Они сказали маме, что никогда не примут ее брак.
Дедушка положил этому конец. «Пора и меру знать, – сказал он своим сыновьям. – Он часть нашей семьи, и вы должны это принять». Дедушка поприветствовал моего отца и приказал дядям сделать то же самое. «Я все еще глава этой семьи, – сказал он. – Если вы не хотите делать того, что я говорю, вы мне больше не сыновья».
В последующие годы родители расположили бабушку и дедушку к себе тем, что так хорошо о них заботились. Они каждый месяц посылали в Турцию деньги и, когда один из маминых братьев не захотел идти на обязательную военную службу, помогли ему от нее откупиться. Этот ее брат состоял в студенческом политическом движении и в конце концов был вынужден покинуть страну. Родители помогли ему получить немецкую визу, и несколько месяцев он жил у нас. Все это доказало, что мой отец полностью достоин мамы и ее семьи.
Во время моего пребывания в Ираке все эти истории потоком полились из уст моей матери. Как только я сказала ей о растущей ненависти между шиитами и суннитами, она стала говорить такие вещи, каких я от нее раньше не слышала.
– Они причинили нам так много страданий, они убивали нас, – сказала она как-то вечером.
– Кто «они»?
– Сунниты.
– Мама, твои дети – сунниты!
Я слышала, как папа спрашивает ее, о чем она говорит, и услышала его слова: «Не забывай, мы оставили все это в прошлом!»
Мама рассказала мне, как росла в Турции и как, когда она была ребенком, турки приходили и угрожали: «Мы вас всех убьем».
– Так это потому, что вы были арабами, а не из-за того, что вы шииты, – сказала я. – Если бы вы были суннитами, они говорили бы то же самое.
– Да, – согласилась она, – ты права.
Я рассказала ей, как отряды боевиков, преданных шиитскому лидеру Муктаде ас-Садру приходили в кварталы, где жили вперемежку и сунниты, и шииты, и говорили суннитам, что убьют их, если они не покинут своих домов. Садр хотел, чтобы эти места стали шиитскими анклавами.
– Почему шииты делают это? – спросила я у мамы.
– Они тоже страдали, – ответила она. – Посмотри, что происходило с ними раньше.
Я сказала, что сунниты и шииты жили в одних и тех же багдадских кварталах многие десятки лет. Теперь все изменилось, потому что фундаменталисты объявили эти районы своими. «Ты не понимаешь, о чем говоришь, – добавила я. – Эти люди – преступники».
Подъем шиитов в Ираке поддерживали возвращающиеся из изгнания влиятельные иракские политики и религиозные лидеры, у которых были связи в Иране. Часто они даже подолгу жили там. Одним из них был Нури аль-Малики, который позже стал премьер-министром Ирака. При Саддаме Хусейне он считался диссидентом и до возвращения в Ирак в 2003 году жил в Иране и Сирии. Другим был аятолла Мухаммед Бакр аль-Хаким, сыгравший важную роль в усилиях США создать новое иракское правительство. После того как аль-Хаким более двадцати лет провел в изгнании, он вернулся как глава объединения, которое сейчас называется Высшим советом исламской революции – ведущей шиитской политической организации. Аль-Хаким набрал отряды боевиков, известных как «Бригады Бакра». Вооружила эти объединения иранская революционная гвардия. После падения Саддама Хусейна Иран продолжал оказывать политическую, финансовую и военную поддержку Высшему совету и «Бригадам Бакра».
Пока мои друзья-журналисты ходили поиграть в бильярд в отель «Хамра», я проводила вечера, уткнувшись в политические книги и готовя доклады для моих преподавателей. С тремя из них я заключила соглашение: они разрешают мне пропускать лекции, если каждую неделю я буду присылать им доклады. В том, чтобы по вечерам читать Маркса или пытаться понять теорию сложной взаимозависимости, когда днем на твоих глазах терпит крушение целая нация, было что-то сюрреалистическое.
Я задавалась вопросом, как Соединенные Штаты и Великобритания позволили Ираку попасть в эту ловушку. В то время как мы, репортеры, ясно видели, что трения между сектами становятся все сильнее и религиозные лидеры приобретают все больше влияния, никто во властных структурах, казалось, этим не озаботился. И уж, конечно, этот вопрос не волновал Пола Бремера. Я многого не понимала. Почему бы американским властям не привлечь к восстановлению страны иракских инженеров и архитекторов, которые были среди лучших в арабском мире? Вместо этого они заключали контракты с иорданскими, ливанскими, британскими или американскими фирмами, которые затем подряжали иракцев. В этом не было никакого смысла.
В детстве, во Франкфурте, я обожала американских солдат, но теперь я увидела этих солдат – и саму Америку – абсолютно с другой точки зрения. Я выросла неподалеку от американской военной базы. По словам мамы, когда я ходила в детский сад, любила флиртовать с солдатами. Когда я встречала их на улице, они тут же начинали улыбаться и угощали меня жевательной резинкой или леденцами на палочке. Куда важнее было то, что американцы много работали в школе для детей-инвалидов, где училась Фатима. Каждый год они организовывали Параолимпиаду. Она проходила на поле с травяным покрытием, там были хот-доги, газировка и мороженое. Каждый солдат-волонтер опекал одного ребенка, а каждый ребенок получал медаль.
Но те американские солдаты, которых я увидела в Ираке, вовсе не были дружелюбными. Я начала понимать, что большинство американских солдат почти ничего не знают об Ираке или об арабской культуре. Однажды, когда я решила пойти на пресс-конференцию в Зеленой зоне, я намеренно встала в очередь с иракцами, а не с иностранцами. Пока я ждала, мимо прошел американский солдат с пистолетом в руке, он гримасничал и сплевывал на землю. Я заметила, что стоящие в очереди иракцы шокированы.
– Простите, – обратилась я к солдату по-английски, – не делайте так. Это очень грубо. Это словно вы плюете на их страну.
В Ираке я не очень много времени проводила среди американских солдат. Но однажды в июле 2003 года мне позвонил мой иракский информатор, который сказал мне поспешить в Мосул. «Здесь стреляют, – сказал он. – В перестрелке участвуют американские солдаты. Больше я сказать не могу, телефоны могут прослушивать.
- Николай Георгиевич Гавриленко - Лора Сотник - Биографии и Мемуары
- Волконские. Первые русские аристократы - Блейк Сара - Биографии и Мемуары
- Убийство Царской Семьи и членов Романовых на Урале - Михаил Дитерихс - Биографии и Мемуары
- 100 ВЕЛИКИХ ПСИХОЛОГОВ - В Яровицкий - Биографии и Мемуары
- Скуки не было. Вторая книга воспоминаний - Бенедикт Сарнов - Биографии и Мемуары
- Кристофер Нолан. Фильмы, загадки и чудеса культового режиссера - Том Шон - Биографии и Мемуары / Менеджмент и кадры / Кино
- Крупская - Леонид Млечин - Биографии и Мемуары
- Без тормозов. Мои годы в Top Gear - Джереми Кларксон - Биографии и Мемуары
- Роковые годы - Борис Никитин - Биографии и Мемуары
- Красные бокалы. Булат Окуджава и другие - Бенедикт Сарнов - Биографии и Мемуары