На волоске - Лиза Сивен

моменту, когда мне уже пора выходить, я успеваю так задуматься, что подпрыгиваю от неожиданности, завидев наконец в открытых дверях нужную остановку. Я спешно проталкиваюсь к выходу и еле успеваю выскочить, прежде чем двери закрываются прямо у меня за спиной.

Я быстро забираю Манон. Противная девчонка ноет, потому что хотела поиграть подольше. Чтобы она наконец перестала изводить меня, я спрашиваю ее о том, что она ела на обед. Работает безотказно: долгие десять минут она с улыбкой до ушей в деталях расписывает мне каждое блюдо. Я почти не слушаю, потому что все еще размышляю над дикой идеей, которая зародилась у меня еще тогда, когда девочки договаривались о встрече в медиатеке. Я мог бы наведаться туда… с волосами.

Это очень плохой план. Если Сурая меня узнает, она выдаст меня своим подругам и нарушит свое негласное обещание не смеяться надо мной. Обо мне опять поползут слухи, и я не уверен, что смогу снова пережить это, не сменив школу.

Но меня снедает желание хотя бы попытаться, оно зудит, как укус комара, и не дает мне покоя. Будто мне не терпится содрать с себя кожу, даже если я при этом начну истекать кровью. Стекло напоминает мне и о другом отражении, не том, где мое лицо наполовину закрыто бейсболкой. Искусственно улучшенная версия меня дерзко бросает мне вызов, задрав подбородок и расправив плечи. Нужно только достать клей, чтобы снова стать этим типом, и собрать волю в кулак, чтобы явиться завтра в медиатеку.

Выходя из ванной, я натыкаюсь на отца, который с диким воплем отскакивает к стене, схватившись за сердце. Не на шутку перепугавшись, я бросаюсь к нему, чтобы поддержать его.

— Папа? Все хорошо?

— Да, уф, извини. Просто я не был готов…

Его напугали мои волосы! Что ж, тут нечему удивляться. Папа всегда чуть что начинает кричать. Например, однажды в магазине он изучал ценник дивана, когда рядом с ним уселась Манон. Застигнутый врасплох, он заорал как сумасшедший. Если он будет каждый раз так пугаться, его однажды точно удар хватит.

Он на слабых ногах возвращается в свою комнату, чтобы надеть любимый спортивный костюм. Двумя минутами позже появляется Андреа.

— Что с дядей?

Она смеряет меня взглядом и, не теряя хладнокровия, предполагает:

— Паук? Мохнатый?

— Можно и так сказать.

Кузина, кажется, рада снова видеть меня в парике. Чего нельзя сказать о сидящей в гостиной Манон — и одному богу известно, как ей удается так вращать округлившимися глазами.

— Ты снова надел парик?

Если бы этот вопрос задал кто угодно другой, я бы смутился.

— Волосяную накладку, я бы попросил.

— Зачем ты вообще ее снимал, если собирался снова надевать?

— Манон!

Андреа жестами просит ее замолчать, но моя сестренка не из тех, кто любит сглаживать углы. Она ждет ответа. Я делаю глубокий вдох.

— Я ношу ее по выходным, чтобы привыкнуть к ней.

— Ах вот оно что.

У нее на лице написано, какой дичью ей это кажется. Еще какое-то время мозг обрабатывает поступившую информацию, а потом она восклицает:

— Потому что ты не хочешь носить ее в школу!

Папа, стоящий на кухне, отвечает на мой умоляющий взгляд тяжелым вздохом.

— Манон, ты не хочешь помочь мне приготовить сладкий пирог?

Она соглашается без раздумий: она всегда любила пачкать руки — особенно когда ей было пять. А уж когда речь заходит о еде…

Андреа падает на диван справа от меня, пока я пытаюсь дотянуться до пульта. Ее глаза, наполовину скрывшиеся под веками, следят за мной, хитро поблескивая.

— Окей, кузина, о чем ты хочешь поговорить?

— Ты снова вернул себе волосы!

— Да…

— Круто! Честно говоря, я уж было подумала, что все пропало, но, как видно, нет?

Она нетерпеливо ерзает, ожидая моего ответа.

— Ну? — торопит она меня. — Рассказывай. Что на тебя нашло? Почему ты передумал?

— Просто начинаю привыкать. В следующем году я смогу носить его постоянно, поэтому морально готовлюсь к этому, надевая на выходных.

Она скрещивает руки на груди и недоверчиво спрашивает:

— Вот, значит, как?

— Да, именно так.

Я не собираюсь рассказывать ей о Сурае. Она грозно потрясает указательным пальцем прямо у меня под носом:

— Я чувствую, что ты что-то скрываешь, мой дорогой Маттео.

Она встает с дивана и поправляет свой жилет с максимальным достоинством.

— Я с тобой еще не закончила.

— Я имею право хранить молчание.

— Не со мной, кузен: я твой ангел-хранитель, имей в виду, и я должна знать все.

Она удаляется, злорадно хохоча. По-моему, она слегка тронулась.

Глава 13

На следующее утро над созданием прически, достойной так называться, я провозился куда дольше, чем рассчитывал. В свою защиту хочу сказать, что я успел отвыкнуть от этого. Я вылил на волосы тонну геля, и пришлось снова их мыть и начинать все сначала. Не так-то просто повторить то, что было у тебя на голове, когда ты вышел из парикмахерской неделю назад… Время идет, я нервничаю, а в дверь стучится Андреа.

— Хорошо, а зубы мне можно почистить?

— И мне, и мне! — нетерпеливо топает ногами Манон.

Я освобождаю ванную, готовясь услышать их ахи и охи. Они, конечно, тут же начинают увиваться вокруг, как кошки.

— Ох, братишка, какой же ты красивый!

— Он идет на свидание! — беснуется Манон. — Он идет на свидание!

Я хватаю ее и быстро зажимаю ей рот ладонью. Если родители это услышат, расспросам не будет конца. А папа еще примется учить меня пользоваться презервативами.

— Да тихо ты! Что с тобой такое?

Андреа хлопает в ладоши, светясь от радости:

— Ты угадала, Пукито! У него свидание! Но с кем? Когда? А главное — как?

— Вовсе нет! Вы все напридумывали.

Мои щеки полыхают. Еще немного, и прыщик на правой скуле лопнет сам.

— Шевелись, Манон, — говорит кузина, подталкивая ее в сторону ванной, — мы пришли чистить зубы.

Они хихикают, как дурочки, а я возвращаюсь к себе и надеваю ту кожаную куртку, которую купил на прошлой неделе и потом со священным трепетом убрал ее в шкаф у себя в комнате. На мне джинсы, новые тенниска и свитер, и я выгляжу в них совсем не так, как в привычных огромных толстовках.

Обувь я достаю из шкафа в прихожей и хмурюсь, разглядывая свои стоптанные кеды. Могут ли они меня выдать? Я сую руки в карманы и улыбаюсь маме, которая стоит у входа на кухню, прислонившись к дверному косяку.

— Мой мальчик вырос, — говорит она, прежде чем подойти и поцеловать меня