Двенадцать цезарей - Мэтью Деннисон

В этом случае Тиберий, как показалось, выбрал другого помощника в управлении государством. В речи, произнесенной в сенате в 20 г. н. э., когда Друз был еще жив, предполагалось, что Тиберий возложил доверие на человека, который недавно сменил его отца на посту префекта преторианской гвардии, — Луция Элия Сеяна. В течение следующих десяти лет правления Тиберия именно Сеян, а не кто-либо из членов императорской семьи, ближе всего подошел к осуществлению власти. Некоторое время он пользовался ею с прямого одобрения принцепса. Впоследствии падение Сеяна оказалось таким же стремительным, как его взлет.

Его имя стало символом честолюбия. Сеян происходил из этрусского всаднического рода, но был усыновлен семьей сенатора Квинта Элия Туберона в Риме. Трудолюбивый и беспринципный (Тацит сообщает, что он продавал свою сексуальную благосклонность «богачу и моту Апицию» предположительно в целях продвижения), он выбрал карьеру отца и «путь чести», чтобы пробиться в элиту общества. Сеян стал другом Гая Цезаря. Позже он настолько пленил Тиберия, что тот, по словам Тацита, «обычно непроницаемый для окружающих, с ним одним оставлял свою скрытность и настороженность».[81] Сеян присоединился к отцу как сопрефект преторианской гвардии, и это положение помогло ему получить привилегированный доступ к императору Он стал чаще видеть Тиберия, когда тот приказал расположить все девять подразделений преторианцев, шесть из которых прежде находились под Римом, в едином лагере на Виминальском холме.[82] Кроме того, это усилило политическое влияние преторианской префектуры, как быстро понял Сеян вслед за назначением отца префектом Египта. Он избрал политику, благодаря которой сделался бы незаменимым для Тиберия. Главным его методом стало руководство сетью платных доносчиков, которые предоставляли свидетельства, необходимые для привлечения к ответственности за измену. Отчасти из-за влияния Сеяна такие судебные процессы стали особенностью правления Тиберия, жертвами которых был прежде всего класс сенаторов, и эти столкновения между императором и сенатом отражаются в сильной неприязни к Тиберию со стороны авторов всех основных исторических источников, за исключением Веллея Патеркула. Приговоры зависели от серьезности преступления и безжалостности судей (это качество Светоний приписывает Тиберию на том основании, что его жестокость не ослабла после падения Сеяна). Римских сенаторов поразил страх, а он, в свою очередь, порождал недоверие друг к другу в этом замкнутом, но достаточно широком сообществе, поскольку таинственная сеть осведомителей не подчинялась принятым внутри него правилам. Страх сенаторов способствовал обострению маниакальной подозрительности Тиберия, и это усилило его зависимость от своего телохранителя-преторианца. Тиберий начал открыто признавать, что этот циничный выскочка является его «партнером по расстановке силков». Он приказал поставить статуи Сеяна не только в общественных местах столицы, но и в лагерях легионеров по всей империи (только сирийские легионы отказались от этого знака неуместной лести, что позже принесет им награду).

Все это случилось после смерти Германика, но при жизни Друза. Предсказуемой оказалась обида Друза, который, по словам Тацита, «не скрывал своей ненависти к нему [Сеяну] и часто жаловался, что при живом сыне Тиберий величает другого помощником императора: многого ли не хватает, чтобы он назначил его своим соправителем?»[83] Сеян отомстил за неприязненное отношение Друза, соблазнив его жену, Ливиллу. Если верить Тациту, телохранитель Тиберия воспользовался возможностью убить противника, подсыпав тому медленно действующий яд с помощью евнуха по имени Лигд. (Дион Кассий приписывает эти сведения первой жене Сеяна, Апикате, которая поровну распределила вину между партнерами по преступлению, Сеяном и Ливиллой, хотя до этого причиной безвременной гибели Друза считали разгульный образ жизни.) После смерти Друза Сеян раскрыл свои честолюбивые планы: в 25 г. н. э. он попросил разрешения Тиберия жениться на своей любовнице, Ливилле. Тиберий отказал. Кончина Друза сделала его наследниками старших сыновей Германика, Нерона и Друза. Император не разрешил повторно выйти замуж как Агриппине, так и Ливилле, лишив обеих возможности родить других наследников и стать центром притяжения оппозиции. В 23 г. н. э. Нерон и Друз все еще были молодыми, но Сеян понимал, что со временем они будут соперничать с ним по влиянию на императора. Отказ Тиберия в браке показал, что его собственные возможности небезграничны. Он ответил кампанией клеветнических слухов и агрессии в отношении Агриппины и ее сыновей, с целью изолировать ее от власти для собственной пользы. Жизнь Агриппины и сыновей, Нерона и Друза Цезарей, была принесена в жертву амбициям Сеяна и подозрениям Тиберия. Стараниями Тиберия и Сеяна число потенциальных наследников императора сократилось до двух: Гая Цезаря, младшего сына Германика и Агриппины, и Тиберия Гемелла, императорского внука и сына Друза. Светоний утверждает, что именно к этому стремился Тиберий: «Он сам же возвел [Сеяна] до высшей власти — не столько из доброжелательства, сколько с тем, чтобы его стараниями коварно расправиться с потомками Германика и утвердить наследником власти своего внука от родного сына Друза». Такое чрезмерное упрощение явно опровергается в отрывках утраченной автобиографии Тиберия, где он заявлял о заговоре Сеяна против сыновей Германика как о причине падения бывшего приближенного[84], и отвергается даже Гаем Цезарем, у которого были самые веские основания для враждебного к нему отношения.

Вилла Юпитера находится на каменистых террасах крутого холма на северо-восточной оконечности острова Капри. Несмотря на множество характерных белых домов, которыми, как веснушками, покрыты заросшие лесом холмы и долины острова, ослепительный вид на голубое море, окаймленные деревьями берега и отвесные скалы сохранились неизменными на протяжении многих лет. Именно в это скалистое «орлиное гнездо», недоступное для внешнего вторжения, на одну из двенадцати вилл на Капри, унаследованных от Августа[85], удалился Тиберий, после того как в 26 г. н. э. уехал из Рима, чтобы освятить храмы Юпитера и Августа в Капуе и Ноле. Он не снизошел до объяснений. Нужно принять во внимание, что в том году во время жертвоприношения Августу произошел неприятный конфликт с Агриппиной, которая постоянно бросала ядовитые насмешки, поскольку в ней самой текла кровь Августов. (Систематические нападки Сеяна на ее друзей и родственников, включая близкую подругу и недавно приобретенную родственницу, Клавдию Пульхру, придавали вдове Германика смелость и одновременно ослабляли ее.) В отношениях Тиберия со своей властной матерью, сенатом и политическими классами Рима продолжало доминировать недовольство. Светоний утверждает, что в течение первых двух лет правления император ни разу не уезжал из Рима.

Он окружил себя учеными мужами и астрологами. Это был спокойный и тесный круг лиц, на первый взгляд вряд ли способный искать наслаждение в порнографических картинах, молодых девушках в одеянии нимф или подростков, обученных искусству восточной эротики, который выдумал Светоний для семидесятилетнего человека на закате жизни. Тиберий, оттягивавший принятие верховной власти в 14 г. н. э., в конце концов согласился с предложением, что в будущем может сложить с себя груз обязанностей «…до тех пор, пока вам не покажется, что пришло время дать отдых и моей старости». На Капри старый, лысый, сутулый Тиберий с лицом, испещренным язвами и болячками, мучившими его всю жизнь, нашел своего рода отдых. Он не означал ни прекращения императорских дел, ни, как утверждают источники, угасания пагубной жестокости. Туристы во времена Светония могли видеть место, с которого преступников «после длительных и изощренных пыток» под наблюдением Тиберия бросали головой вниз в море, где ждали в лодке моряки, которые веслами и баграми выбивали остатки жизни из упавшего в воду тела. В дождливые дни Тиберий, по утверждению Светония, подстрекал ничего не подозревающих гостей напиваться допьяна чистым вином. После этого он обвязывал их половые члены так туго, что они «изнемогали от режущей перевязки и от задержания мочи», — эту двойную пытку придумал он сам.

Тиберий правил, рассылая приказы, а учитывая корявость и запутанность его слога, такое положение дел нельзя было назвать удовлетворительным. В то время как официальным главой оставался император, Сеян сохранял пагубное влияние как его посредник. Сенаторы периодически пытались истолковывать некоторые желания Тиберия, отправленные курьером с Капри: движимые скорее опытом, нежели надеждой, они в этих случаях предпочитали строгость, а не милосердие. Расстояние не ослабило гнев Тиберия, направленный против тех, кого он подозревал в заговоре. Но он понимал, что необходим посредник, подготовленный для того, чтобы стать козлом отпущения в случае неизбежного разоблачения. Он определенно считал, что Сеян ему пригодится. Да и сам Сеян еще не добился своей цели. В отсутствие Тиберия он поднял ставки в игре против Агриппины, внедрив доносчиков в окружение ее и родственников. Сеян играл двойную роль, ухаживая за Агриппиной, заверяя в своей дружбе и давая провокационные советы. Агриппина сохранила присутствие духа, но своей безопасностью она была обязана только влиянию стареющей Ливии. Когда Ливия умерла в 29 г. н. э., «они [Тиберий и Сеян] понеслись, словно освободившись от узды».[86] Тацит утверждает, что при жизни Ливии в Тиберии уживались добро и зло. Когда исчезло ее сдерживающее начало, и при явной поддержке жестокости со стороны Сеяна, Тиберий «предался преступлениям и гнусным порокам, забыв о стыде и страхе и повинуясь только своим влечениям».[87] Несмотря на возмущенные народные протесты, он приказал выслать Агриппину и ее старшего сына Нерона, на следующий год в римскую тюрьму заточили Друза. Остались только два потенциальных кандидата на принципат: третий сын Агриппины, Гай, которому скоро должно было исполниться восемнадцать лет, и одиннадцатилетний Тиберий Гемелл.