Невская битва - Александр СЕГЕНЬ

—    Слышали плеск, да мимо проплыла вторая про­пажа ваша, — улыбнулся Брячислав.

—    Ну, стало быть, прощайте, — сказал Борис, все трое поклонились, повернулись, чтобы уходить, но тут Ярослав, словно бы невзначай, обернулся и спросил:

—    А еще у нас ладушка потерялась, убежала свои­ми сахарными ножками и не можем сыскать. Не у вас ли в палатах прячется княжна молодая, нашему кня­зю суженая?

—    А как звать-то ее?

—    Василисой Микулишной.

—    Несть такой.

—    Вассой Патрикеевной.

—    И такой не знаем.

—    Александрой Брячиславной.

—    Я это! — не выдержав этого занудного торга, подскочила княжна, развеселив всех так, что громкий смех огласил горницу.

—    Так вот же и князь твой за тобой явился, всюду обыскался! — провозгласил Ярослав, и тут пред нею вырос он, высоченный, ростом выше отца и стрыев своих, низко наклонился, входя в невысокую дверь, а сам весь светится, глаза, как драгоценные исмараг-ды32 , русые борода и усы гладко причесаны…

— Здравствуй, ладушка, Александра Брячиславна! Вот тебе от меня дары…

И протягивает ей на одной руке вольный ящик из черно-зеленого медного камня33 , изукрашенный золо­том, а на другой руке — серебряное блюдо с синими винными ягодами и хлопушей3 "1 с наборной бисерной рукояткой.

— Спаси, Христе Боже, — поклонилась Александ­ра, взяла сначала ящик и, как положено, открыла его. В укладке лежали иглы, нити, шелковый и холстяной свитки, наперстки и ножницы, пяльцы и веретено, шильце и мыльце, гребешки и румяна, а также сереб­ряное зеркальце. Взяв его, она поднесла к лицу, посмо­трелась, увидела себя растерянную и взволнованную и дала Александру, чтобы он подышал на ее отраже­ние. Спрятав зеркальце обратно в укладку, передала ящик Апраксе. Затем отломила от кисти одну винную ягоду и съела. Вкусив сладости, должна была вкусить и строгости, взяла хлопушу и протянула ее Александ­ру. Жених взял сей шелех за рукоятку и трижды хлоп­нул невесту по плечам. Хоть и не больно, а немного обидно, но ничего не поделаешь — отныне он будет ее господин и в сладости, и в строгости.

Оставалось лишь поцеловать хлопушу, положить ее поверх винных ягод и отдать другой подружке. Теперь Александру подали лампадку с зажженным витель-ком. Лицо жениха стало степенным и торжественным.

— Вручаю тебе огнь души моей, дорогая моя неве­ста, — молвил князь. — Береги его, и покуда лампад­ка сия будет неугасима, то и душа моя будет принадле­жать тебе, Саночка.

Она взяла из рук его лампаду и испугалась, что не­чаянным движением вдруг сей же час и угасит ее. Са­ма бережно отнесла в угол, поставила под иконы и трижды перекрестилась. Обернувшись, увидела, как Александровы отроки вносят в горницу дорогие наря­ды из алтабаса35 , всякие украшения из серебра и зла­та, усыпанные драгоценными каменьями, жемчуж­ные ожерелья, низанные рефидью36 и рясою37 , в скиз-ку38 и в сетку.

— Это все сработано самим Комом, — сказал Яро­слав Всеволодович, с большой важностью называя имя знаменитого по всей Руси обработчика драгоцен­ных камней.

В голове у Александры закружилось, она чуть не упала и пошла к Александру, чтобы он подхватил ее, но вместо жениха ее с двух сторон поддержали подру­ги. С этого мгновения весь мир стал словно покрыт легким полупрозрачным воздухом и перед глазами княжны так и трепетало пламя неугасимой лампа­ды — души Александра.

На плечи ее легла отделанная лисичками епанча, и вот уже она вне дома, ее ведут в храм, и уже — в хра­ме перед аналоем — рядом с ней жених, и плывет по озаренному храму божественная литургия… И долго, долго, долго еще до обручения, кажется, никогда не наступит ожидаемый час… Но вот он все же настает, и епископ Меркурий говорит им:

—   Хотящие спрягатися, предстаньте пред святы­ми дверьми! И она подошла обок с женихом к царским вратам и увидела, как сверкают на святой трапезе39 об­ручальные перстни — золотой маленький и серебря­ный большой. И две зажженные свечи им дали в ру­ки — Александру маленькую, а Александре большую. Кадя крестовидно, Меркурий взял в свою руку две ла­дони «хотящих спрягатися» и стал водить их по храму:

—   Благословен. Бог наш ныне и присно и во веки веков!

—   А-а-а-аминь! — откликнулся на его призыв весь лик, стоящий в храме. Дьякон стал возглашать ектенью:

—   Миром Господу помолимся. О свышнем мире и о спасении его Господу помолимся. О мире всего миpa, благостоянии церквей Господу помолимся. О свя-тем храме сем, и с верою Господу помолимся. О вели­ком господине и отце нашем Кирилле высокопреосвя-щеннейшем митрополите Киевском и всея Руси Госпо­ду помолимся. О богохранимой стране нашей Русской Господу помолимся. О рабе Божий Александре и рабе Божией Александре, ныне обручающихся друг другу, и о спасении их Господу помолимся. Еже податися им чадом в приятие рода, и о всем яже ко спасению про­шением Господу помолимся. О еже ниспослати им любви совершенней, мирней, и помощи Господу помо­лимся. О еже сохранитися им в единомыслии и твер­дей вере Господу помолимся. О еже благословитися им в непорочнем жительстве Господу помолимся. Яко да Господь Бог наш дарует им брак честен и ложе неск­верное Господу помолимся. О избавитися нам от вся-кия скорби, гнева и нужды Господу помолимся…

Постепенно, пока шло последование, сознание не­весты прояснилось, она то и дело поглядывала сбоку на жениха, видела его нежную юношескую щеку, едва поросшую золотистыми волосами бороду, думала о том, как, должно быть, приятно целовать эту щеку, а внутри у нее все успокаивалось, и уже не хотелось, чтобы все произошло поскорее, а пусть будет долго, степенно, торжественно, ибо ожидание близкого счас­тья уже есть счастье великое.

И вот уж епископ взял с трапезы перстни и стал творить крестные знамения над головами обручаю­щихся:

— Обручается раб Божий Александр рабе Божией Александре во имя Отца и Сына и Святаго Духа, аминь.

Он надел жениху золотой перстенек на мизинец.

— Обручается раба Божия Александра рабу Божию Александру во имя Отца и Сына и Святаго Духа, аминь.

А ей надел серебряный перстень, да он так велик оказался, что сразу на два пальца налез — на обручальный и мизинец. Княжна чуть не рассмеялась, до того ей сие забавно показалось.

Потом Меркурий поменял перстни. Невесте — зо­лотой, жениху — серебряный и снова повторил «Обру­чается…». И в третий раз то же самое, и Александров перстень вновь оказался на двух пальцах у Александ­ры. И снова Саночка едва не прыснула со смеху. Теперь епископ развернул обрученных, и вставший пред ними великий князь владимирский Ярослав Всеволодович сам снял перстни и поменял их местами: золотой — на палец Александры, серебряный — на перст Александ­ра. Обручение состоялось. Епископ стал возглашать благословенную молитву о перстнях. Брячиславна увидела лицо отца своего, веселое и со слезинкой. Он подмигнул дочери сразу двумя глазами, ободряя и поз­дравляя свою любимицу, свою ненаглядную Саночку.

Обрывки детских воспоминаний пронеслись в ее го­лове — испуг при виде медведя в лесу, когда Саночку чуть не съел сей лесной воевода, и не меньший испуг при виде мыши, залезшей к ней на постель, и обида на матушку за то, что она так рано ушла в рай светлый… С обидой вспомнился и князь Данила Романович, как он все спрашивал: «Пойдешь за меня замуж, Саночка, когда подрастешь?» А потом она как-то вспомнила про него, про его хорошие подарки, спросила у отца, а отец сказал: «Ищи-свищи своего Данилу! Он теперь в Угорьских землях40 себе невесту ищет, а про тебя за­был, дщенюшка!» И что там может быть хорошее в Угорьских землях? Ей всегда казалось, что они так потому называются, что там главное горе живет, а угорцы — у горя. Вино, правда, оттуда привозили вкусное, сладкое, сушеную винную ягоду…

— … и десница раб Твоих благословится словом Твоим державным и мышцею Твою высокою. Сам убо и ныне, Владыко, благослови перстней положение сие благословением небесным; и ангел Твой да приидет пред ними вся дни живота их… — возглашал епископ Меркурий.

И вдруг Александра увидела князя Данилу, о кото­ром только что вспомнила. Он стоял поодаль в храме и улыбался ей. Красивый, высокий, статный, борода густая, ровно причесанная, глаза дерзкие… Того и гляди, подойдет и скажет: «Что же ты, Саночка, за другого выходишь? Ведь мне обещала руку свою от­дать!» С него станется.

Но поздно, Данило Романович, зело поздно ты явился! И она приосанилась и вскинула бровь — вот, мол, гляди, за какого жениха я выхожу, не чета тебе! Женись на своих угрянках… Фу! Они противные, как червячок-угрь, личинка овода, что заводится в шкуре у коня или коровы, гадость! Скользкие, извиваются… Женись на таких! А я — вот кому достаюсь, вот мой жених, свет пресветлый Александр Ярославич.