Невская битва - Александр СЕГЕНЬ

Великий князь первым вскочил на своего белого уг-ра58 и поскакал, чтобы встретить свадебный поезд на подъезде своего дома, где ждал нас пышный пир. Про­должая петь долгую завенчальную, мы тоже тронулись не спеша. Я ехал рядом с повозкой молодых, в ней, кро­ме Александра и Александры, сидели дружка Борис, сват Глеб и две подневестницы — Мелания и Евпрак-сия, которая взялась оживленно беседовать с Глебом Всеволодовичем, а я уже ревновал ее и сердился.

Глава двенадцатая

ЯСНОГЛАЗИК

Сердце великого князя Ярослава скакало в лад лег­ким копытам его белого Ветерка. Он мчался к дому, в котором они прожили тут, в Торопце, всю Страстную седмицу и всю Светлую, и где теперь все было готово для веселого пира.

До чего ж быстро промелькнули его годы! Вот уж ему и за сорок, вот уж сын обвенчался только что, сы­нок Сашенька, его ясноглазик. Еще ладони помнят ок­руглость его лысенькой головки, когда он только-толь­ко родился, румяный здоровыш, весельчак и забавник. Еще звенит в ушах его звонкий детский голосок и тре­пещут крылышками его первые милые словечки. Вот ему подарили задорный тимпан — хорошей выделки бубен с громкими звонцами:

—    Матушка! Я мечтал о таком бубене, еще когда сидел у тебя в животе!

—    Без сомнения, — смеялась в ответ Феодосия. — То-то ты в чреве у меня так брыкался — о тимпане мечтал!

Вспомнилось, как впервые назвал его ласково яс-ноглазиком, лет пять Сашеньке было:

—    Ты мой сын любимый, ясноглазик мой.

—    Отченька! Я всю свою жизнь ждал, когда же кто-нибудь назовет меня ясноглазиком!

А Феодосия восхищалась его ушами. Вроде бы уши как уши, а она считала их самыми красивыми в мире:

— Ты мой милоухий!

У первенца Феди точно такие же уши, а она поче­му-то выделяла именно Сашины… Хотя Федю любила ничуть не меньше.

Нет, меньше. Странно как-то, но Саша еще с мла­денчества отличался от других детей. И был всеобщим любимчиком. Ярослав сильно опасался, как бы это не испортило сынка, но чудо — его ничто не могло испор­тить, что бы ни случалось, он оставался все таким же чудесным мальчиком.

Потом, когда Федя внезапно и непостижимо умер, не дожив несколько дней до своей женитьбы, Феодо­сия корила себя за то, что была всю жизнь любезнее с Александром, нежели со своим первенцем, и поклялась никуда не отлучаться из Новгорода, не покидать Федечкину могилку.

Страшно было и теперь, в Торопце — как бы это не злая судьба. Божье наказание, уготованное всем сыно­вьям Ярослава, — умирать накануне свадьбы. Второй такой смерти ни Феодосия, ни Ярослав не пережили бы. Последние дни великий князь был сам не свой, по ночам вскакивал, потому что слышались ему тре­вожные шаги — несут ему страшную весть о том, что Сашенька… Нет! Нет! — взрывался он в своей постели и потом долго не мог уснуть. И лишь в последнюю ночь перед свадьбой, после того как свершилось обручение, могучий сон одолел Ярослава, и князь благополучно проспал от вечера до утра. И вот теперь свершилось — женился Сашенька, не сбылось предчувствие! Какое счастье!

Ярослав подскакал к крыльцу и легко слетел с сед­ла, расстегивая жуковину и сбрасывая с плеч корзно, — жарко! С исподу взопрел. Ему подали блюдо с зерном и хмелем, он взял, подержал его и возвратил — куцы! еще поезд-то во-о-о-н где. Борзенько Ветерок доскакал. Хорошо было стоять на крыльце и ждать свадебный по­езд. И он испытывал величайшее наслаждение, вдыхая весенний сладостный воздух. Чего еще было желать? Сыны растут, старший только что обвенчался, год-дру­гой и внуков даст, жена в Новгороде снова в ожидании, глядишь, еще один сынок будет. А между этим, кото­рый еще в чреве, и Александром — другие пятеро. Ан­дрея на будущий год тоже женить пора. Константину шестнадцать лет, умный молодец, рассудительный. Афанасий и Данила подрастают. Вот только Михаил огорчает — трусоват маленько, перед курицей и то трепещет. Братья дразнят его — Мишка-Зайчишка. Куда сие годится! А и его жалко, он добрый, как Алек­сандр, а вот храбрости не хватает. Каб возможно было куда-нибудь послать купцов, чтоб привезли такую во­ду, от которой люди смелыми становятся, никакую цену заплатить не жалко.

Свадебный поезд приближался. Родственники уже стояли вокруг великого князя, тоже ожидая, когда мож­но будет сыпать на молодых зерно и хмель. Блюдо вновь вернулось в руки Ярослава Всеволодовича. И вот повозка с молодыми встала пред ним, братья вышли из нее пер­выми, затем вывели жениха и невесту, Борис — Алек­сандра, Глеб — Александру. Удачно все же получилось, что у них и имена одинаковые, только святые разные: у него — Александр Воин, у нее — Александра Царица.

Можно ли забыть тот предпоследний день мая, светлый, солнечный и благоуханный, когда Сашенька в Переяславле на свет появился. Отмечалась память Исаакия, игумена Далматской обители, и родильное имя второму сыну Ярослава дано было — Исаакий. Смешно и упомнить сие… «Как там Исашка?» — спра­шивал Ярослав у жены. «Ну что, Исашенька? Будешь крепким князем на Руси?» — вопрошал он улыбчиво­го и бодрого младенца, любившего смеяться, особенно во сне, но, когда начинал его о чем-то расспрашивать, личико делалось вдумчивым, будто он и впрямь пы­тался понять смысл вопроса и размышлял над тем, как достойнее ответить.

На двенадцатый день, десятого июня — было жар­ко — понесли голубчика крестить. С утра уже он весь извертелся, издергался, и между Ярославом и Феодо­сией спор вышел. Ярослав уверял, что это малыша бе-сики крутят, не хотят, чтобы крестился. А Феодосия возражала, уверяя, что это ему просто не терпится по­скорее вкусить христианского света.

—    Вот увидишь, Слава, се великий праведник на Руси будет.

—    Да откуда же ты знаешь?

—    Много ангелов к нему во сне приходят. Спит, а во сне все играет с ними, играет, веселится, гугукает с ангелами.

И крестили его в честь хорошего святого. Перед со­вершением таинства читалась проповедь о житии Александра, который был воином у нечестивого Фиста, правителя Фракии. Сей Фист жестоко мучил хрис­тианскую деву Антонину, требуя от нее, чтобы она ста­ла жрицей капища Артемиды и одновременно его на­ложницей. Затем ангел Господень явился к воину Александру и повелел ему идти на выручку к Антони­не. Александр числился в войске у Фиста среди самых храбрых и доблестных воинов. Не раз он отличался в боях и всегда побеждал врагов. Явившись к Фисту, он сказал, что уговорит Антонину покориться его воле. «Ступай и делай с ней все, что захочешь», — сказал Фист. Но, спустившись в мрачное узилище, в коем бы­ла заключена дева, Александр уговорил ее поменяться с ним одеждами и бежать из темницы, скрываясь под его плащом. «Мне же ничего за то не сделают, ибо я на­хожусь у Фиста в большом почете», — уверял ее он. Антонина согласилась и, скрываясь под одеждами Александра, покинула узилище. На другой день под­мена обнаружилась, и разгневанный Фист приказал мучить Александра, прижигать ему ребра горящими свечами. Узнав об этом, Антонина пришла назад и ста­ла уговаривать жестокого правителя отпустить Алек­сандра, а ее взять вместо него на мученье. Но Фист по­велел замучить обоих, потом сжечь без остатка, а пепел закопать в глубокой яме. Вскоре после совершения страшной казни на изверга напал жестокий недуг, так что он не мог ни есть, ни пить, ни говорить и семь дней корчился в ужасных судорогах, покуда не исторгнул свою нечестивую душу. И после этого всякие гонения на христиан в той местности прекратились.

Вот в честь какого святого нарекли младенца Исаа-кия Александром. И разве не диво, что был он от рож­дения Исашенькой, а после крещенья стал Сашенькой!

А теперь он женился, восходит на крыльцо с моло­дой красавицей-женой, все осыпают их серебряными монетами, зернами и хмелем. Ох, до чего же высок! Ярославу сие удивительно — как получается, что сын вырастает выше, нежели отец? Сам Ярослав высок рос­том, но все же не таков верзила. Отец Ярослава, Всеволод Юрьевич, еще ниже ростом был. Дед, Юрги69 Вла­димирович, прозваньем Долгорукий, славился мно­гим, но только не высотою — был он коротенький, можно даже сказать, махонький. Говорят, кое-кто за глаза его даже называл обидным прозвищем Вершок. Однако сей вершок далеко распростер свои владения, оттого и заслужил иное прозвище — более знаменитое.

Так что не в росте дело, хотя и приятно видеть сы­на, выделяющегося среди всех красотою и статью.

Встали сын и невестка перед великим князем, низ­ко поклонились ему, до самой земли. Тут отроки за­брали из рук Ярослава блюдо, а вместо него дали ико­ну для благословения.

—   Живите крепко, дети мои, — осеняя святым об­разом склоненные головы молодых, произнес великий князь громко. — Во имя Отца и Сына и Святаго Духа. Поздравляю тебя, ясноглазик ты мой! Жду внучков поскорее. Стороне нашей теперь многое множество но­вых людей понадобится, большой урон понесли, а впе­реди еще неведомо, какие нас ждут ущербы. Хорошо бы сегодня тебе, невестушка, да и понести, ей-богу! — Он ласково улыбнулся Александре. Милое лицо у нее, а глаза такие же ясные, как у сына. Даст Бог, такое же большое гнездо населит, как и они с Феодосией, как и отец Ярослава, у коего и прозвище красноречивое — Всеволод Большое Гнездо.