Закон Выброса - Силлов Дмитрий Олегович sillov

Но эффект был ужасным.

Тент сгорел моментально. И все, что под ним, – тоже. Когда автомобиль Геращенко проезжал мимо грузовика, почерневшего в мгновение ока и, само собой, остановившегося, то полковник увидел солдат, сидящих вдоль обугленных бортов и превратившихся в черные, поразительно детализированные статуи, прилипшие спинами к этим самым бортам.

Но особо любоваться жутким творчеством Зоны времени не было, и автомобиль полковника вместе с остальными машинами, вновь выехав на шоссе, включился в гонку, главным призом которой являлась жизнь.

Водила, к счастью, попался опытный, понимающий, что такое Зона и как по ней нужно ездить. Аномалии не дуры, сидят в основном на шоссе, отлавливая зазевавшихся сталкеров либо – если повезет – автомобили с парой-тройкой пассажиров.

В одну из них, кстати, и влетел головной БТР, снабженный мощным детектором аномалий. Водитель, видимо, испугался, растерялся, воткнул газ до пола, надеясь побыстрее проскочить опасный участок, – и тут же влетел в гравиконцентрат, расположившийся на шоссе. И детектор аномалий не помог – он, конечно, наверняка сработал, как-никак последняя модель, – но водитель на скорости просто не успел среагировать.

В результате передняя треть БТРа моментально превратилась в фольгу с кровавыми прожилками, раскатанную по асфальту. Бестолковому шоферу крупно повезло – он даже понять не успел, что погиб. А вот бойцам, которые сейчас умирали в сильно деформированной остальной части бронетранспортера, повезло меньше. Когда автомобиль Геращенко, вновь съехавший на обочину, проезжал мимо, полковник отчетливо услышал страшные крики людей, запертых в наполовину расплющенных останках БТРа.

Но Геращенко ничем не мог помочь своим бойцам. В Зоне как на войне – есть убитые, есть живые, а есть умирающие в невообразимых муках. И все это – части войны, неотделимые друг от друга, постоянно взаимодействующие, как детали автомата Калашникова.

Полковник давно разучился переживать по поводу этих легко взаимозаменяемых деталей. Сломался боек у автомата? Нормальный боец по этому поводу плакать не будет – просто заменит хорошо послужившую ему деталь, выбросив ее и заменив на новую. Хороший командир поступает так же, не теряя времени на переживания, – ибо пока ты страдаешь ерундой по поводу утраченных запчастей, противник запросто может разнести в хлам всю оставшуюся машину. И тогда будет поздно думать о замене сломанных деталей: когда механизм уничтожен, менять в нем уже нечего.

Естественно, что растерялся не только водитель расплющенного БТРа – при виде настолько масштабного аномального буйства «Дуги» любой может запаниковать. И сейчас главное было – не растерять остатки своей небольшой армии. Не допустить тотальной паники, когда подчиненные бегут сломя голову хоть куда, лишь бы подальше от разбушевавшейся аномалии.

– Все на обочину – и за мной! – прорычал полковник в микрофон. – Быстрее, мать вашу!!!

И еще несколько слов добавил, знакомых каждому. Ибо когда страшно, только ядреный русский мат, которым не говорит, не кричит, а именно ревет непосредственное начальство, способен заглушить инстинкт самосохранения, очень быстро превращающийся в панику.

И – сработало!

Боевые машины организованно съехали с шоссе и на максимально возможной скорости погнали за командирским автомобилем. Молнии «Дуги» продолжали хлестать по колонне, но уже с гораздо меньшим эффектом – в том числе потому, что они стали заметно бледнее и короче. Видимо, энергия разрядов после столь активных действий пошла на убыль. Одна из длинных «ветвей» молнии хлестанула по танку, но сработавшая динамическая защита отбросила ее назад – будто кот решил ударить лапой по раскаленной сковороде и тут же, обжегшись, отдернул ее…

Больше молнии по колонне не били, но на всякий случай полковник сохранял темп передвижения, рискуя влететь в яму, которых на пути было предостаточно, и завязнуть в ней либо перевернуться, – ведь теперь он вел колонну по бездорожью.

Но – обошлось.

Проехав примерно с километр, Геращенко приказал колонне остановиться. И людям нужно было немного прийти в себя, и потери посчитать не мешало.

А они оказались серьезными.

Прорыв мимо ЗГРЛС «Дуга» обошелся подразделению в танк, БТР и два «КамАЗа» – один с личным составом, второй с боезапасом, продовольствием и снаряжением.

– Неважно, – констатировал полковник, выслушав доклад заместителя. – Но группа все равно боеспособна и задание выполнить может, несмотря на потери. Судя по карте, озеро Куписта от нас в трех километрах. Недостающий боезапас вертушки подкинут, сгоняют за кордон и обратно. Ночуем здесь и с рассветом выдвигаемся к заданной точке.

* * *

– Ночуем здесь, – сказал Фыф. – На ночь глядя штурмовать бункер Захарова дело гиблое.

– Думаешь, на рассвете что-то изменится? – усмехнулась Настя. – Или ты прихватил с собой в карманах пару осадных орудий?

– Ежели бой неизбежен, в него надо ввязаться, а дальше как провидение рассудит, – глубокомысленно заявил Данила. – От битвы воину бежать негоже.

– Полностью… поддерживаю… – заплетающимся языком неожиданно поддержал дружинника его «воротник».

– О, кажется наша основная боевая единица очнулась, – хмыкнула Настя. – Ну, теперь мы точно всех негодяев в пленку размажем.

– Попрошу… не издеваться, – сказал Рудик, с трудом фокусируя взгляд. – И вообще, что это… за пугающая фамильярность? Я требую, чтобы меня спустили на землю.

– Да пожалуйста. – Данила повел плечами, и «воротник», соскользнув с них, едва не вывалился из «галоши». – Так, почитай, всегда случается – добро сделаешь, а потом начинается «фамильярность», «требую». Коли в рожу не харкнут заместо благодарности, то хоть прям поклон земной отвешивай благодетелю.

– Да, это точно, добро подарок опасный, – согласилась Настя. – Обычно такой ответкой возвращается, что потом о своей доброте сто раз пожалеешь. Думаю, потому и придумали Долг Жизни, чтоб благодетеля не сразу пулей в лоб благодарили, а немного попозже.

– Ваш цинизм… несомненно, оправдан жизненным опытом, – все еще немного нетрезвым голосом произнес Рудик. – Но не скажете ли вы мне, дамы и господа, куда нас, простите мой французский, черти несут на этом летающем лапте?

– «Галоше», – поправил его Фыф. – Это трофей, который остался от того «мусорщика», что мы завалили. А летим мы как раз Долг Жизни исполнять, если ты забыл.

– Ага, припоминаю, – сказал спир и обеими лапами интенсивно начал тереть виски. – Я сейчас в себя приду и точно все вспомню. Правда, голова трещит, но я справлюсь… Ой!

Данила, стоявший сзади Рудика, примерился – и коротко ткнул ему пальцем в точку под мохнатым затылком.

– Ты чего? – взвился было спир, разворачиваясь и оскаливая клыки, оказавшиеся впечатляюще длинными.

– Зря крысишься, – улыбнулся дружинник. – Там точка есть одна, правда, у людей. Если правильно ткнуть в нее опосля сотрясения головы, то она болеть перестает. Тебе тоже, наверно, помочь сможет – позвоночник и башка есть, значит, и точка там же должна быть.

Спир замер, прислушался к себе и удивленно проговорил:

– Не болит… Надо же! Спасибо тебе, добрый человек.

– Ишь ты! – удивленно поднял брови Данила. – А я уж и не чаял благодарность услыхать. Пожалуйста, обращайся, ежели чего.

– Спускаемся, – сказала Настя. – Фыф прав. Ночью воевать, конечно, можно, но лучше это делать днем. Тем более что энергии в аккумуляторе осталось процентов тридцать. Полетать еще полетаем, но уже без визуальных спецэффектов – «галоша» в режиме невидимости жрет энергию как голодный био.

…Приземлились на берегу небольшого озерца под названием Ковтеб. В «Энциклопедии Зоны» данное озеро значилось как «свободное от мутантов, вода условно питьевая, аномалия одна, но паскудная. Чтоб попить, надо ей скормить вкусняшку».

Больше об озере в «Энциклопедии» ничего не было.

– Уже неплохо, – сказал Фыф, прочитав характеристику озера. – Только не понял: условно питьевая – это как?