Нашествие с севера - Сергей Юрьев

Таверна располагалась прямо в нижнем уровне крепостной стены и даже имела небольшую дверку, ведущую наружу, через которую в более спокойные времена за определенную плату в замок пропускали торговцев дурью, бродячих фокусников и гулящих девиц. Но уже несколько лет этот ход был наглухо замурован, и с тех пор таверна несколько утратила популярность среди всякого отребья, которое часто ходило в лохмотьях, но всегда было при деньгах. Теперь здесь чаще засиживались после караулов дружинники лорда, и это гораздо меньше устраивало хозяина заведения, потому что они часто имели обыкновение не платить, а управу на них найти было труднее, чем на прочую публику.

Когда процессия во главе с лордом приближалась к таверне, все прибавили шагу, надеясь хоть ненадолго попасть в сухое теплое помещение. Соул решил было пробежать вперед, чтобы услужливо отворить перед лордом дверь, но потом справедливо подумал, что тот не откажет себе в удовольствии распахнуть ее ударом ноги. Так оно и произошло, разве что дверь от удара не только распахнулась, а слетела с петель и, разломившись пополам, влетела в тускло освещенное дымными горелками помещение, придавив кого-то уже и так стоявшего на четвереньках. Все, кто был в таверне, тут же повскакивали с мест, хватаясь за оружие, но как только самые бдительные разглядели, кто стоит на пороге, многие из тех, кто мог еще стоять на ногах, встали навытяжку и устремили преданные взоры на своего господина. Лорд пальчиком поманил к себе хозяина таверны, предусмотрительно забившегося в самый дальний угол, и тот, заранее согнувшись в поклоне, быстренько к нему подбежал, не забыв накинуть на руку свежее полотенце. Лорд схватил его за вздернутый подбородок, достал другой рукой из-за пояса кошель с деньгами и сунул его хозяину за шиворот.

– Плачу за всех! – торжественно объявил он и, оттолкнув трактирщика, прошел вовнутрь.

– Слава лорду! – раздался одинокий хмельной крик.

– Слава лорду!!! – подхватил нестройный хор охрипших от длительного веселья голосов.

Трактирщик с помощью двух половых оттащил пару бесчувственных тел от столика, стоявшего в центре, и привычным движением смахнул с него мусор, скопившийся за вечер, но лорд не обратил на это внимания и продолжал стоять, ожидая, когда смолкнут приветствия. Не дождавшись, он поднял правую руку, и наступила тишина.

– Мои доблестные воины… – Он говорил тихо, но в голосе его было что-то такое, от чего многие моментально протрезвели. – Скоро, очень скоро я поведу вас к новым победам и неувядаемой славе. Пора готовить оружие к битвам и отмыть свои рыла от блевотины! Сегодня я еще дозволяю вам хлебать ту отраву, которой поит вас этот висельник. – Дриз указал пальцем на трактирщика. – Но если кого-то из вас я найду здесь завтра, тот будет долго корчиться на дыбе.

Дриз развернулся и, не торопясь, вышел. На улице его ждала промерзшая насквозь свита, которая так и не решилась войти вслед за лордом. Они молча расступились, две дюжины кавалеров и дюжина дам, и когда шел он сквозь их молчащий строй, несколько ненавидящих взглядов вонзилось в его затылок. Он даже не знал того, что, войдя в тело своего слабовольного брата, он уже несколько раз вкушал пищу, обильно приправленную ядом, но, слава Хозяйке (Дряни!), яд уже не мог его убить, а лишь приносил чувство легкого опьянения. Свита последовала за ним, на этот раз несколько бодрее – знали, шельмы, что скоро от них пусть на время, но отвяжутся…

Не успели они и на сотню шагов удалиться от таверны, как гулявшие там сотники и немногочисленные рядовые дружинники начали по одному, по два расходиться. Только те, чьи гарнизоны располагались за пределами стен, решились остаться на ночь, но и они предусмотрительно отказались от вина, уже оплаченного лордом. Трактирщик сразу же почувствовал себя чуть ли не разоренным, но когда он зашел в свою каморку и высыпал на стол содержимое лордова кошеля, ему просто стало страшно – перед ним лежала горка золотых монет чеканки времен Толла Кардога, первого лорда Холм-Гранта. Еще с десяток лет назад каждая такая монета ценилась во много раз дороже, чем новая того же веса и достоинства, но сейчас только наемные варвары соглашались принимать плату подобными деньгами. Ему ничего не оставалось делать, как завтра поутру ссыпать монеты в глиняный горшочек и закопать в укромном месте до лучших времен, чтобы пусть не ему, а хотя бы его потомкам, которых пока не было, они бы пошли на пользу.

Лорд вошел в опочивальню, сбросив прямо на пол в прихожей мокрую накидку. Обшарил пристальным взглядом комнату, особенно ее затемненные углы, подошел к столику, на котором стояла шкатулка со снадобьем, которое глотало это тело, когда еще не было Дризом. Теперь в нем не было нужды, лорд и так знал всё, что нужно и что ему делать. Присутствия Хозяйки не ощущалось, не было и предчувствия, что она появится… На всякий случай он посмотрел сквозь стены комнаты, оглядел мысленным взором окрестности замка, не обнаружив вблизи ни людей, ни даже оборотней. Хоть он и знал, что для Хозяйки, этой Дряни, не существовало ни расстояний, ни стен, ни других препятствий, сотворенных людьми или природой, но ясное ощущение, когда она может появиться, а когда нет, в последнее время его не обманывало. И еще он понял, что стоит ему узнать ее подлинное имя, и они будут на равных, они будут стоить друг друга…

Он дернул за шнурок колокольчика, и через мгновение в опочивальню вошел Соул. Он, конечно, стоял за дверью и терпеливо ожидал, не изволит ли чего его лорд.

– Как, говоришь, зовут ту дамочку, которая сегодня утомилась, сопровождая меня на прогулке? – спросил он, не глядя на Соула.

– Нега, жена эллора Гая Ондора, сотника гвардии Вашей Милости.

– Где сейчас сотник?

– Отправлен третьего дня досматривать пограничные заставы на рубежах с Холм-Готом. Есть основания думать, что он может не вернуться…

– Я тоже так думаю… – сказал Дриз, отстегивая перевязь меча. – А она должна явиться сюда. И пусть поторопится – у нее было время отдохнуть… И еще лирник пусть придет, сыграет нам что-нибудь.

– Эол или Ясон? – уточнил Соул.

– Пусть Эол придет, он старик, ему всё равно…

Лирник пришел первым, молча поклонился, сел, как и надлежало, прямо на пол, положив на колени лиру о дюжине гудов. Его узловатые длинные пальцы легли на струны, пробежались по ним, извлекая нежный перезвон, а сам он посмотрел исподлобья на господина, ожидая, когда тот закажет музыку.

– Играй что хочешь, пока дама не пришла… – Дризу вдруг подумалось о том, что будет, если в самый интересный момент вдруг откуда ни возьмись появится Хозяйка.

Лирник вновь провел пальцами по струнам, робкий перезвон превратился в мелодию, нежную и суровую. Потом он запел своим чистым и сильным голосом, который скорее мог принадлежать юноше, чем старику:

Над долиной Лейнора плывет половина луны,Словно пленники ночи, плывем мы в серебряном свете,Мы ушли из зимы в бесконечное нежное лето,Мы сквозь грохот сражений услышали зов тишины…

Это была древняя песня, которую сложили задолго до Великого Похода, песня о блаженной долине Лейнора, которая принимает души умерших и дарует им новую, лучшую жизнь, но только тем, кто при жизни не преступил Предела, после которого – только остаток жизни и вечная Тьма.

Не успела песня докатиться до середины, как лорд почувствовал смутное беспокойство, чувство Предела, давно оставленного позади. Он рванулся вперед отравленной стрелой, и его лицо застыло перед лицом лирника. А руки его, словно кузнечные клещи, вцепились в лиру, разламывая ее в щепы. А Эол продолжал петь, пока его лира не превратилась в груду щепы, а потом встал и пошел умирать… Лира давалась лирнику его учителем одна на всю жизнь, и если умирала лира, умирал и лирник. Дриз прекрасно знал об этом, и то, что он сделал, было казнью, самой изощренной из всех, которые он когда-либо придумал.

Когда дверь распахнулась, пропуская сгорбленную фигуру Эола, навстречу ему двигался секретарь лорда, держа за локоть смертельно напуганную Негу. Он втолкнул ее в опочивальню и захлопнул за ней дверь. Лорд сидел на корточках, молча ковыряя ногтями останки лиры, а она стояла, прижавшись спиной к двери, и каждое новое мгновение казалось ей страшнее предыдущего. В конце концов Дриз поднялся, подошел к Неге и, легонько потрепав ее за побледневшую щеку, сказал:

– Завтра придешь. В это же время. Сама. – Он сунул ей в руки щепки и обрывки струн – всё, что осталось от лиры. – А это где-нибудь по дороге выброси.

Он распахнул дверь, и молодая женщина в ужасе, пятясь, покинула опочивальню и, не смея повернуться, двинулась по коридору, пока не натолкнулась на Соула, стоявшего в трех локтях от входа в ожидании приказаний. Нега взвизгнула от неожиданности, и собственный крик вывел ее из оцепенения, и она побежала, стремясь оказаться как можно дальше от апартаментов лорда, прижимая к груди обломки лиры…